Мэр очень обрадовался полярному яйцу.
— А то, — говорил, — все кругом африканское, теперь хоть немножко антарктического появилось. Обязательно надо взять кредит и учредить акционерную пингвинячью ферму. То есть пингвиновую. Или пингвинскую?
Он сначала хотел пристроить яйцо в личный курятник, но несушки громадного сувенира пугались. Предложил было безотказному Нджимба Чиумбе высиживать сувенир из Антарктиды, и тот согласился, но долго на закругленной геометрии усидеть не смог, все время соскальзывал. Так что яйцо тихо грелось в валенке, а валенок лежал в сейфе, на котором кипел электрочайник, телевизор показывал «В мире животных», да подбавлял температуры радиоприемник с песнями Филиппа Киркорова. А мэр собрал на совещание всех заинтересованных лиц, прохаживался по своему кабинету и строил коммерческие планы.
— Снег с морозами у нас восемь месяцев в году имеются, — рассуждал он. — А одомашненный, более того, дрессированный пингвин может ловить в Неве сорогу в промышленных масштабах. Наладим выпуск одеял и подушек из особо теплого пуха. Телевидение прикатит, прославимся. Нигде ведь пингвиноферм еще нет.
— Сенсация, — вторил ему городской бизнесмен. — Все путем. Надо обеспечить рекламу.
Мэр подошел к сейфу и приложил ладонь к выкрашенной зеленой краской броне.
— Утюг, что ли, сверху еще добавить, — задумчиво предположил он.
— Вот этого не надо, — отсоветовал бизнесмен. — Прибегут братцы-удальцы и составят противопожарный акт. И утюг отберут.
— А вот чем маленькие пингвинята питаются? — вдруг озаботился мэр. — Или пингвинчики? Вероятно, мамы их молоком вскармливают.
— Какое молоко? — удивился полярник-отпускник. — Пингвины — это птицы. От них надоев не дождешься.
— Зря, — огорчился мэр. — Впрочем, если их как следует акклиматизировать… Представляете, фирменные картонные пакеты с надписью: «Настоящее пингвиновое молоко»… Или «Молочный коктейль „Арктика“»?
— Пингвины в Антарктиде, — опять встрял въедливый полярник.
— Да какая разница! — рассердился мэр. — Людям эти тонкости не важны. Люди ведь как рассуждают? Где мороз покрепче, там и полюс. И они правы. Потому что народ всегда прав.
Полярник хотел сказать, что народ все-таки один раз ошибся, выбрав себе такого мэра, но промолчал.
— А если, как ты говоришь, — покосился на бывшего коллегу мэр, — пингвины — это птицы, то они, стало быть, должны нести яйца.
— Должны! — с вызовом ответил бывший коллега. — Вон у тебя в сейфе одно уже лежит.
Мэр отошел от сейфа, приблизился к полярнику и, заложив руки за спину, изучил выражение его лица. Лицо выражало тоску по антарктическим метелям и стремление как можно скорее вернуться под созвездия южного полушария.
— Так какая у пингвинов яйценоскость? — наконец, прервал паузу мэр.
— Низкая, — с вызовом ответил полярник. — Один раз в год одно яйцо. Так что на обширные яичницы можешь не рассчитывать.
— Жаль, — мирно заметил мэр. — А ведь какая могла быть реклама — «Хватит одного на всю сковородку!». К сожалению, не бывает так, чтоб все и сразу. Будем работать. Глядишь, и приучим пингвинов нестись почаще.
Редактором газеты «Московский набат» служил поэт, сменивший брезентовую робу пожарного на пиджак с большими карманами, набитыми блокнотами, записными книжками и отдельными клочками бумаги. Из нагрудного кармана высовывалась китайская авторучка «Паркер» с золотым пером. В потайном кармане, спрятанном где-то в подкладке, хранилась газетная вырезка со знаменитым стихотворением «Не дремлет ползучее пламя».
Поэту-редактору было поручено подготовить и разослать по всем центральным газетам и журналам информационное сообщение о передовой хозяйственной инициативе руководства райцентра Москва в деле разведения пингвинов и укрепления политических связей с Антарктидой.
Через неделю в «Известия», «Труд» и «Огонек» поступили письма рекламно-информационного содержания:
«Из страны антарктических льдин.
К нам приехал полезный пингвин.
К всенародным потребностям близко,
От родимых снегов вдалеке,
Он с московскою нынче пропиской
Добывает нам рыбу в реке.
Местный климат пингвину не страшен,
Огород здоровее, чем лед.
Он и косит, и сеет, и пашет,
А еще теплый пух отдает.
Вечерами, то громче, то глуше,
Сквозь сырой предзакатный туман
О лихой антарктической стуже
Нам поет его чуткий баян.
Приезжайте в Москву поскорее!
Вам навстречу пингвин поспешит,
Чтобы всех одарить, не жалея,
Теплотою полярной души».
Если вы думаете, что в редакциях очень удивились, то ошибаетесь.
В редакциях ничему не удивляются. Туда и не такие корреспонденции приходят. Не только в стихах, но и в диалогах, будто для театральной постановки. Или в рисунках, вроде комиксов. Со схемами и диаграммами. На неизвестных науке языках. Поступают даже чистые листочки бумаги, на которых вообще ничего не написано, или просто пустые конверты. Но и этому в редакциях не удивляются. В общем, я думаю, что совершенно не способных удивляться людей специально разыскивают по всей стране и назначают работать в редакционные отделы писем.
— Москва — это где? — спросил заведующий отделом писем газеты «Известия».
— Посмотри в географическом атласе, — посоветовал замзавотделом «Огонька», но не известинскому завотделом, а своему, огоньковскому, который задал точно такой же вопрос. Лишь ответственный за письма читателей сотрудник «Труда» ничего не спрашивал и ничего никому не советовал, а сразу выписал себе командировку в райцентр Москва.
Обычно сотрудники отделов писем в командировки не ездят, чтобы в российской глубинке случайно чему-нибудь не удивиться. Но у необычного поступка имелось объяснение. Не так давно завотделом писем газеты «Труд» пообещал знакомой девушке достать звезду с неба. Она так обрадовалась, что тут же вышла за него замуж. Теперь ему предстояло во что бы то ни стало, используя служебное положение, разыскать на отечественных просторах если не звезду, так хотя бы пингвина, чтобы не разочаровать новобрачную.
Вот так и получилось, что к московскому берегу вскоре причалила пирога, и из нее на сравнительно сухую твердь выбрался столичный корреспондент. На берегу ждала бабка Афинаида, которой Нджимба Чиумбе давно обещал добыть выгодного постояльца.
— Жить будете у нее, — сказал негр.
— Что, гостиницы у вас нет? — поинтересовался приезжий.
— Есть номера для проезжающих, но дорого, — пояснил Чиумбе. — И плесень в матрацах. Лучше частным образом устроиться. Не пожалеете.
— Где у вас, бабушка, тут пингвин на баяне играет? — деловито взялся за корреспондентские расспросы столичный гость. Если бы не ловкий Нджимба, Афинаида точно села бы от изумления в ближайшую лужу. Подхватив бабку, негр незаметно подмигнул ей и быстро коснулся указательным пальцем виска.
— Из столицы, — шепнул он Афинаиде. — Жизни не знает. Мне за перевоз 150 евро заплатил, а я-то имел в виду рубли. Комиссионные полагаются за такого выгодного постояльца.
— Чего это вы шепчетесь? — насторожился приезжий.
— Да это мы так, касатик, — сладким голосом, каким разговаривают с несмышлеными детьми, откликнулась бабка. — Прогноз о завтрашних дождях обсуждаем. Ты, главное, не нервничай. Глубже дыши нашим целебным воздухом.
Она повела гостя по дощечкам, перекинутым через лужицы, научила прыгать с кирпича на кирпич, когда лужи оказывались такие большие, что подходящих по длине досок к ним было не сыскать. К чести Москвы, имелись в городке и настоящие мосты. Но перекинуты они были не через лужи, а через три московские речушки, впадающие в Неву: Безымянку, Непонятку и Анонимку. Дом Афинаиды стоял на берегу Непонятки, под большой старой липой, в которую когда-то давно вонзилось, да так и не выпало пугачевское ядро.