Большие надежды красноярцы связывали с предстоящим празднованием 300-летия присоединения Сибири к России. Накануне этого исторического события в прессе появилось множество статей. Среди них особенно выделялись корреспонденции енисейского публициста Никиты Виссарионовича Скорнякова. В них он без обиняков писал: «Без финансов жизнь принимает крайне печальный вид, и наступает застой, апатия в обществе, принимаемые же обществом меры к поправлению своих финансов обыкновенно ни к чему не ведут. Благодаря всему этому сибирское захолустье начинает отвыкать от высших вопросов и заботиться лишь о брюхе, о возможности кое-как просуществовать только. Печальное время тем более, что жизнь накопила много вопросов и требований, которых удовлетворить нечем. Всюду заметны признаки одностороннего прогресса: богатства края сосредоточиваются в немногих руках, а общий уровень благосостояния падает, единицы накопляют или увозят из Сибири миллионы, а остальное население беднеет. Народная нравственность падает, а образование не идет вперед. Действуют только отрицательные влияния: нажива во что бы то ни стало овладевает всеми, и перед нею исчезают нравственные принципы, хромает правосудие и забывается понятие о человеческом достоинстве. Мы не мечтаем о многом: побольше света, уважения к личности, побольше самостоятельности в общинной, земской жизни, побольше правды в судах. Это ли нескромные в области человеческого права желания? Читатель! Эти желания выражались не раз, не два, а может быть, тысячи раз, но говорить об них никогда не поздно, ведь что у кого болит, тот о том и будет всегда говорить, хотя бы за это и преследовали. Ведь Сибирь — страна ссылки, страна терпения, которое вырабатывалось многими годами и действительно выработалось в особый тип сибиряка, которого 300 лет всяких переворотов не сломили и сейчас, на рубеже этого 300-летия, стоит этот сибиряк, все тот же землепроходец, с жаждой новой, лучшей жизни. В ожидании же лучших дней приходится терпеливо пользоваться настоящим и скорбеть об его недостатках, которыми так полна и наша местная жизнь, составляющая одну из частиц того же неприглядного целого. В нашей экономической жизни царит застой, одна золотопромышленность возбуждает еще интерес и шевелит общество. Но зато под влиянием ее наша обрабатывающая промышленность почти не существует, если не считать винокуренные заводы, которые закабалили край, вызвали искусственную дороговизну хлеба, от которой масса теряла, а кабатчики наживали громадные барыши. В последний год стали, впрочем, строиться крупчаточные заводы, вызванные не столько потребностью, сколько спекуляцией, надеждой на большие барыши, так что, при обилии заводов, крупчатку скоро сбывать будет некуда и цена неминуемо падет, результатом чего будут убытки и в конце концов закрытие заводов, что уже начинает проявляться в Минусинском округе. Восточносибирской крупчатке, кроме того, грозит сильный конкурент — западносибирский заводчик, который уже заставил наших заводчиков переделать свои мельницы в вальцовые и улучшить качество крупчатки, которая ежегодно портилась, скисала и делалась затхлой. Сибирский капиталист завистлив, не предприимчив, но боязлив в новом деле, он берется за него тогда, когда увидит, что его сосед берет на нем хорошие барыши, которые возбуждают его зависть, боязливость при отсутствии знаний родит застой и однообразие в промышленности, которая принимает подражательный характер. Почему в Сибири если начнут строить винокуренные и крупчаточные заводы, то уж строят их без меры, без ограничения, как будто в Сибири нечего обрабатывать, как будто она пьет только вино да закусывает крупчаткой. Кустарная промышленность лишь в зародыше, и положили ей начало, кажется, переселенцы из России, к сожалению, и эта промышленность в Сибири плохо поставлена, все делается на скорую руку и не имеет ценности и большого сбыта, за малым лишь исключением, и, очень может быть, недалеко то время, когда капитал проглотит и эту промышленность, об исследовании которой никто еще не думал в Сибири, благодаря, быть может, отсутствию земства.
Хлебопашество — эта основа народной жизни — клонится, говорят, к упадку, по крайней мере, в Восточной Сибири, в западной же половине оно превышает, по-видимому, спрос, почему цены баснословно дешевы и едва окупают труд пахаря, сбыта же хлеба в Восточную Сибирь почти не существует, благодаря отсутствию удобных путей сообщения. Скотоводство ежегодно страдает от эпизоотий, и цены на мясо страшно колеблются, меры же против эпидемий мы не знаем и не принимаем. Луговодство ведется примитивным способом вследствие изобилия лугов, но у крестьян чуть не каждый год недостает сена для прокормления своего скота, вследствие чего крестьянский скот мелок и тощ. Огородничество не улучшается, и на рынке не видать новых пород овощей. Птицеводство в убогом положении. Рыбный промысел хотя и обилен в низовьях сибирских рек, но цены на рыбу относительно дороги, в местах же подгородных промысел этот не удовлетворяет потребностям жителей. Промысел птицы также ограничен, хотя дичи в Сибири весьма много. Свиней в Западной Сибири более, чем в Восточной, и она привозит их оттуда, но эта отрасль вообще плохо развита, отчего свинина дорога и продукты из нее в большом количестве привозят из России, хотя Сибирь в последние годы стала выделывать превосходные ветчину и колбасу.
Пчеловодство развивается в особенности в западной половине Сибири, и оттуда мед ввозится в восточную, удовлетворяя потребностям всей Сибири. Вообще промышленность Западной Сибири, находясь ближе к своей культурной соседке России, прогрессирует успешнее, чем в Восточной Сибири, которая во многом отстала от нее, во-первых, потому, что все способное пришлое население густо осаживалось в Западной Сибири, во-вторых, потому, что произведения своей культуры она может сбывать в соседние российские губернии, тогда как восточной половине Сибири сбывать их было некуда, и, в-третьих, потому, что золотопромышленность Западной Сибири, не имея такого развития, как в восточной половине, не имела такого подавляющего влияния на развитие промышленности.
Развитие путей сообщения в Сибири даст и нашей торговле большой толчок, выведя ее из положения застоя и рутины. Пути сообщения усилят колонизацию края, в которой Сибирь так нуждается. Другая наша забота — увеличение числа школ. Город Томск подает этому пример. В Енисейске, также благодаря содействию городского головы Кытманова, дело понемногу подвигается. Мне кажется, сочувствие общества к школе было бы гораздо больше, если б она в лице своих педагогов удовлетворяла желаниям общества, но, к сожалению, дело обучения детей в большинстве учебных заведений Сибири находится не всегда в умелых руках. Учреждение учительских семинарий в Сибири, несомненно, принесет громадную пользу народной школе. Делу же средних учебных заведений в будущем поможет только наш сибирский университет. Другие помощники просвещения своей родины, библиотеки и книжные магазины, перебиваются, какговорится, «из кулька в рогожку», товарищи их, театры, не имеют почти постоянных трупп, в которых к тому же мало талантов. Типографии, возникающие в Сибири в последние годы, печатают на своих станках рекламы да афиши. Печать наша — в узах и пеленках. Благотворительность в Сибири делает понемногу свое дело, но работы на этом пути предстоит еще много, много, чему иллюстрацией служит та масса нищих, малых и старых, которые наполняют наши улицы. Вся эта голь, в среде которой есть люди молодые и сильные, выделяет из себя субъектов небезопасных для городской жизни, жизнь которых в Сибири полна преступлениями в форме малых и больших краж, грабежей и редко убийств, которые по большой части остаются неоткрытыми, благодаря недостаткам нашей полиции, на которую возложено столько дел, что она не в состоянии серьезно отнестись ни к одному, отчего является масса недовольных и отношения между полицией и населением крайне ненормальны, население ее боится, но не любит. А между тем значение ее в Сибири громадно, потому что она имеет массу точек соприкосновения с народом, более, чем судебное илидругое какое место, на которые хотя и раздаются жалобы, но они не так многочисленны; сибиряк по природе не трус, но суда и вообще присутственных мест боится как огня, и если прибегает к ним, то именно, как утопающий, хватающийся за соломинку. Городское хозяйство крайне бедно и беспорядочно, не лучше хозяйство и наших сел и деревень, где царит полный произвол волостных писарей и заседателей и полная беззащитность мира. Вот в каком положении застает нас предстоящее празднование 300-летия Сибири, читатель, перед которым я мог нарисовать только слабую картину нашей жизни, насколько это только возможно в пределах дневника, предназначенного для частной статьи.
