— Простите, вы, очевидно, куда-то собрались?

— Нет. Наташа скоро появится?

— Не знаю. Мне, вероятно, лучше уйти.

— Но вы же хотите видеть Наташу! Сейчас подам чай…

— Я бы предпочел кофе. Устал с дороги.

Татьяна ушла, дав ему возможность осмотреться. Квартира подходящая: добротное старое здание, высокие лепные потолки, прихожая и гостиная — просторные, обставлены не стандартными мебельными наборами для малогабаритных клеток. Наташа говорила, что Татьяна живет со старой теткой, но старухи не видно.

Вошла хозяйка с подносом, на котором стояли кофейник, чашки, сахарница.

— А где ваша тетушка? — спросил Жукровский.

— Вам для полного счастья не хватает моей тетки? Увы, она в Ленинграде.

— Минуту, у меня с собой фрукты, овощи, кое-что заморить червячка.

— Другая б спорила, а у меня легкий характер. Выкладывайте. О, да здесь роскошный ужин! Хорошо поужинать — вот единственное подходящее занятие с чужим мужчиной.

— С моей принадлежностью ясно. Может, поговорим о вас?

— Можно. Только не будем.

Вскоре пришла Наташа, и втроем они поужинали. Жукровский не знал ее такой — деловой, сосредоточенной, поглядывающей на часы.

— Ты так торопишься, можно подумать даже, что боишься мужа?

— Это не страх. Но жить надо. Ты ведь приехал только повидаться, да?

— Но мы с тобой, по-моему, договорились. Надо немного подождать. Как завтра, мы сможем встретиться?

— Хорошо, завтра встретимся и уезжай, пожалуйста. Я не могу больше терять голову, у меня сын, ты знаешь.

— Я не узнаю тебя, Наташа.

— Муж говорит мне то же самое.

— Да черт с ним! Когда мы завтра увидимся? Когда к тебе прийти?

— Дай подумать. В полтретьего тебе подойдет?

— Прекрасно. А как мне быть до завтра? В гостиницах глухо.

— Ну, это не проблема, останешься здесь, Татьяна сказала: пожалуйста.

Поладить с Татьяной оказалось нетрудно, они еще долго беседовали, сидя за столом, пили полусухое, которое привез Жукровский, курили. Но Жукровский так и не понял, притворяется Татьяна или действительно не сумел он затронуть в ней бабью струну. Какой умник сказал, что женщины одинаковы?! Да в одной женщине живет, по меньшей мере, пять ее родных, только не схожих сестер! Одна женщина бывает совершенно неузнаваемой с двумя разными мужчинами.

Утром Татьяна была несколько потеплее, накормила его завтраком, поинтересовалась его планами на день.

— Ни-ка-ких. Кроме встречи с Наташей. Напрасно, конечно, приехал. Чувствую себя дурак-дураком.

— Ну, это наша одесская зима так на вас действует. Сходите в музей. Или поморжуйте, плаванье — лучший вид спорта.

— Если с вами — поплыл бы. Пошли?

— Только под вечер, сейчас иду честно служить. А вы можете до трех перекантоваться и здесь, потом захлопните дверь, только на оба замка.

— Благодарю, вы угадали, не хочется никуда, возраст свое берет.

— Любимая мужская песня. Хотите, чтобы я сказала, что вы молоды и неотразимы? Достаточно Наташи.

— Я не знаю, когда уеду. Может быть, даже сегодня. Так что на всякий случай, давайте попрощаемся. Благодарю вас.

— Зачем же на ночь ехать? Приходите вечером, я после шести буду дома. Накормлю, постелю, уложу, перекрещу.

— Приду непременно.

Одесса на сей раз показалась негостеприимной, на улицах и площадях хозяйствовал, буйствовал ветер, рвал одежду, выдувал из человека не только тепло, но и мысли. К Наташе Жукровский пришел промерзший, злой, с пустыми руками. Она прореагировала немедленно, еще в прихожей:

— Хотя бы цветы мог принести.

— Тогда ты встретила бы меня поласковее?

— Оставь этот тон! Меня тоже можно понять: с таким трудом удалось устроить эту встречу!

— Еще недавно наши встречи не представляли для тебя большого труда. Но мы, надеюсь, не проведем ближайший час в обвинениях друг друга.

— Я никого не виню. Но поговорить ведь тоже надо!

Похожее он столько раз слышал дома, от жены, слышал от других женщин. И придерживался правила: начинаются подобные разговоры — пора уходить. А сейчас он был в затруднении. Уходить было некуда. И погода никак не располагала к дальним поездкам. Найти безопасную хату, конечно, можно, только не за час-два. Наташа, между тем, сварила кофе, пригласила к столу.

— Погреемся? — показала она на бутылку венгерского вермута.

— Я бы выпил водки, если у тебя есть.

— Есть, пожалуйста. Но что с тобой? Ты меня любишь еще?

— Сегодня я люблю водку.

— Фу! Славик, что случилось?

— Дадут мне стакан водки в этом доме?

— Сейчас, Славик. Успокойся, все хорошо.

Наташа была из той породы женщин, которую он давно и хорошо изучил. Но ему не хотелось сейчас учить ее уму-разуму, не хотелось и любви в этой теплой квартире. С Наташей, решил он, кончено. Но зачем тогда китайские церемонии? Встать и уйти навсегда. Или оставить память о себе, он ведь знает, где она хранит драгоценности. Сейчас, однако, сделать это было невозможно. И Жук поднялся:

— Мне надо идти.

— Как? Куда?

— Надо…

— Но ты вернешься? Я до шести вечера одна.

— Нет, я не освобожусь до шести.

— А где твои вещи? У Татьяны?

— Пока у нее.

— Я приду вечером туда. Когда ты будешь?

— Этого я сейчас не знаю.

Ветер уже не казался ему таким злым, настроение пошло в гору. Пообедав в ресторане, в семь вечера он пришел к Татьяне и был принят, как желанный гость. «Вот она, женская дружба!» — рассуждал Жукровский, наблюдая приготовления Татьяны к ужину.

Зазвонил телефон.

— Да, — сказала Татьяна. — Все тип-топ. Мы ужинаем. Приедешь? А как отреагирует твой муж? Ну, это твои проблемы, меня, пожалуйста, не впутывай. Хорошо.

Не сказав ни слова Жукровскому, Татьяна ушла на кухню. Через пять минут они сели ужинать. Через полчаса приехала Наташа. Жукровский был молчалив, предупредителен. Наташа нервничала и говорила не переставая, но, слава Богу, на общие, нейтральные темы. Татьяна вела партию безукоризненно и выглядела даже привлекательно: хороший макияж, оживленное, раскрасневшееся лицо, умные насмешливые глаза, нежно-голубой шелк блузки и отлично сшитая юбка, сидящая на ней, как вторая кожа.

Наташа не выдержала, подхватилась из-за стола, выбежала в переднюю, начала одеваться. Одетая, вернулась в комнату, перевела взгляд с Жукровского на Татьяну, крикнула:

— Ужинайте сами! Жду тебя, Славик, завтра в три.

— Завтра я уезжаю.

— Тогда в одиннадцать, слышишь? До свидания.

Татьяна, убрав посуду, спросила:

— Так вы уезжаете завтра?

— Я сказал вам еще вчера: напрасно вообще приехал. Хотя…

— Что?

— Я понимаю, что надо уезжать. А уезжать не хочется.

— Не уезжайте.

— В этой ситуации решающее слово за вами, Таня.

— Вы его слышали.

В любви Татьяна, к радости Жукровского, была неутомима, изобретательна и вовсе не груба. К утру Наташа ушла из его мыслей.

За завтраком Татьяна осторожно спросила:

— На сколько дней ты можешь задержаться в Одессе?

— Я работаю сейчас над докторской. С одной стороны, занят по макушку, с другой почти вольная птица.

— Птица, не терпящая клетки?

— О, здесь столько воздуха, так хорошо пахнет: женщиной, кофе и морем.

— А птица, оказывается, певчая.

— Благодарная.

«Не знаешь, где потеряешь, где найдешь», — размышлял в этот день Жукровский, лежа на диване и читая детектив, найденный в книжном шкафу Татьяны. На время он нашел то, что искал.

Оставшись один, Скворцов вошел в подъезд дома номер три, осмотрелся, проверил дверь, ведущую в подвал. Заперта. Стал под лестницей, вынул пистолет. Вознюк, прибыв на Комсомольскую, догадается войти в подъезд. Услышал шаги. Нет, походка не Вознюка. Отступил под стену. Кто-то уже поднимался по лестнице. Выглянул: серая куртка, джинсы, без головного убора. Долговязая молодая фигура. Спортивная сумка на плече. Пока прибудет подкрепление, лучшего Скворцов и пожелать не мог. Минимум пять-десять минут в запасе, пока пришедший обменяется информацией в нужной ему квартире. Если же в сумке у него товар, времени в запасе еще поболее.