И Степке сразу удалось вдохнуть, улечься на спину. В голове немного кружилось. По ясному небу носились чайки. Мальчик успокоился, усмехнулся над собой: чуть не довыпендривался.

С ленцой, будто и не устал вовсе, вышел на берег. Хрупкий, удивительно пряменький.

— Разве можно так далеко заплывать? — забеспокоилась женщина. — Сколько же тебе лет?

Мальчик улыбнулся, ничего не ответил. Пробирала дрожь. Встал, прижав руки к груди, лицом к солнцу. Щурясь, оцепенел в задумчивости. Дрогнул, опять поймав на себе взгляд — взгляд девочки.

— Как ты плаваешь! А я не умею… — подходила она.

Девочка была чуть выше ростом, видимо, немного и постарше. И красивая совсем.

— Не купаешься — как научишься? — смутившись, ответил мальчик.

— Не разрешают одной… Тебя как зовут?

— Степка.

— А меня Оля.

Чтоб не выдать дрожи, Степка стал натягивать майку.

— Ты уходишь?

— Да… — он вовсе не собирался.

— А ты что, один пришел?

— Ну конечно.

— Меня бы никогда не пустили… А ты можешь по этому дереву пройти, большие мальчишки проходили. — Из крутого бережка рос вкось тополь и нависал над водой.

Мальчик пробовал уже по нему взбираться; сделал шажка четыре и… спрыгнул. Дальше ствол круто изгибался и начинал ходить под ногами. А внизу из воды торчали столбики, оставшиеся от разрушенного помоста. Брякнешься — радости мало!

Вразвалку направился к дереву. Ступил на гладкий ствол. Дремотный девочкин папа наблюдал. Мальчику бросился в глаза его розоватый, в складках живот. Тоже — отец! Плавать и то, наверно, не умеет. Вот у него, у Степки, отец!..

Осторожными шажками Степка поднялся до крутого сгиба. Внизу, кольями, столбики. В груди немота. Девочка смотрела. Ствол качнулся. Сбалансировал, разведя руки. Представил себя канатоходцем и налился уверенностью.

— Куда лезет, убьется ведь, — проворчала женщина.

Людское в нем сомнение всегда придавало Степке решимости.

Вмиг, в несколько точных шажков проскочил по шаткому стволу, схватился за ветви. Повернулся к девочке. Та засмеялась. Раскачался. Нижние ветви захлопали оводу. Легко — канатоходец! — сбежал обратно. Девочка, смеясь, запрыгала. Его и самого распирала радость, он силился, сдерживался, но улыбка все-таки выползла. А за ней и смешок.

— Ты смелый!

Мальчик снова, с разбега, стремительно влетел на дерево — а не так и страшно, если не бояться! Попробовала то же сделать и девочка, но на нее сразу зашикали родители. Да она и хотела лишь попробовать.

Мальчик стянул майку, повернулся опять к солнцу. И снова тотчас впал в полузабытье. В лице проступило уныние.

— А ты в каком классе учишься? — спросила девочка.

Мальчику вовсе не хотелось говорить, что он только еще пойдет в первый.

— А ты?

— Во второй перешла.

— Хочешь мороженое?

— Хочу. А где оно здесь?

— Я схожу, к магазину.

— А у тебя есть деньги?

— Как без денег…

— Я с тобой. Мама, можно я со Степой схожу за мороженым?

— Какое еще мороженое?! — удивленно посмотрела женщина.

— К магазину, там есть.

— К какому еще магазину?! Не выдумывай. Пойдут они к магазину!.. Пойдем обратно и купим. Нечего выдумывать.

— Я один схожу, — сказал Степка девочке.

— Степа же может. Он и пришел один. Что сделается — сходим…

В девочке заговорил каприз, слезы мигом подкатили.

Отец девочки недовольно поморщился, перевернулся на живот. Мальчик понял: не хочет вмешиваться.

И мужчина уловил взгляд мальчика. Прищуренный взгляд детских внимательных глаз. Неуютно пошевелился, похмыкал, забормотал:

— Что в самом деле тут страшного? Ходит же в школу одна. Воспитываем… Вон парень, гляди, какой самостоятельный.

— Сколько говорить?.. — зашептала-зашипела женщина. — Разве можно при ребенке… Какой я потом авторитет?!

— Ну, конечно! У меня прав нет…

— При чем здесь!.. Ну, хорошо, сходите. Возьми деньги, — обрадовало женщину собственное великодушие.

— Я куплю, — оживился мальчик: ему самому хотелось угостить девочку.

— Хм… Куплю! Богач нашелся. Возьмите и нам принесете, — вовсе женщина просветлела.

Мальчик и девочка перешли по подвесному мостику с острова на большой берег.

— А почему папа твой не купается? Сопрел совсем, — поинтересовался Степка.

— Не любит… Он бы и не пошел, он очень занят всегда. И мама не пошла бы. Из-за меня пошли. Я просилась… Они боятся, что я потом к ним не захочу…

— Как не захочешь?!

— Я живу то у них, то у папы. А это не папа… Я его раньше, когда маленькая была, тоже звала папой. И того, настоящего, звала папой, и этого. И жену папину звала мамой: папа сначала один жил, а потом тоже женился. Было два папы и две мамы. Из садика забирали то одни, то другие. Надо мной ребята стали смеяться. Я поняла тогда: бывают только — один папа и одна мама. Перестала звать этого папой, а ту — мамой… Ты понимаешь, что я говорю?

— Понимаю… Бывает один папа и одна мама.

— Мне сначала очень нравилось, что у меня два папы и две мамы — мне те и другие куклы покупали и игрушки. Ни у кого из девочек столько кукол нет! А потом поняла… Мама родить ребенка этому… не может, и у папы новая жена не может. Я одна. Папа, тот, настоящий, хороший. И жена его хорошая. Эти хуже. Скучные такие… Ужас! Но что сделаешь, мама же… А у тебя, наверное, хорошие папа с мамой? Пускают тебя одного!

— Хорошие, — согласился мальчик, — но тоже вместе не живут. По отдельности хорошие, а вместе не могут.

— Разлюбили друг друга?

— Не знаю. Мама говорит, что папа разлюбил. Папа ничего не говорит, переживает только…

— Что сделаешь…

Дети купили мороженое, два брикетика распаковали, стали есть. Другие два — понесли взрослым.

— Больше всего люблю мороженое! — говорила девочка. — Мороженое и землянику.

— А я еще арбузы и пельмени.

— И я арбузы и… пельмени не так. А еще виноград, клубнику, малину… ананасы!.. А ты, — зашептала она, — курить пробовал?

— Пробовал. Не понравилось.

— Мне тоже…

Мальчик издали еще заметил и, приближаясь, то и дело поглядывал на стайку пацанов постарше около подвесного моста. Он догадывался, зачем они там стоят. И не ошибся.

— Жених с невестой поехали за тестом, — поддразнил один, самый малый, но Степки покрупнее, постарше.

Мальчик напрягся, сделал вид, что ничего не слышал. Шел с девочкой мимо, нес мороженое.

— Дань! Куда? Дань за проход, — перекрыл путь другой.

Мальчик знал все заранее, весь ход событий.

— Мы мороженое несем папе с мамой, — сказал он с тоской, по возможности спокойно.

— Обойдутся. Дань: или мороженое, или по десятику с рыла.

Как он, Степка, ненавидел драку! Люди — и друг друга бьют! Неужто самим не противно?! Пусть победил, пусть даже нехорошего поколотил, но ведь само же по себе — противно!

— Пусти.

— Дань! Давай или сам возьму.

Девочка жалась к нему, Степке. Искала защиты. В Степке из маленького цепенеющего комочка в груди разрастался зудящий шар. Жег. Что же делать, когда унижают, издеваются? Бить в ответ? Бить или поддаться. Неужто только это?..

— Ой!.. — вскрикнула девочка: кто-то сбоку дернул ее за кудряшку. И одновременно потянулись руки к мороженому.

— Бабий пастух!

Шар лопнул. Все померкло. Осталось только лицо, от которого потянулись руки… Резкий, взрывчатый, Степка бил и бил, наступая. И ошарашенный мальчишка, явно старше и крепче его, свалился под напором. Но тотчас кто-то из компании сбил Степку подножкой. Противник, упавший первым, вскочил, уселся верхом, стал молотить Степку кулаками.

И девочка все видела!.. Как его, как он внизу, в пыли!.. Степка пытался встать, изворачивался, приподнимался, но руку, которой он упирался, то и дело подсекали ногой.

В пылу он не сразу расслышал истошный девочкин крик, зов на помощь. А как-то враз, словно сдуло компанию, рядом взрослые, тоже кричат, мать Оли, а за ней и отчим.

— Что, сходили за мороженым?! — дергала за руку девочку мать, повернулась к мужу: — Говорила, нет, куда там — он больше знает! Обязательно надо на своем настоять! Обязательно на своем. Что за человек?! Лишь бы по его! Чуть девчонку не зашибли!..