В столе Петровича лежали патроны двух видов - с красной гильзой мелкая дробь на птицу, а с зеленой картечь для крупного зверя. Посланный "мухой" туда и назад Женька, не вдаваясь в подробности, притащил вместо картечи дробь, которой завалить лошадь, конечно, не реально.

  Тем временем несчастное животное продолжало крушить умывальник.

  - Держи, держи эту сволочь, а то она нам тут все перебьет. Я сейчас! - проорал Петрович, оглушенному ударом Женьке и бросился на второй этаж.

  Вернулся он минут через пять и пальнул прямо от порога. Во все стороны брызнули осколки зеркал, лошадь не задело.

  - На еще, зараза! - в боевом безумии выл Петрович, делая выстрел за выстрелом.

  Картечь вещь серьезная - вторым зарядом вышибло оконную раму вместе со стеклами. Третьим все же накрыло лошадь, продырявив ее в нескольких местах, и разнесло водопроводную трубу. В потолок ударил фонтан воды.

  Некоторое время победители молча созерцали поле боя. Картина, надо сказать, была довольно жуткая - ни одного целого зеркала, ни одной целой раковины, выбитое окно, все забрызгано кровью и фонтан воды, бьющий с таким напором, какого никогда не дождешься из крана.

  - Ну ни хрена себе, апрельские тезисы, - растеряно изрек Петрович осознав всю тяжесть потерь от учиненного погрома.

  - Да, хрен вам, а не жопу на барабан, - поддержал его Женька, рассматривая продырявленную в пяти местах тушу.

  - Ладно, делать нечего, перекрывай воду, и будем ее потрошить, - распорядился Петрович.

  Вот тут опять начались непредвиденные проблемы, на всем ВИПе из режущих инструментов нашелся только тупой перочинный ножик. А ободрать лошадь, впервые в жизни, да еще таким инструментом это, я вам скажу, НЕЧТО. Через час каторжной работы руки у обоих убийц были сбиты и изрезаны в кровь, а результат оставлял желать лучшего. Петрович вспомнил что, когда-то давно на пожарном щите перед зданием висел топор. Топор действительно там был, но полностью проржавевший и еще более тупой, чем нож. Однако с ним дело пошло быстрее. Не буду утомлять читателя подробностями работы этого мясного цеха, но к четырем часам по полудни оба наших героя с ног до головы перемазались кровью и лошадиными внутренностями, а зверюга была аккуратно разделена на куски и упакована в полиэтиленовых пакетах в холодильники. Оставалось только закопать шкуру, внутренности и голову с копытами, причем подальше в степи и навести хотя бы минимальный порядок.

  Когда и эта работа была выполнена, на ВИП уже опускались сумерки, а офицеры еле держались на ногах. Плюнув на ужин, на обед они уже плюнули раньше, оба завалились спать.

  Петрович спал беспокойно, во сне к нему приходила убитая лошадь и все манила копытом за собой, он пугался и вскидывался на постели в жарком поту - даже ночью температура была за тридцать, а что вы хотели - Казахстан. Уже под утро лошадь вновь явилась к Петровичу, на этот раз вся в трупных пятнах, разлагающаяся и воняющая. Петрович снова подскочил на койке, потряс головой, послушал заливистый храп напарника. Но, вот странность - запах не проходил, устойчивый запах тления и гнили буквально обволакивал, сбивая дыхание и вызывая рвотные позывы. Охваченный страшным подозрением Петрович бросился к холодильникам. Догадка была верна. Пока они без сил валялись на койках, на ВИПе вырубился свет. И килограмм двести конины кое-как утрамбованных в холодильники, элементарно протухли.

   Половину следующего дня напарники, натянув противогазы, хлюпая в них потом от жары, таскали мясо в степь и там зарывали.

  Вот так бесславно закончилась эта история.

  А Петровича еще долго на дружеских посиделках спрашивали, как ему понравилась конина, после чего он сразу мрачнел и начинал шепотом ругаться, что весьма веселило шутников.

Нигде больше кроме наших любимых Вооруженных Сил о человеке не заботятся так трогательно и тщательно. Редкий день обходится без какого-либо инструктажа или занятия. Все от министра обороны до последнего занюханного ротного старшины только и делают, что пекутся о безопасности и здоровье младших по званию.

  Чего стоит, например, ежедневная забота командира части о подчиненных зимой. С утра, пока еще солнышко толком не прогрело застывший за ночь воздух, отдает командир приказ построить всю часть на плацу, это чтоб еще и ветерком обдувало, а морозец и так с ночи градусов десять-пятнадцать. "И чтоб все, сто процентов, и чтоб ни одна б... никуда не делась!" - раздается бас командира. Видите, какой заботливый, интеллигентный опять же - знает, сколько это "сто процентов", а на счет б..., это не от грубости, это широта командирской души так проявляется.

  Так вот примерно с полчаса происходит построение на плацу, обычно столько времени уходит на то, чтобы согласно приказа найти и поставить в строй последнюю из тех самых б... Как правило, это кто-нибудь из тыловиков. И вот, наконец, этого заслуженного работника тыла выволакивают из теплого кабинета на мороз, а он сучит ножками и цепляется ручками за дверные косяки, ошарашено моргая свинячьими глазками в полном удивлении от сложившейся ситуации. Теперь можно смело доложить командиру о том, что приказание выполнено. Начальник штаба, потея от напряжения, выдвигается к командирскому кабинету.

  Доклад НШ командира несколько озадачивает, за это время он уже успел забыть, что с утра приказывал кого-то построить. Но, не подавая вида, что удивлен, командир натягивает на лысеющую голову шапку, окидывает начальника штаба уничтожающим взглядом и цедит сквозь зубы: "Долго телитесь, так ведь людей поморозить можно!" НШ виновато моргает и подобострастно пытается открыть перед командиром дверь. Командир, не замечая этого, уже сам схватился за дверную ручку, возникает секундная заминка, когда оба тянут дверь в разные стороны. И тут звонит телефон. Командир чертыхается и поднимает трубку. "Ответьте Проливу," - развратно мурлыкает в трубке телефонистка. "Пролив" - позывной Москвы, видно в Главном Штабе решили получить от командира какой-то доклад. "Исчезни с глаз моих, чудовище! - рыкает командир на начальника штаба. - Ой, товарищ генерал, это я не вам!"

  Начальник штаба возвращается на плац, часть упорно стоит там, где он ее оставил. Лица заметно побелели, губы шевелятся плохо, но из строя никто ни на шаг, как и положено по Уставу "с достоинством и честью преодолевают". НШ несколько раз с важным видом прошелся перед строем, для порядка сделал кому-то какие-то мелкие замечания, все время косясь на двери штаба: "Где же этот лысый хрен?!!", командира все не было. Минут через десять не выдержав вопрошающих взглядов строя, НШ решил спасать положение. В подобной ситуации есть несколько путей для этого. Нормальный человек дал бы команду "Разойдись", и сам пошел бы заниматься своими делами. Но нормальный человек начальником штаба быть не может, по крайней мере, в наших славных Вооруженных Силах. Поэтому решение было найдено другое.

  - Ну что, замерзли?!! - громко обратился НШ к строю.

  В ответ жалкое поскуливание откуда-то из задних рядов.

  - Плохо, совсем разучились отвечать командиру, - в притворном горе НШ развел руками. - Придется тренироваться, заодно и погреетесь. Тренируем воинское приветствие! Здравствуйте, товарищи!

  - Здра..., жла..., тва..., пол... - вяло бубнит строй.

  - ... ковник! - неожиданно громко заканчивает левый фланг, в то время когда остальные уже молчат.

  - Это что? - вновь ужасается НШ, - Пьяные папуасы с верховьев Нила лучше здороваются! А ну, еще! Здравствуйте, товарищи!

  Где НШ сумел в верховьях Нила отыскать папуасов и как заставил их с ним здороваться остается тайной, хотя этот мог еще и не такое отмочить, так что строй ему верит.