Вот откуда столь популярные в скифо-сибирском зверином стиле сцены терзания. Грифоны, львы, барсы терзают коней, козлов, быков, оленей, орлы — козлов или лебедей…[9] Те же самые пары борющихся животных хорошо известны в искусстве Месопотамии, ахеменидского и сасанидского Ирана и Древней Греции. Ни христианство, ни ислам не смогли искоренить древних образов. В XII–XIII вв. все те же сцены борьбы зверей изображались на белокаменных рельефах владимирских соборов, на вратах собора Рождества Богородицы в Суздале, в росписях Палатинской капеллы во дворце норманнских королей в Палермо, на иранских и среднеазиатских серебряных сосудах. А это и было время «Слова о полку Игореве» и «Младшей Эдды», время Авраамия Смоленского и «Голубиной книги». Инквизиторы, сжигавшие волхвов, оказались бессильны перед поэтами и мастерами, вроде бы вполне благочестивыми.
В иранском мифе Ахриман убивает первочеловека Гайомарда и первого быка, но Ормазд создает из тела Гайомарда металлы, а из тела быка — растения. Так не владыка ли Тьмы в облике льва убивал быка-первозверя? Но на митраистских рельефах быка убивает Митра. Солнечному богу помогает лев, а из хвоста быка вырастают колосья. Кто бы ни убивал и ни растерзывал изначального зверя (быка, коня, козла) или птицу (гуся), это — благое терзание, создающее мир, превращающее смерть в жизнь. А в мифах о Пуруше или Имире первозвери всего лишь принимают человекоподобный облик (великан и боги), терзание же превращается в жертвоприношение.
Древние индоевропейцы, создавшие миф о сотворении мира из тела великана, были земледельцами и скотоводами энеолита. Они возделывали землю мотыгами и примитивными сохами, стерегли свои стада верхом на конях, с каменными топорами и медными кинжалами. Миф же о растерзании первозверя, быть может, сложили еще охотники палеолита в своих пещерах. Не зря ведь митраисты оформляли свои храмы в виде пещер, а мир представляли в виде пещеры, созданной Митрой.
В Упанишадах, зороастрийских источниках и орфическом гимне Зевсу жертвоприношения великана уже нет. Мир создается, как и в «Голубиной книге» и «Беседе трех святителей», из частей тела самого творца и владыки Вселенной — Брахмы, Ормазда, Зевса. Этот вариант мифа явно более поздний, но тоже общеиндоевропейский. Наконец, в славянском апокрифе о создании Адама и у католических авторов X–XV вв. миф «переворачивается»: не мир создается из тела первочеловека, но части тела Адама создаются из частей мира. Из древнего мифа развилось и популярное в поздней античности и средневековье учение о соответствии макрокосма-Вселенной и микрокосма-человека. В Индии теории макрокосма и микрокосма соответствовало учение о тождестве Брахмана (Абсолюта, божественной сущности мира) и Атмана (Человека, сущности человеческой души). Гностики, сочетавшие платоновский идеализм с иранской и библейской мифологией, создали образ Антропоса (Человека) — идеального небесного прототипа человека и всего мира. Вникая во все эти эти утонченные идеалистические учения, трудно представить, что в истоках их лежит жуткий, но величественный первобытный миф о схватке двух первозверей или о человеческом жертвоприношении.
Данный миф известен не только индоевропейцам. Иудейские мудрецы развивали под влиянием гностиков учение об Адаме Кадмоне, соответствующем Антропосу. Четверорукий гигант, подобный трипольскому, изображен на сосуде IV тыс. до и. э. из Юго-Западного Ирана. В то время там обитали предки эламитов, родственные дравидам — создателям доарийской цивилизации долины Инда. В Китае же известен миф о первочеловеке-великане Паньгу. Он разделил небо и землю, а из частей его тела возник весь мир. В энеолите существовала общность раннеземледельческих культур «расписной керамики», простиравшаяся от Балкан до Китая. Триполье — всего лишь одна из этих культур. Разделенные порой тысячами километров пути по степям и пустыням, они составляли, однако, пояс, по которому, словно ток в проводнике, быстро распространялись элементы культуры. И не столь важно, кто тогда, шесть тысячелетий назад, первым создал миф о космическом гиганте — индоевропейцы или другие ранние земледельцы. Главное то, что эта космогоническая идея древних мудрецов-волхвов стала достоянием человечества, а не исчезла вместе с породившим ее племенем.
Варианты мифа (они приведены в конце этой книги) при всем их разнообразии настолько сходны, что можно восстановить изначальный вариант. Он был примерно таков: из тела великана (бога) происходит земля; из крови — вода (море); из волос — растения; из костей — камни (горы); из глаз — солнце (и другие светила); из дыхания — ветер; из мыслей — облака (луна, океан); из речей — гром; из головы — небо. Мир, таким образом, создавался не из бездыханного и безмолвного трупа первочеловека-первобога, но из его живого организма. Более того, первобог (Брахма, Зевс, Род) продолжает не только жить, но и управлять порожденной из него Вселенной. Это учение хорошо иллюстрирует известный Збручский идол X в., одновременно представляющий четырехликого, в княжеской шапке, Рода-Святовита — и весь мир, четырехсторонний и трехъярусный. Из этого первобытного мифа вырастут позднее пантеистические учения, отождествляющие Бога с природой (Спиноза, Сковорода).
Индоевропейские мудрецы энеолита мыслили и общество (по-славянски мир) не иначе как устроенным по образу и подобию мира-макрокосма. В «Стихе о Голубиной книге» к вопросам о создании мира примыкают вопросы о происхождении сословий. Они, оказывается, тоже произошли от частей тела, только не Бога, а первочеловека Адама: цари и царицы — от его головы, князья и бояре — от туловища («мощей»), крестьяне и женщины — от колен. И эта схема — опять-таки индоевропейская, причем очень древняя. Согласно той же Ригведе, от уст Пуруши произошли брахманы (жрецы), от рук — кшатрии (знатные воины), от бедер — вайшьи (общинники — крестьяне, ремесленники и торговцы), от бедер — шудры (слуги — рабы и полурабы). То же утверждают «Законы Ману», созданные будто бы первочеловеком Ману, сыном солнечного бога Вивасвата. Только первочеловеку Пуруше в них соответствует первобог Брахма. Этот миф сохранился только у индийцев и славян. Влияние первых на вторых в принципе не исключено (как уже сказано, славяне в IX в. бывали не только в Иране, но и в Индии). Но само представление о трех сословиях — общеиндоевропейское. Это блестяще доказал в своих многочисленных трудах один из крупнейших индоевропеистов XX в. Ж. Дюмезиль.
Древние индоевропейцы выделяли три социальные функции и соответственно три сословия. Жрецы (мудрецы) должны были заниматься интеллектуальным трудом, воины — воинским, общинники — производительным. К первой функции относились магия, ритуалы, поэзия, хранение знаний — словом, все то, чем занимались славянские волхвы, индийские брахманы, иранские мобеды, кельтские друиды, а также управленческий труд (суд, хранение и толкование законов). К третьей же — земледелие, скотоводство, ремесло, торговля — в общем все обеспечивавшее материальное благополучие общества. Во Франции трехсословная система дожила как юридическая реальность до 1789 г. А в это же самое время украинский философ Григорий Сковорода писал о трех «сродностях» — к «богословию», «воинству» и «хлебопашеству». Одним из учителей украинского мудреца здесь был Платон, в чьей утопии граждане делятся на правителей-мудрецов, воинов и работников.
В славянском апокрифе о царе Соломоне идеальное общество представлено в виде золотого дерева. Его самоцветные листья — князья и бояре, месяц на нем — царь, пшеница у подножия — воины, рожь — крестьяне.
Общество древних индоевропейцев было не феодальным или рабовладельческим, а варварским. Каждый должен заниматься своим делом, права же на безделье и тунеядство не имеет никто — ни богатый, ни бедный. Такова была суть трехсословной системы. Выросла она из системы трех возрастных классов — юношей, зрелых мужей и старцев. Поначалу каждый человек в молодости был воином, в зрелые годы — производителем, а в старости — мудрецом. Позже общество стало достаточно богатым, чтобы содержать профессиональных мудрецов и воинов. Личное богатство или бедность при этом не имели значения. Считалось, что быть бедным воином или мудрецом почетнее, чем богатым общинником. И что стремиться к богатству пристало лишь общиннику, а мудрецу вообще лучше всего быть неимущим. Вот почему в Индии так почитали отшельников и странствующих аскетов, в Элладе — киников, на Руси — калик перехожих.
