Бог создает тело Адама и отправляется за душой для него на небо к своему отцу. (До сих пор благой Демиург, именуемый Господом, фактически сливался с Богом Отцом. Лишь в этом эпизоде Творец отождествлен с Христом). Тем временем сатана портит тело первочеловека, делая его способным болеть. Это, однако, сходит злому демиургу с рук. Лишь когда он, став архангелом, задумал воздвигнуть себе престол над звездами, Бог послал против него Михаила, и тот с большим трудом низверг сатану и бесов с неба на землю. Низвергнутый, однако же, объявил себя владыкой земли, и Владыка Небесный снова с ним фактически согласился. Проникнув в рай в виде червя-змея, сатана соблазнил Адама и Еву. Изгнанный на землю первочеловек безропотно подписал обязательство: души Адама и всех его потомков по смерти принадлежат сатане как хозяину земли и попадают в ад. Договор этот исполнялся многие века, пока посланный Богом Иисус не вывел души Адама и остальных людей из ада.

Весь этот миф хорошо известен по фольклорным легендам, записанным у многих славянских народов. Подробнее о них будет сказано ниже. Здесь же отметим, что устные версии зачастую подробнее и логичнее письменной. Что особенно важно, в легендах Бог и сатана оказываются братьями-побратимами, соответственно старшим и младшим. Это, а также мотив «ныряющего демиурга» сразу вводит данное сказание в круг мифов, распространенных по всей Северной и Центральной Азии и Северной Америке. В них мир творят совместно два бога, добрый и злой, причем второй по приказу первого ныряет в море. «Школа заимствований» и это поначалу пыталась объяснить тем, что сибирские инородцы заимствовали миф у русских поселенцев. Но к индейским племенам, жившим вдали от русской Аляски, это явно не подходило. Мифы же о братьях-демиургах вообще распространены по всему миру. Таким образом, не темные мужики пересказали книжные апокрифы, а книжники пересказали и «перекодировали» на христианский лад языческий славянский миф. Это относится и к «Слову о зачатии», и к «Тайной книге». И не столь важно, кто из этих книжников-двоеверцев считал себя православным, а кто — богомилом.

Языческий миф проступает и в сказании о войне Бога и Михаила (Христа) с сатаной. Архангел, поражающий бесов жезлом и низвергающий их с неба, очень напоминает славянского Перуна, бьющего громовой палицей чертей. А также его индоевропейских сородичей — Индру, Тора, Зевса, Геракла и т. д. В народе Михаила и считали громовержцем, наряду с Ильей. Сама же война за небо заставляет вспомнить не только вышеупомянутый иранский миф, но и сказания эллинов о титанах, штурмовавших Олимп, но пораженных молниями Зевса. Равно как и мифы о борьбе богов и асуров, асов и великанов-ётунов. Примечательна одна деталь в фольклорных легендах: бесы, сброшенные с неба, обратились в земную нечисть. Упавший в лес стал лешим, в воду — водяным, в болото — болотным чертом и т. п.

Еще один явно языческий мотив — осквернение злым демиургом только что созданных перволюдей. Его нет ни в Библии, ни в зороастрийских или манихейских священных книгах. Зато он распространен в устных преданиях — не только славян, но и народов Сибири. Снова книжники лишь христианизировали языческий миф.

Со «Словом о зачатии неба и земли» тесно связана «Беседа трех святителей» в ее славянских редакциях. Мы приводим здесь оба апокрифа по одному и тому же списку XVIII в., где они следуют друг за другом. «Слово» составляет как бы первую часть «Беседы» и приписывается тем же лицам (только Иоанн Златоуст заменен Иоанном Дамаскином — богословом и поэтом VII в.). Сама «Беседа», собственно, — диалог: говорят лишь два безымянных лица. Так что имена троих отцов Церкви в ее начале — не более, чем «вывеска». Вопросы и ответы хитры, остроумны, порой фривольны. То Давид именуется «певцом-блудником», то умерший Авель уподобляется парню, домогающемуся девушки. (Это не пошлое кощунство, а мифологема: могила — лоно матери-земли, первый умерший — ее возлюбленный.) Словом, перед нами скорее не христианский катехизис, а языческое состязание в мудрости-хитрости. В ходе его разрешаются и космогонические вопросы. И именно в них «Беседа» сближается с «Голубиной книгой». Только вот общих мотивов у них немного. Создание солнца и луны из риз Божиих, а Адама — из разных стихий, земля на китах, заяц-Правда, унесенный на небо… Таинственная книга, устная или письменная, видимо, повлияла на апокриф, а не выросла из него. Хотя «Беседу» иногда называли «Глубиной».

Заметим, что в «Беседе» сатана (Сатанаил) — не родич Бога, но и не созданный им ангел. Владыка зла здесь зарождается сам в девятом валу бурного изначального моря. Это вполне соответствует «Слову о зачатии», где Бог небесный неожиданно для себя встречает в море гоголя-сатану, но, по сути, легко признает его права бога земного.

Киты-атланты в «Беседе» питаются одним райским благоуханием. Это в точности напоминает Бундахишн, где десять гигантских рыб Кар охраняют Древо Жизни, питаясь только духовной пищей.

Миф о создании первочеловека Адама из стихий отражен и в «Стихе о Голубиной книге», и в апокрифах: в «Слове о зачатии», «Беседе», «Вопросе». Расхождения между ними невелики.

Напомним, что в стихе светила создаются из глаз Бога, ветер — из его дыхания. Как уже говорилось, в основе здесь — все тот же миф о космическом первочеловеке-гиганте, только «перевернутый»: не мир создается из тела первочеловека, а оно само — из составных частей мира. Точнее, сначала создается мир из тела первобога или великана, а затем — первочеловек, подобный этому космическому гиганту. Человек, таким образом, — микрокосм, часть и подобие макрокосма, а не просто игрушка всемогущего Творца, не глиняная кукла. О создании человека из четырех стихий (земли, воды, воздуха и огня) писали богослов Лактанций (IV в.), Севериан, епископ Гевальский (V в.), энциклопедист VII в. Исидор Севильский, Иоанн Дамаскин, Гонорий Отенский (X в.). Об этом же говорилось в Палее и «Изборнике» Святослава 1073 г. Славянские книжники и калики, однако же, не просто повторили писанное книжниками греческими и латинскими, а дополнили его в соответствии с собственным мифом.

Некоторые списки «Беседы» содержат уникальные сведения о славянских богах — Перуне и Хорее. Хитроумный книжник-двоеверец даже им нашел место в христианизированной картине мира — в качестве «ангелов» грома и молнии. При этом первого назвал «эллинским старцем», а второго — «жидовином». Перун действительно представлялся стариком, «эллинское» же в Древней Руси было синонимом языческого. «Хоре» — второе имя Даждьбога-Солнца. Он, очевидно, был также и громовником: на летописной миниатюре солнце показано извергающим молнии, а на древнерусских топориках-амулетах сочетаются символы солнца и молнии. «Жидовином» Хоре назван, возможно, из-за своих восточных корней: имя его — иранское (сарматское). Возможно также, что русский книжник попросту спутал Хорса с ветхозаветным Нахором, братом Авраама (в другом списке вместо «Хоре» стоит «Нахор»).

В «Беседе» Бог создает Адама весной, в марте, и вся природа приветствует первочеловека. В Древней Руси Новый год начинали с новолуния, близкого к весеннему равноденствию, обычно в марте. С мартовским Новым годом конкурировал принесенный из Византии сентябрьский. Но в иранском мире Новый год (Науруз) отмечался и отмечается именно весной, около весеннего равноденствия. В частности, весной справлялся скифский праздник, описанный Геродотом. Отмечали его, напомним, и праславяне (скифы-пахари). Начало года в мифологическом мышлении отождествлялось с началом мира.

В «Прении» космогонический диалог ведут православный философ Панагиот («всеосвященный») с кардиналом Азимитом. («Азимитами» ругали в Византии католиков.) Убедившись в глубоких знаниях Панагиота, католик признает превосходство православной веры. Нетрудно, однако, узнать за этими персонажами древних Велеса и Волота, хотя содержание их беседы связано с «Голубиной книгой», пожалуй, лишь общей темой происхождения и устройства мира.