Всякие образные сравнения и прочие метафоры – они, конечно, сильно украшают рассказ или даже мемуар. Однако в процессе их применения все-таки надо иметь в виду и аудиторию, ради которой это делается. А то вот, помнится, читал я еще при СССР какой-то производственный роман, и там, значит, любовь накрыла героя с героиней, как цунами. А потом с той любовью я уж не помню что случилось, и героиня, в отчаянии заламывая руки, тайфуном металась по комнате. Но ведь для советского человека «Тайфун» – это пылесос! А цунами девяносто процентов читателей не видели даже по телевизору. Так что, описывая обстановку в Венгрии к началу второй декады мая двенадцатого года, я употреблю сравнение, близкое и понятное всем русским людям. Ну разве что кроме самых отъявленных представителей поколения пепси, однако они в случае чего всегда смогут проконсультироваться у родителей.

Итак, Венгрия мне более всего напоминала поставленную бродить посудину с брагой. То есть в трехлитровую банку закладываются ингредиенты, все это заливается водой, иногда для большей пикантности добавляется немного куриного дерьма, на банку надевается медицинская резиновая перчатка, и все это ставится в теплое место, где, как правило, уже стоят точно такие же, но приготовленные раньше. Банку нельзя оставлять открытой, ибо тогда брага может прокиснуть или даже протухнуть, но не стоит и наглухо закупоривать, а то она может невзначай рвануть и изгадить половину кухни. А вот с перчаткой получается самое то, что надо. Многие, наверное, помнят времена горбачевского полусухого закона, когда у народа по дачам, гаражам и кухням стояли ряды трехлитровок с надетыми на них раздувшимися синевато-белыми пятернями. Лично мне эта картина напоминала лапы больных водянкой упырей, голосующих за трезвость, демократизацию и гласность.

Так вот, в преддверии капитуляции Вены в Будапеште забурлило, забродило и забулькало. Отовсюду неслись вопли «не допустим русских варваров!», народ вооружался… В общем, закваска там нашлась, да и дерьмо тоже, так что процесс шел по нарастающей. Разумеется, никакого желания вводить свои войска в этот гадюшник ни мы, ни немцы не испытывали, поэтому просто усилили охрану границ. Ну, а роль перчатки на венгерской банке с брагой выполняла Румыния.

А началось все это безобразие сразу после того, как стало известно о только что заключенном Америкой сепаратном перемирии с Четверкой. Бедного Франца-Иосифа чуть не хватил удар раньше времени! Дедушка даже собрался было отречься от престола, и Вилли пришлось почти час уговаривать его по телефону, чтобы тот не спешил и вообще не волновался. Мол он, Вильгельм Второй, на днях лично приедет в Вену, и все будет хорошо.

В Англии же при поступлении первых вестей о переговорах началась натуральная истерика. Буквально вся пресса, от желтых листков до «Таймс» и «Панч», вдруг заверещала о неслыханном предательстве, совершенном бывшими союзниками. Находящихся там американских военнослужащих арестовали, и только четыре «В-17» успели перелететь в Ирландию. Мне было даже удивительно читать про все это, и хотелось обратиться к английскому народу с призывом – джентльмены, ну соблюдайте же приличия! Подумаешь, предали их. Сами, что ли, никого никогда не предавали? Да и вообще, если так исходить на сопли по поводу каждого предательства, то вам и о будущем задуматься будет некогда, а ведь уже пора.

Король Эдуард еще до начала газетной кампании сбежал из Лондона в свое шотландское поместье и теперь через новую пассию уже второй раз передавал нам его координаты, чтобы очередной ночной бомбардировщик случайно не кинул туда бомбу. Пассия же дополнила послания короля своими комментариями, из коих следовало, что Эдик жутко боится покушения. Правда, небольшая личная охрана у него была, и мне предстояло подумать – забросить в помощь ей десантную группу или пусть король так перебьется? Все-таки Англия – это не Дания или Голландия, где наши агенты могли открыто приветствовать друг друга по-русски хоть на центральной площади столицы.

Переговоры с американцами прошли в общем нормально. Правда, на второй день до них дошла новость о захвате англичанами острова Грасиас и они воспрянули было духом, но потом в газетах появились более развернутые материалы о подробностях этого «захвата», причем некоторые были с фотографиями из тех, что двойник привез со своего отдыха. Наибольшим успехом пользовалась та, где он стоял на вершине какой-то скалы, с которой было хорошо видно оккупированный остров. В одной руке двойник держал бинокль, в другой – дымящуюся берданку, а километрах в полутора от берега догорал английский транспорт. Подпись под фотографией гласила – «он их не звал». Далее шел текст, представляющий собой фантазии редакции в чистом виде, им никто не говорил ничего подобного тому, чего они там насочиняли. Мол, Найденов изобрел еще одну разновидность эфирной бомбы, совсем маленькую, и летал на Канары именно с целью лично ее испытать. Выбор же оружия обуславливается тем, что пока все-таки эта бомба не лезет ни в калибр 6,5, ни даже в 7,92, вот канцлер и взял берданку. Американцы, прочитав такое, даже попытались что-то вякнуть насчет Гаагской конвенции, но им было сказано, что обсуждать тут можно только что-нибудь одно. И мы вовсе не против поговорить о соответствии нашего оружия международным нормам, но тогда давайте будем считать, что переговоры о перемирии закончены полным согласием всех сторон с условиями Четверки. Естественно, что про ту самую конвенцию американцы мгновенно забыли.

Кстати, комендант моей дачи сообщил, что он позволил себе выполнить мои приказы не очень дословно. Во-первых, у него просто не поднялась рука выливать фишмановку в океан, а по другому получить десять пустых бутылок было невозможно, потому как с двойником они общими усилиями уговорили только две. Так что оккупантам, с целью развития среди них тонкого вкуса, было сброшено десять полных бутылок. Кроме того, разбомблено было только два транспорта из четырех, ибо они стояли так, что все равно при любом ракурсе съемки в кадр больше двух не попадало. Один, севший на мель не очень глубоко, был с нее сдернут и отбуксирован в Лас-Пальмас, а разгрузке второго комендант пока не мешал, так как англичане тащили на берег не оружие, а в основном палатки и шанцевый инструмент. Далее комендант спрашивал, что ему делать с тремя механиками и одним индийским солдатом, которые были обнаружены на борту уже после того, как транспорт потащили от острова Грасиаса. Они не имели при себе оружия и не оказали сопротивления при задержании, уточнил комендант.

Я задумался. Брать их в плен охрана моей дачи не имела права, ибо была всего лишь частной охранной структурой, не имеющей в своем составе ни одного военнослужащего. Более того, и представителей испанской армии на Канарах не было! Ближайший испанский солдат находился в Мелилье. Русского или немецкого, правда, можно было найти чуть поближе, в Танжере. Так что я велел предложить гостям выбор. Или они хотят стать военнопленными, тогда пусть сами как угодно добираются до Танжера и там сдаются. Или они считают себя моими гостями, которым надоела война и они хотят вернуться к мирной жизни. Тогда пусть подтверждают это письменно, но имеют в виду, что русские относятся к гостям очень хорошо, но только пока те ведут себя прилично. Если же нет – возможны варианты, но все они, как один, для охамевших гостей на редкость неприятные.

Еще одной новостью было то, что мы наконец назвали дату начала суда над Пилсудским. Ибо поначалу этому мешало то, что бывших панов президентов у нас имелось две штуки, и определить, является ли кто-нибудь из них настоящим, однозначно не получалось. Для выяснения каких-то тонкостей этого вопроса в Польшу была командирована бригада от Алафузова, но она вместо внесения ясности вдруг неожиданно поймала там еще одного Пилсудского. В общем, мне надоела эта волынка, и я распорядился начинать суд, просто указав в документах, что подсудимый присутствует в трех экземплярах. Кстати, такое решение почему-то до глубины души потрясло в очередной раз гостящего на селигерском острове Никонова. В этот раз он решил с толком провести очередные две недели между порталами и захватил с собой армейский всеволновый приемник. Причем не наш, а американский! Ну совсем нет в человеке патриотизма, ей-богу. Ведь наш Р-250, пожалуй, даже получше будет! Правда, и заметно потяжелее, но ведь от портала до домика, где Петр Сергеевич поселился, было всего метров сто. В общем, теперь он по ночам в основном слушал радио, и, по словам находящихся при нем наших сотрудников, был буквально потрясен последними новостями. Мы же не очень-то говорили с ним на внешнеполитические темы, и, видимо, он по умолчанию считал, что у нас тут все примерно соответствует началу Первой Мировой в их мире.