Посбрасывали мы скорее верхнюю одежонку и бегом, наперегонки, в озеро. Бултых! После парного воздуха аж обожгло, а вылезать не хочется, весело. Вертимся, чтобы согреться, смеёмся, а чему – неизвестно. Хорошо! Свободно! Будто не в воде, а в полёте.

- Ну, как? – спрашиваю.

- Здорово! – выстукивает зубами. – По-моему, я молодеть стала, скоро совсем девчонкой стану. Теперь верю, - говорит, - в живительную силу вашего озера. Кстати, как его зовут?

- А никак, - отвечаю. – Озеро и озеро. Других в округе нет, зачем ему название. Вылазь, а то судорога что-нибудь переймёт, придётся тебя на руках тащить до города.

- Что? – подначивает.- Не нравится? Не осилишь?

- Давай, - говорю, - я тебя лучше здоровенькой дотащу.

Смеётся, довольная и озером, и мной. А мне уж как приятно!

Когда выбрались из воды и умостились на прихваченном одеяле, тесно прижавшись друг к другу пупырчатыми боками, я поделился с ней ещё одной, самой главной загадкой потаённого озера, не имеющего из скрытности даже названия.

- Говорят, - повествую, не торопясь, со значением в скупом изложении тайны, - что оно обладает даром предсказания долголетия: кто переплывёт, не утонув, голиком по прямой через купол, тот может жить, ничего не опасаясь, и проживёт больше века. Только не надо хвастаться, переплыть потаённо, а то предсказание не сбудется, и хвастун скоро умрёт.

- Те, кто говорят, сами испытали или от бабушек слышали? – спрашивает, не открывая глаз и слегка кривя улыбку от недоверия к нашей провинциальной мнительности.

- О Ванге слышала? – не обращаю внимания на необоснованные иронию и скепсис.

- Слышала, - отвечает. – Есть такая прорицательница в Болгарии.

- Зачем в Болгарии? – противоречу ровным голосом. – Она у нас обитает.

Она хохотнула коротко.

- И у вас тоже?

Но меня не сбить. Разъясняю без обиды:

- Почему тоже? Это у них – тоже. Потому что нашей Ванге давно уже за 100 и сколько «за», никто не знает.

Жалея её за промах, иду, однако, по доброте своей, как всегда, на компромисс:

- Хотя, думаю, что родственные связи между ними есть: наша Ванга без ума от болгарских сухих вин. Поставишь пару бутылок кислятины, что хочешь предскажет.

Краем глаза вижу, проняла её моя гольная правда, однако, не до конца, потому что уточняет:

- И что? Эта ваша Ванга переплыла озеро?

- Почему ж тогда она живёт больше ста лет? – убиваю неотразимым доводом. – Конечно, переплывала, только помалкивает: сама ведь слышала – болтать не следует.

А всё равно червь недоверия гложет её засушенную городскую душу.

- А ещё кто? – просит дополнительных фактов тайны озера, как будто их количество может разрешить загадку. Сама она это поняла и меняет тему:

 - Всякое таинственное явление требует научных изысканий. Вы сообщали в Академию наук или в Организацию объединённых наций?

 - Были какие-то четверо, - подтверждаю заинтересованность к озеру большой науки. – Трое молодцев и одна деваха. Тонкая, звонкая и белобрысая, длинная как глиста.

- Как молодцы выглядят, ты, конечно, не разглядел? – обижается за свой пол.

- А чё их разглядывать? – жму плечами. – Парни как парни. Не красавцы.

- Ты-то здесь первый парень на деревне.

Не возражаю.

- Не я себя в первые выбрал – бабьё, ты ж слышала?

Хотел ещё добавить, что и она не против, но испугался перебрать козырей и прижал мягкое трепло во рту до боли. Поскольку истина была установлена, начинаю, наконец, рассказывать о научных исследованиях, не обошедших и нашу затишь.

Напялили парни красно-сине-оранжевые резиновые костюмы, ласты и маски, впряглись в акваланги и пошли нырять один за другим, держась за линь, а деваха на стрёме: если утонут, то хоть было бы кому отчёт настрочить, оправдать и списать затраты. В городе цирка никогда не было, поэтому на водную феерию собрались все от мала до велика, работу и школу забросили, скучились на берегу в амфитеатре, спорят, кто первый не выплывет. Однако, артисты не очень-то стремились оправдать ожидания зрителей и не углублялись в буруны, объяснив авторитетно, что там из-за мути и воздушных пузырьков всё равно ничего не видно, как не видно и дна. «Так и есть, - решили старухи, услышав научное заключение, - преисподняя, а из неё змей высовывает одну из семи голов и отплёвывается, напоминая о грехах людских». Те, что не донырнули до змея, отмалчиваются, крыть-то нечем, а мужики, оплевав в сердцах чистые берега, стали расходиться, недовольные безрезультатностью пари. Только ихтиандры повылазили на берег подышать чистым нормальным воздухом и обдумать первый параграф отчёта, как змей напомнил о себе, и тайна осталась тайной.

Стали они, чтобы оправдать свои командировочные, выспрашивать фактический материал у столпившихся зевак и зевачек, кто-то и рассказал про вторую тайну озера. Во всём сомневающиеся академики-материалисты залыбились, отошли к вездеходу, что-то высосали для укрепления сил из термоса, посоветовались между собой и решили, что не может наука терпеть аборигеновские бредни. Разоблачились до плавок и ласт и дружной четвёркой ринулись в озеро, чтобы доказать несостоятельность косной легенды, порочащей наше повсеместно победившее научное мировоззрение.

Первой опомнилась глиста…

- Фу, какой ты, однако, грубый! – возмутилась она затухающим от солнечного и травяного мора голосом.

Я, хотя и не был согласен, но не стал отвлекаться на необоснованные оскорбления, не сомневаясь, что это была пустая реплика, а думает она иначе.

- Да, - продолжаю, - развернулась и – назад к берегу. Разве одной кожей убережёшь кости от холода? Да и сообразила, видать, что и трёх фактов хватит, четвёртый – лишний. Ещё двое – до чего ж изощрённа и гибка научная душа! – решили, на всякий случай, обплыть самую середину, где только что перед ними выдохнул змей водяной колпак, нисколько не сомневаясь, что небольшой допуск в эксперименте не повредит общему результату. А четвёртый, самый молодой, наверное, ещё недоделанный кандидат каких-нибудь наук, попёр прямо и так наддал, что позади него, как после глиссера, вскипел бурун. Опустив в воду голову, он, чтобы не натерпеться страхов, торпедой проскочил только-только успокаивающуюся середину и, как наш сом, с выпученными глазами вынесся на животе на противоположный берег и там затих, глотая воздух. Ему повезло, что он попал на начальный период спада водяного купола и был в ластах, иначе бы его обратным током затянуло прямо к отвергаемому змею.

Ничего они, конечно, никому из наших не доказали, потому что ясно даже горбатому: один чистый факт – не факт, а случайность, а два других подмоченных -  в расчёт не идут. И вообще, изначально были нарушены главные условия: плыть тайком и голиком. А они, видно, постеснялись аудитории, забыли о жертвенности учёных, и это стоило науке большой победы.

- Один-то всё же чисто переплыл. Доживёт до ста, тогда и узнаем, права ли легенда.

Я помолчал, нагнетая апофеоз повествования, и ровным голосом, не выделяя ни одного слова, не делая ни одного ударения, завершил рассказ о научных изысканиях.

- Потом мы узнали, что этот четвёртый через месяц умер. И умер от непонятной болезни – просто угас. Факт был да сплыл, не подтвердился.

Рассказывая, я совсем утомился, выдавливая последние фразы еле ворочающимся языком, скребущим пересохшую гортань, и как только, слава богу, кончил, так и отключился.

Но не надолго. Будто кто меня с силой толкнул под бок, аж вздрогнул всем телом, разом, как никогда в жизни, расхлопнул глаза, щупаю рукой рядом – никого, только плавки да бюстгальтер цветной кучкой лежат. Вскочил на ноги, не сомневаясь, где увижу, и вправду – уже половину до середины озера одолела. Плывёт по-лягушачьи, только ярко-белыми ягодицами сквозь прозрачную воду маячит. «Наболтал, идиот, на свою дурную голову», - ругаю себя, сбрасываю плавки, с ходу ныряю в воду и пру сажёнками вдогонку.

Догнал почти у невидимой границы будущего купола, даже холода не чувствую, и она, вижу, запыхалась – не больно опытный пловец, чувствуется, - а рвётся дальше, сердито, даже зло, предупреждает: