- И тут дискриминация женщин, - возмутился представитель феминизма Фигаро. – А живут они, промежду прочим, дольше!

- К чему это ты? – не понял начальник.

- А он больше одного круга ни за что не осилит, - объяснил Гусар.

- А кто осилит? Ну? Кто рискнёт испытать себя? – Викентий Алексеевич с надеждой оглядывал бегунов. – Ну, стайеры, не стесняйтесь. Что-то не вижу леса рук.

- И не увидишь, - перехватил инициативу Старче. – Не забывай, что мы не спортсмены, бегали только на короткие дистанции за автобусом да в магазин по пьяни перед самым закрытием и потому возможностей своих не знаем. Распознать их и направить на пользу общества – вот наша задача! – Легкоатлеты с неустановленными возможностями одобрительно захлопали. – А без этого: вылезешь сдуру с чемпионскими претензиями, а тебе – дулю под нос! Так и сломаться недолго.

- Запросто! – поддакнул Серый. – Иной раз думаешь: вот оно – твоё, а оно оказывается у соседа.

- Варежку не разевай, - посоветовал скептику Гусар.

- Вот потому-то, чтобы исключить беспочвенные надежды, нам как настоящим учёным и надо подойти к возникшей серьёзной проблеме с научной точки зрения. – Старче встал и медленно, гипнотически, заходил, завораживая вмиг ослабевшие организмы, не охваченные офизкультуриванием, монотонной лекционной речью, методично капавшей на размягчённые мозги привычно задремавших слушателей. – Итак, что мы имеем? – Осоловевшие физкультурники ничем не могли помочь, и лектору пришлось самому создавать банк данных. – Перво-наперво - дистанцию в виде константы. Фигаро, назови её. – Всегда живой Фигаро на этот раз явно оплошал и, поднявшись со стула, молча переминался с ноги на ногу, уставившись бессмысленными оловянными глазами на преподавателя.

- Два… круга, - наклонившись вперёд, тихо подсказал Викеша – недаром защитил кандидатскую.

- Два… - вяло повторил Федя Фигаро, а что «два», не расслышал, но лектор не стал точить на него зуб.

- Правильно: два круга. Садись… и палец вытащи из носа – больше думать не надо. Продолжим, однако, наши исследования. – Старче снова монотонно замаячил, вдалбливая в обмякших студентов научные депозиты. – Следующей известной нам величиной является неизвестная переменная времени, за которую можно преодолеть означенную постоянную дистанцию. Привлечём для солидности к нашим разработкам мировые авторитеты. Так, небезызвестный, надеюсь, вам всем сэр Ньютон, однажды стукнутый по темечку, враз дотумкался, кроме всего прочего, что время – это не что иное, как частное от деления постоянной, слава богу, дистанции на скорость перемещения по оной.

- Если бы он сидел, - проснулся Витёк, - под кокосовой пальмой, то ещё и не до того бы додумался.

- А тебе, - определил учитель, - и под железобетонными блоками бесполезно сидеть. Не отвлекай. Так, на чём это мы остановились.

- На стукнутом Ньютоне, - подсказал внимательный Серый.

- Да, да, - поблагодарил глазами профессор, - я помню. Итак, - и снова все вздрогнули, потому что хлёсткое это слово всегда ассоциируется с приятным завершением долбёжки. Но у Старче был другой план изложения темы. – Постольку, поскольку расстояние у нас – константа, а время, априори, - переменная, стремящаяся к минимуму, иначе и перемещаться по дистанции не имело бы смысла – все бы пришли на финиш дружной толпой в одно и то же максимальное время – то и скорость является переменной, зависящей от параметров и отлаженности механизма перемещения. Врубились, олухи унитазные? – Очнувшиеся унитазарии дружно закивали умными головами, прогоняя дрёму и согласившись и с первым, и со вторым. – Следовательно, влиять на время перемещения по дистанции мы можем только через скорость, то есть, через механизм и механику перемещения. Это ясно-понятно и дебилу с аттестатом зрелости или с красным дипломом, не так ли? – Все опять закивали, соглашаясь и с первым, и со вторым, но некоторые с меньшей амплитудой, обозначив дезинтеграционное размежевание по второму пункту. Чуткий преподаватель-психолог немедленно уловил неуверенные головодвижения и попробовал вовлечь аудиторию в общее продуктивное мыслительное состояние: - Как ты думаешь, Гриша, о каком механизме идёт речь?

Бен-Григорион осоловело встал, вяло напрягся, пошевелив влажными выпученными губами и проволочной шевелюрой, но напрасно:

- О… об... этом…

- Правильно, Бен, - похвалил профессор, - именно об этом, о высокоорганизованном, сугубо индивидуализированном, разумном природном существе. Кто это, по-твоему, может быть?

- Начальник, - не раздумывая, определил хитрый Гриша.

Преподаватель недовольно сморщился, согласившись лишь частично.

- Бывает… но редко. Но нам нужен не частный случай, а общее решение. Кто знает?

- Робот? – неуверенно предположил Царевич.

- Умница! – похвалил и его профессор за активность. – Но это тоже частный случай, всего лишь частное определение представителя подвида оспортинизированных существ. Ещё кто? Ну? Ну же? – лектор сокрушённо вздохнул. – Так и быть, подсказываю: че…

- …кист! – побледнев, выкрикнул Серый.

- Типун тебе на язык! – в страхе отшатнувшись, вскрикнул лектор. – Так и заикой недолго сделать. Бр-р! – передёрнулся он вмиг похолодевшей кожей. – Нет, дорогуша, чекисты с чистым сердцем и ясным умом дважды по одному и тому же кругу не перемещаются. Вспомни Солженицына: у него «В круге первом», а «во втором» - нет. Не приведи, господи! Так и вовсе забудешь, про что говорил вначале. На чём я споткнулся?

- На «че», - подсказал Фигаро.

- Чё «че»? – не понял профессор. – Ах, да! – помотал головой, стараясь не взлохматить строгую гладкую причёску. – Ну, чё, то есть, что, господа че… фу ты, чёрт! – привязались твари хвостатые! – он неумело перекрестился, и все за ним, кроме безбожника начальника. – Других версий по поводу механизма нет? Нет. А жаль, не ожидал, что вы такие безмозглые. – Студенты, довольные фамильярностью преподавателя, заулыбались, но догадываться не хотели. – Подсказываю дальше: че-ло…

- Лоботряс, что ли? – предположил Фигаро.

- Нам твоя автобиография не нужна! – обрезал вспыливший учитель, потерявший с недоумками всякое терпение. – Причём здесь твой синоним?

- Как причём? – настаивал челотряс. – Чело – лоб, разве не так?

- Энциклопедист! – восхитился преподаватель, заставив Фёдора расплыться в многозначительной монализовской улыбке. – Недаром голова круглая – сойдёшь для данного частного подвида. А нам, повторяю неоднократно, требуется обобщающее название механизма кругодвижения. Ну, кто ещё? Че-ло-…

- …век, - догадался, наконец, Викеша.

Профессор облегчённо отдулся.

- Не зря тебя остепенили! Правильно: че-ло-век, разумный механизм природы, по-нашему – гомо сапиенс, по-горьковски – звучит гордо.

- Тот, что у Макса удобрения делает? – обдал душком профессорскую патетику Кинг-Конг.

Старче сморщил нос, вдохнул поочерёдно одной и второй ноздрёй, зажал дырки двумя пальцами и прогундосил:

- Что с тебя, волосатого, возьмёшь? Рановато ты слез с дерева.

- Слушай, сапиенс гордый, - грубо вклинился не в своё дело начальник, - много ещё у тебя осталось ценных знаний? Не выдохнешься? Учти, что работаешь языком не сдельно, а за так.

Общественный лектор удручённо вздохнул.

- Прав Макс: нет в твоём механизме ничего человеческого – обязательно подстрелишь на самом взлёте. Ладно, пусть мои бесценные многолетние теоретические разработки, обмытые потом…

- слюнями и соплями, - нагло вклинился Макс.

- …и кровью, будут весомым и безвозмездным – я это подчёркиваю – вкладом в наше общее физспортдело.

- Пусть, - разрешил начальник, - но бежать тебе по кругу всё равно придётся.

- Тогда я быстренько сворачиваюсь.

- Сворачивайся, - не стал возражать бесчеловечный механизм, - и поплотнее.

Оскорблённый профессор из общества «Знание» демонстративно повернулся к нему спиной, а к благодарным слушателям, неожиданно получившим в это обычное утро возмездный баклушник, благородным лицом.