- Вы, что ли, с Марьей? – уточнил Макс. – Требую ввести в состав наградной комиссии тройку авторитетных товарищей: Петра Леонидовича, - официально назвал он Старче, - Арсения Ивановича, - то есть, Циркуля, - и Ивана Царевича. Кто – «против»? Никто! Замётано! – Разрешил шефу: - Правь дальше: за что конкретно шиши?

- Спасибо, - юродствуя, поклонился Викеша за разрешение продолжить научно-спортивный базар. – Решено, - он опять поднял глаза вверх, и все присоединились к нему и к Доу-Джонсу, который давно уже что-то вышаривал там, - что зачётными будут лёгкая атлетика с пятью дисциплинами, плавание с тремя дистанциями и спортивная игра по выбору из трёх. Зачётные условия: наибольшее количество побед в каждом виде спорта плюс стопроцентная массовость участия в спартакиаде. – Помолчал и припечатал: - Без всяких ХУ!

Массовые спортсмены приуныли, вернувшись к своим корытам и соображая, как бы отлынить, вывернуться из массы и устроиться в спокойной индивидуальной нише. И, как всегда, сразу же нашёлся мутитель массы, предавший общую благородную цель ради своей крохотной меркантильной целишки.

- Подумаешь – гранты! – потянул предательскую линию хронический больной с доброкачественной опухолью. – Обойдёмся! Не хватало ещё гробить и так надорванное здоровье ради каких-то полугодовых крох! – Доу-Джонс длинно и грустно вздохнул. – А если травма? Себе дороже обойдётся! Предлагаю не вляпываться в авантюру, а спокойненько, без надрыва центрального нерва, перетерпеть физкультурно-спортивный ажиотаж у ларьков и на трибунах. Кто – «за»? Все! Так что, начальник, мы единогласно – «против». На немощного божья кара не падёт!

- Падёт, - возразил шеф.

- Что падёт? – не понял пузатый мутьевод.

- Позор! – как отрезал Викеша и даже изобразил брезгливую гримасу. – Позор на всю научную Европу! – Он с силой выдохнул враз скопившееся отвращение. – Позорное клеймо доходяг и хиляков! – Тяжело передохнул. – Как будем смотреть в глаза знакомым? Друг другу? Несчастным опозоренным жёнам и детям? Зинуле-Нинуле? – И как выстрелил: - Вы не мужики, а… а… а… - но, так и не подобрав достойного определения, поведал со скорбью: - И плакали наши ассигнования на будущий год! Кто же даст ХУ… - он вовремя остановился, не продолжив напрашивающегося ярлыка, и выкрикнул, вспылив: - Всех на швейную фабрику!

Наступила гробовая тишина, прерываемая только частым и виноватым хлюпаньем простуженного носа Серого.

- Постой, дарагой! – первым не выдержал гнетущего разлада в почтенном научном семействе горячий Вахтанг. – Зачем кипятиться? – и строго покачал перед расстроенной личностью начальника кривым смуглым пальцем, покрытым снаружи густыми чёрными волосками. – Большие дела делают на холодную голову, вдумчиво и не надрываясь. Как говорят русские: один раз отмерь, отложи, подумай, а потом отрежь…

- …не там, где надо, - закончил Гусар, очень близко знакомый с житейской кройкой.

- Вот, посмотри, - разгорячился холодный грузин и выпятил грудь с расстёгнутой почти до пояса рубашкой, из проёма которой вылезала густая бурая шерсть орангутанга. – Кто сказал, что я не мужчина? Посмотри! – он поворочал жирным торсом, чтобы все убедились в его мужской принадлежности. – А он? – ткнул пальцем в Ивана. – И таких у нас…

- …раз, два – и обчёлся, - презрительно подытожила Марья Ивановна, сдвинув очки по носу ближе к глазам, чтобы не ошибиться в счёте. Зинуля с Нинулей звончато прыснули, согласные с дебитом, зарделись от смущения и виновато опустили глаза, не забыв стрельнуть серо-голубым огнём в Царевича.

- Зачем так, дорогая? – обиделся первый мужчина на деревне. – А-я-яй! Нехорошо! – и опять к начальнику: - Ты не так понял Макса, - и разъяснил: - Он, правда, сказал: мы – «против», но не окончательно! – и рассмеялся, довольный интерпретацией.

Викентий Алексеевич и без объяснений успокоился, вспомнив, что в их интеллектуально развитом обществе «да» не всегда означает согласие, а «нет» - отрицание, и если говорят «нет», то это может быть и «да», всё зависит от оттенков ответа, скрытых нюансов. Кинг-Конг хорошо разбирался в нравах учёных коллег, всегда по-интеллигентски оставлявших лазейку для увёртывания и отступления. Он вздохнул, смирясь с внутриколлективным бардаком и уточнил единогласную позицию «против»:

- Значит, все – «за»?

Смирившись с судьбой, легкомысленно относясь к её зигзагам, молодые радостно заорали: «да-да!», «а то!», «все, как один!», и только консервативные старперы упорно молчали, давая понять, что они тоже уже не «против», но, ни в коем случае, не «за», вынуждены подчиниться коллективному мнению, за последствия реализации которого ответственности не несут.

- А нельзя ли, - в последний раз попытался вывернуться Макс, занимающий самую крайне правую негативную позицию в отношении к любым лишним телодвижениям, - организовать подставы, как всегда делают в любых самых наипередовейших спортивных коллективах. Оформим на месячишко чертёжниками пару-тройку студентов-разрядников, они за нас и сбегают, и спрыгают, и сплавают. Нам – грант, им – чего-нибудь на молочишко. Неплохо придумано, а?

- Не выйдет, - отмёл заманчивое предложение шеф. – У нас и так сверхнормативный фонд зарплаты, и, кроме того, для исключения подобных подмен, запрещено участвовать в спартакиаде всем, принятым на работу в течение ближайшего полугода.

- Вот, паразиты! – возмутился Макс. – Полнейшая дискриминация! Всё против трудящихся!

- И будет жесточайшая проверка документов.

- Ну, - снисходительно улыбнулся сторонник взаимозаменяемости трудящихся, - любой документ подделать ничего не стоит.

- Только не главный, - не сдавался Викентий Алексеевич.

- Это ещё какой такой?

- Штаны будут снимать и проверять на наличие трудовой мозоли.

Все так и грохнули дружным хохотом, задвигавшись на заслуженных мозолях, и звонче всех Зинуля с Нинулей, хотя им-то радоваться было не от чего, они ещё не наработали трудовые отметины.

- Сдаюсь, - улыбаясь, поднял Макс руки вверх, - этот мой документ не подменишь. Как бы ещё чипы не стали вставлять в мозоль.

Когда вдоволь облегчённо отсмеялись, Викентий Алексеевич продолжил краткое пренеприятное известие и комментарий к нему.

- Поймите вы, олухи царя небесного, мне, что ли, хочется всенародно трясти рыхлыми безмускульными телесами и быть посмешищем для пацанов? Но что делать? Где выход?

- Полнейший капкан! – определил тупиковую ситуацию Макс.

- Так давайте не будем без нужды драть друг другу оставшиеся незазубренные нервы и поищем его вместе, дружно и без лишних эмоций. – Он передохнул. – В конце концов, мы сами виноваты, что превратились в амёбообразных мыслящих существ и сами должны вернуться в мужское звероподобное состояние, чтобы не было стыдно ни в бане, ни на пляже, ни перед зеркалом, ни перед дамами. – Нинуля с Зинулей согласно хохотнули и стыдливо отвернули мордашки в сторону. – Объявляю время «С» и никаких ХУ!

Все в едином патриотическом порыве встали, подняли правые руки с пальцами, сжатыми в грозный кулак, и громко прорычали:

- Никаких ХУ!

- Вот так! – удовлетворённо подытожил Викентий Алексеевич вводную часть сообщения. – Предлагаю в качестве командного клича. – Сделал паузу и перешёл непосредственно к делу: - Прикинем наши скромные возможности в связи с открывшимися обширными обстоятельствами. – Присел к ближайшему столу, взял лист бумаги, приготовил авторучку: - Давайте сознавайтесь, кто умеет прилично плавать? – Среди пловцов увиделось небольшое неслышное шевеление, и кое-кто беззвучно открыл рот как рыба в воде, но отважился сознаться только один.

- Я умею, - почему-то простуженно просипел Гусар, подёргивая в волнении усиками как плавниками.

- Хорошо умеешь? – допытывался капитан потенциальных утопленников.

- Ещё ни разу не утонул, - похвастался Витёк неоспоримыми достижениями классного пловца. – Речку туда и сюда запросто переплываю.

Викеша наморщил лоб, по памяти определяя ширину главной водной артерии города.