И он шел неведомо куда-то, он хотел неведомо чего, - когда в жизни все так хренова-то, сделаешь ты, друг, и не того. Разбегались перед ним все звери, разлетались птицы в небе все, ну а кровь глупцов, что не поспели, растворялась в утренней росе. И он шел по лесу меж селами, он хотел придти к себе домой, чтобы сообщить родимой маме, что он здесь по-прежнему живой. И к ночи добрел он до кургана - до кургана мертвого села, жителей которого так рьяно смерть к себе недавно позвала. Были там надгробья и могилы, не было там жизни и забот ... и его расти вдруг стали силы, - слышит он, что мать его зовет. Он не знал, зачем остановился, он не знал, зачем он стал копать, прошел час, и он вдруг убедился - перед ним его лежала мать. Умерла она, похоже, лишь недавно, не успев всю плоть отдать земле, в детстве видел мертвых он исправно - здесь же стало вдруг не по себе. Он отмел сырые комья глины, прошептал какие-то слова, крайне скорбные поделал рожей мины, и поплакал даже он едва. Он шептал "Ма..ма..мама...Мария ! Кто, когда, зачем и почему? Ты зачем родила меня Вием, одного, Мария, не пойму !". Он ревел, и слезы протекали медленно сквозь высохший костяк ... для чего с семьей они ругались, и зачем - ужель за просто так ? Час прошел, а он не шелохнулся, хладный труп по-прежнему держал ... час прошел - и труп вдруг шевельнулся, а потом отчаянно заржал.
"Бу-га-га ! Ужель, сыночек, ты ли ? Я-то думаю, откуда этот смрад ?! Что ж, мой сына, оба мы остыли - но гляжу я, ты тому не рад. Успокойся, сына, упокойся, предстоит тебе большая честь - с новой силой ты сейчас освойся, а потом сверши ты жизни месть ! Ты спаси заблудши эти души, ты спаси их грешные тела, слушай, глупый, слушай, слушай, слушай ... это я тебя сейчас звала. Оживи невинно убиенных, воскреси их силой своих рук, погляди - здесь тел довольно бренных, знай, мой сын ... ты некромантов внук. Не скажу о дедушке ни слова, ведь не знаю даже, что сказать, да и из могилы этой снова не охота, сына, вылезать. Знай лишь то, в момент твоей что смерти был тебе дарован дивный дар - в этой жизни вечной круговерти ты устроишь скоро холивар.
Бу-га-га ! Услышь меня, мой сына, и вступи бесстрашно ты вперед, и спасай, покуда бог-скотина всех их вновь к себе не заберет ! Выступай и подари погосты всем живым ты здешним мертвецам, ты сотри с земли эти наросты и отправь навечно к праотцам !
Бу-га-га ! Усе, договорила ! Больше уж мне нечего сказать, выступай, в тебе теперь есть сила, уходи и помни свою мать."
Хладный труп еще раз шевельнулся, конвульсивно дернулся и смолк, и в последней смерти улыбнулся - так, как будто был в том скрытый толк.
И пришла тогда к нему вдруг сила, и нагрянула холодным шквалом лиц, как-никак, внутри земля - могила, с глубиной почти что без границ. И кричал он, сам не зная что же, призывал не ведая кого, и костей спокойно это ложе поднялось на вечный зов его. Разверзлись давнишние могилы, и пластами вспучилась земля, пробуждались новой жизни силы, вечной жизни мертвые поля. Из земли повытянулись руки, показалась чья-то голова, и уста ее, зевнув как бы от скуки, вдруг промолвили : "Я здесь. Я вся твоя". А за ней - один, другой и третий, поднимались трупы из земли, были среди них и даже дети, боже вечный, души их храни !
Среди них он вдруг узрел и брата, хоть и не узнал его сперва, был труп брата сильно хромоватый, и на нем болтался рог едва. Они шли, все шли к нему спокойно, взор уставив свой немой вперед - так, пожалуй, чинно и достойно лишь колонна смертников идет. Не нужны им были вдохновенья, и куда там в кости что вдыхать ? Им с живыми нужно столкновенье, чтобы есть, чтоб рвать, крушить, ломать. Вот они, его спасенны дети, спасены от смерти всех забот, и к живым, вперед, по всей планете он их за собою поведет. И пройдут они немым укором всем живущим на грешной земле, и покажут в беге этом скором, что же будет с теми, кто во зле. Его сила - сила превращений, он способен души изменять, эту силу живо-мертвых тлений никому теперь уж не отнять. Стал теперь он странным некромантом, стал теперь способен оживлять, чтобы лишь с себе присущим понтом оживленных в стан свой пригонять. Будет его армия от края и до края мира пролегать, воскрешать других - то власть святая, и не каждому ее бог может дать.
Поднялась вся новая армада, человек так этак сотни три, не давай ты мертвым шоколада - ты живых им грешников дари. Было много разных всяких трупов - даже дети, женщины и псы, их тела полны гниющих струпов, души их исполнены красы. "Поведи нас, утоли наш голод !", - до него донесся мертвых клич, - "Надоел могил нам вечный холод !", - продолжали мертвые свой спич. "Поведи, нам дай живую пищу ! Поведи, Спаситель, нас вперед ! Братьев мы тебе поднимем тыщу, с каждой смертью войско лишь растет !".И он вышел - и махнул рукою, указал им посохом вперед, та земля, что была неживою, скоро в страхе новом оживет.
* * *
Шли они, и бил в лицо им ветер, шли они, и плакал с ними дождь, и пред ними шел блаженно светел их Спаситель, жизни новой вождь. Они шли - и тихо становилось, замолкали звери все в лесах, к ним иное кладбище прибилось, так росло их войско на глазах. И дошли они до поселенья, и вкусили прелести телес, им как будто дали вдохновенья - крайне славный вышел то замес. Полдеверни быстро обглодали, справили нужду на костяках, и со вкусом все попировали на живых еще почти мозгах.
Вот зачем, скажите, мертвым разум, вот зачем живым, скажите, мозг ? Лучше б он божественным указом переплавлен был в церковный воск. Лучше бы забыли все живые, кто они, зачем и почему, им бездумным быть уж не впервые ... мозг зачем им, так и не пойму.
Треть деревни быстро разбежалась, пятая попряталась в леса, ну а остальное, что осталось, Бог должно быть взял на небеса. Стали верно люди те святыми, искупили муками грехи, а живые стали все "простыми", и в глазах святых они лохи. И прошел Спаситель поле брани, и свершил над умершими жест, и простыми бранными словами освятил он память этих мест. И забрал он души неумерших, силой выпил силы до конца, в мертвецов толпу всех руки вздевших кинул он кровавого мясца. Выигран бой, но ждут его другие, выигран бой, но ждет его война, - скоро тем, давно кто неживые, новая жизнь будет дадена.
Говорят так древние все книги, говорит так знающий народ, что пройдя бесчисленные лиги, к ним Спаситель к каждому придет. Тот Спаситель души упокоит, он утешит плач людских сердец, он своей любовью их накроет, и тогда придет уже Конец.
Но конец не близок будет, право, и не каждый будет ему рад, - то, друзья, какая-то подстава, коль не будет нам пути назад. То, друзья, забавное спасенье, коль не можешь сам ты выбирать, будет вечным твое погребенье, иль твой труп заставят вскоре встать. Но иное, право, несомненно - коли были руки все в грязи, их отмыть лишь сможешь постепенно, всяк Спаситель тебя порази ! Он придет, ваш умерший спаситель, принеся с собою вашу смерть, для кого-то душ он стал губитель, кто-то сам с ним выйдет на паперть. Он придет, и с ним придут иные голоса давно минувших лет, и в лицо он выплюнет простые вам слова : "В других спасенья нет !".
Все, конец. Здесь не было морали, здесь была история любви ... кем б мы за столетия все стали, коль б не умирали, черт дери ?!
Бессмертная смерть
Сколько можно тут жить, сколько нужно терпеть,
Сколько стоит молчать, сколько лет буду петь?
Одиноко мне здесь даже рядом с другими,
Я не знаю себя - а что делать мне с ними ?
Забери меня вдаль, возврати ты домой,
Почему я все здесь и зачем я живой ?
Эта странная жизнь мне вся кажется сном,
Я желаю, проснувшись, вернуться в свой дом !
Этот мир мне чужой, он не примет меня,
И печальнее жить в нем все день ото дня,
Этот мир далеко, этот мир на краю,
И которую жизнь я ему отдаю...
Забери насовсем, забери навсегда,
Моя жизнь ненапрасной лишь станет тогда,
Коли я возвратиться сумею в тот мир
Изначальный, каким Ты его и творил.
Я желал бы познать, я хотел бы постичь,
Почему я пошел на неслышный твой клич,
Для чего я расслышал далекий твой зов,
Навсегда став свободным от смерти оков.
Я уже не боюсь, что когда-то умру,
И я прошлую память теперь не сотру,
Но пока не пришел возрождения миг
Мне еще стоит жить - я себя не постиг.
Лишь когда до конца я вновь вспомню себя,
Забери ты меня в те родные края,
И я сам, добровольно взойду на паперть,
И приму я тогда ту Бессмертную Смерть.