– Полагаю, что да. Если говорить точнее, я его жена.

– Бьюсь об заклад, что вы женаты недавно. Я видела, как он смотрел на тебя. – Землекопша запрокинула голову и издала громоподобный звук, который, по-видимому, должен был означать смех. – Хотя ты и право ничего. Хорошенькая. – Своей огромной лапой она схватила руку Джессалин и крепко пожала. – Хотя не мешает нарастить немного мяска, если хочешь удержать его милость. Он сказал как-то, что построит железную дорогу через весь остров. Надо же такое придумать!

Джессалин гордо улыбнулась.

– Обязательно построит! Из одного конца Англии в другой.

– Да, он такой! Этот может. – Женщина посмотрела на Джессалин слезящимися от лука глазами. – Мне нечем особенно угостить тебя, но, может, когда все кончится, пропустим по стаканчику? Уж я бы порассказала тебе кое-что о твоем мужичке. Отчаянный, дьявол, а сердце золотое. Да, золотое, – повторила бабища и заковыляла прочь.

Оставшись одна, Джессалин торопливо оправила темно-красный шерстяной костюм для верховой езды, пригладила волосы и бросила критический взгляд на свои ботинки. Конечно же, они были все в пыли.

Быстро обмахнув их платком, Джессалин задумалась о том, каким образом она обязательно ухитряется в самые ответственные моменты выглядеть замарашкой. А здесь сегодня столько народу. И все будут смотреть на нее, когда она встанет рядом с Маккейди на «Комету». Джессалин хотелось, чтобы он гордился ею.

Она почувствовала на себе чей-то взгляд и резко обернулась. На нее смотрела пара черных, пронзительных глаз, глаз ее падшего ангела. Вспыхнув оттого, что он застал ее за прихорашиванием, она все же не удержалась и спросила:

– Как я выгляжу?

Маккейди оглядел ее с головы до ног, и в его черных глазах, несмотря на их обманчиво-ленивое выражение, вспыхнули знакомые огоньки.

– Могу только посоветовать тебе побыстрее все с себя снять, когда мы останемся вдвоем. Иначе я не ручаюсь, что эти тряпки уцелеют.

– Нет, Маккейди, в самом деле, если ты так будешь рвать мои платья, у меня скоро одни лохмотья останутся.

Однако на лице Маккейди не промелькнуло ни тени раскаяния. Он широко ухмыльнулся и хотел было что-то еще сказать, но его окликнул какой-то правительственный чиновник, потребовавший, чтобы он подписал скрепленный ленточками и печатями документ.

Джессалин охватило возбуждение. Очередь «Кометы» наступит не раньше, чем через час. По условиям испытаний локомотивы должны были стартовать поочередно, с получасовым интервалом. Победит та машина, которая пройдет двадцатимильный участок пути за самое короткое время. А победа означала контракт на поставку всех локомотивов для Национальной железной дороги в течение десяти лет. Победа означала огромное богатство и осуществление мечты.

Однако Джессалин хорошо помнила любимую бабушкину поговорку: «Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь». А потому решила осмотреть другие машины, прикидывая их возможности. Одна, ярко-красная, с голубыми колесами, была почти вдвое больше «Кометы».

Джессалин подошла к мужу, который сидел на корточках, осматривая пустую топку.

– Знаешь, Маккейди, этот «Сокол» на вид такой большой и мощный. Как ты думаешь, мы сможем обогнать его?

Маккейди бегло взглянул на красный локомотив.

– Слишком велик. К тому же, чтобы выдержать такую тяжесть, наверняка понадобилось шесть колес. Он ни за что не преодолеет длинный крутой подъем за Эксетером. Нет, если нам чего и опасаться, так только «Молнии Эссекса». – Он кивком головы показал на оранжевый с черной каемкой локомотив красивой обтекаемой формы. – Очень быстрая машина, – продолжал Маккейди. – Правда, у нее не очень удачно размещен паровой котел. В случае поломки к нему не подберешься. Но очень быстрая, черт бы ее побрал.

– Мы быстрее, – уверенно заявила Джессалин. Она и правда ни на секунду в этом не сомневалась.

Маккейди улыбнулся ей одной из своих неотразимых улыбок и вскочил на площадку. Снизу вверх смотрела она на его любимое лицо. Сегодня в черных глазах совсем не было тени, в них, как маленькие солнца, вспыхивали золотистые искры. Джессалин еще никогда не видела своего возлюбленного таким оживленным.

Любовь переполняла ее сердце. И ей захотелось сказать об этом вслух, пусть даже на его глаза снова набежит тень и закроет солнечные всполохи.

– Я люблю тебя, Маккейди Трелони.

– Джесса… – Его руки легли ей на плечи и сжали их почти до боли. Его горло сводила судорога, и оно никак не могло вытолкнуть слова.

– Джессалин, я…

– Что?

– Я… – Он отвернулся и посмотрел туда, где ждала готовая рвануться вперед «Молния Эссекса». Его лицо напряглось, на скулах заходили желваки.

– Маккейди, что случилось?

– Я… Я должен переговорить кое с кем. – Он прижал Джессалин к груди, поцеловал ее и пошел, почти побежал, прочь.

Джессалин смотрела ему вслед до тех пор, пока он не смешался с толпой рабочих, коротавших время у пивнушек во дворе «Крукедстафф». Нет, наверное, она никогда так и не поймет его до конца. А может быть, именно поэтому ее так тянет к нему. Джессалин подумала, что у них впереди еще целая жизнь, и широко улыбнулась собственным мыслям. Постояв еще немного рядом с «Кометой», она отправилась на поиски бегемотоподобной землекопши, чтобы послушать рассказы о том, как Маккейди Трелони строил свою дорогу.

Кларенс Титвелл наблюдал, как огромный красно-голубой паровоз, пыхтя, ползет в направлении Эксетера. Его тонкие губы скривились в недоброй усмешке. «Сокол». Какое дурацкое, претенциозное имя. Как будто это рычащее, грохочущее чудовище можно сравнить со свободно парящей, гордой птицей.

Следующий участник уже начал разогревать паровой котел, пар со свистом поднимался в теплый, словно застывший, воздух. Кларенс вспоминал о том далеком лете, когда они с Маккейди строили локомотив, собираясь испытать его на старых рудничных рельсах. Он вспомнил долгие часы, проведенные в чугунолитейных цехах Пензанса. Вспомнил, как Маккейди собирал машину, а он, раскрыв рот, следил за работой. Как Маккейди рассказывал о планах на будущее, о железной дороге, своей главной, самой заветной мечте. Кларенс и верил и не верил в эти мечты, а в конце лета в первый раз обрадовался постигшей Маккейди неудаче.

Сегодня «Сокол» вез мешки с песком, уложенные на небольшие, сцепленные друг с другом платформы, напоминавшие нанизанную на травинку клюкву. И внезапно Кларенс как наяву увидел, что паровоз везет уголь и сено. И даже крытые вагоны, заполненные людьми. И Кларенс почувствовал какое-то странное стеснение в груди. Ему вдруг захотелось вернуться в прошлое, снова оказаться в цеху, услышать стук многочисленных молотов и ощутить жар от раскаленных печей. Ему захотелось снова быть рядом с Маккейди, который доверял ему свои мечты и улыбался ослепительной, неотразимой улыбкой.

Однако все это было возможно только до того черного дня, когда между ними встала Джессалин.

Кларенс был уверен, что она где-то здесь, и жадно выискивал ее взглядом в толпе. Впрочем, встречу лучше отложить на потом, когда ей понадобятся его твердая рука, его утешения.

Он заметил ее почти сразу – высокую женщину с волосами цвета осенних листьев. Она совершенно не изменилась, и это удивило его. Кларенсу казалось, что ночи, проведенные в постели Трелони, обязательно должны были наложить на ее лицо особый отпечаток. А она была все та же – девочка со слишком яркими волосами, слишком большим ртом и бесконечными, длиннющими, словно у необъезженного жеребенка, ногами. Та же самая Джессалин, которую он шесть лет назад поцеловал на летней ярмарке.

Наблюдая за ней издали, Кларенс вдруг увидел, как ее лицо будто осветилось изнутри, а все тело затрепетало. В какую-то минуту Кларенсу показалось, что она заметила его, и эта широкая, лучистая улыбка предназначена ему. Он даже сделал шаг по направлению к ней, но застыл на месте, увидав Маккейди, выходящего из «Крукед-стафф» и направляющегося к ней.

Джессалин бросилась навстречу мужу. Тот, видно, сказал что-то смешное, и ее резкий, громкий смех зазвенел в воздухе. Маккейди властным движением обнял ее за талию и притянул к себе. А она улыбалась и лучилась счастьем.