…Они пили чай с тортом. — Мне, пожалуйста, без крема. У меня диабет, — попросила Анна Николаевна. С доброй улыбкой, маленькая, пухленькая, седая, она смотрела на сидящих напротив Наташу и Костю. — Поймите, ребятки, все это очень серьезно, — внушала она. — Не испытывайте судьбу. Вы хорошие, честные, но ходите возле такого огня!
— Не бойся, мамочка. Ничего страшного с нами не случится. Мы всегда будем поддерживать друг друга. А согласись, что твоя Ната, — она повернулась к Косте, — поступила мудро, когда тогда отвезла к тебе… словно чувствовала!
— Вот с новым холодильником нам, мама, придется повременить. Конечно, я буду требовать вернуть наши деньги, но они — народ цепкий.
— До чего же я беспамятный! — вдруг схватился за голову Костя. — А вино?!
— Может быть, оставим его до вашей свадьбы, — предложила Наташина мама. — Когда назначена ваша регистрация?
— В феврале. Народу мы позовем к себе совсем немного. Купим и шампанское, и вино. А эту бутылочку откупорим сегодня. Наточка, дай-ка мне штопор!
Анна Николаевна пожелала молодым совет да любовь. Потом выпили за то, чтобы все были здоровы. Потом за общее благополучие.
— Я провожу тебя до метро, — сказала Ната. — Поехала бы к тебе, но мама сегодня переволновалась.
Прощаясь, Анна Николаевна поцеловала Костю. — Берегите мою Наточку, — сказала она со слезами на глазах. — Она у меня единственная. Ната выросла без отца. Мой Сереженька умер, когда ей только-только исполнилось восемь лет.
Вместо ответа Костя обнял Анну Николаевну за плечи и расцеловал в мокрые от слез щеки.
Воскресная прогулка
— У тебя есть лыжи? — спросила Ната.
— Валяются где-то на антресолях. Я лет пять не вставал на них.
— Придется встать. Я собираюсь в воскресенье съездить покататься в Усово. Ты поедешь со мной?
— Конечно. Ты не против, если я приглашу Игоря с супругой?
— Позови. Мне хотелось бы поближе с ними познакомиться.
…Специальный утренний рейс отвозил лыжников в Усово. Там электричка поджидала в тупике своих пассажиров, и на ней экскурсанты после прогулки возвращались в Москву. Встретившись у пригородных касс с Игорем и Любой, они вчетвером прошли в вагон. В салоне было просторно, и они удобно расположились на сиденьях напротив друг друга. Ехать предстояло около часа. Одни пассажиры достали из рюкзаков термосы и бутерброды, другие стали петь туристские песни. Некоторые включили транзисторы.
— После недавнего урока ты больше не забываешь ингалятор? — спросил Игорь. — Приступ астмы, если его не купировать, может перейти в стойкое астматическое состояние, status asthmaticus. А это уже опасно.
— Теперь я ученый. Но оставим медицинские темы. Слушай, почему, как ты думаешь, мы вперлись в Афганистан?
— Нам объясняли на работе, — сказала Люба, — что иначе туда вот-вот вошли бы американцы. А с высокогорного плато на границе все наши заставы, аэродромы, базы — как на ладони.
— Дело не в том, — возразил Игорь. — Стратегические интересы страны требуют, чтобы вдоль наших рубежей находились у власти дружественные режимы.
— Зато теперь весь мир называет нас агрессором. И возле самых наших границ — война.
— Ненадолго. Наведем порядок — и уйдем. Сказано — «ограниченный контингент».
— По-моему, это неприкрытый разбой. И мы можем увязнуть там надолго, — горячился Костя.
— Больше всего мне жалко наших солдат, — сказала Люба. — За что они-то будут там гибнуть?
— Тем, кто послал их туда, не жаль ни наших ребят, ни афганцев. — Костя встал. — Я выйду покурить в тамбур.
— Тебе с твоей астмой вообще нельзя курить. — Игорь повернулся к Нате: — Хоть бы Вы в этом отношении на него повлияли.
— Я пытаюсь. Только он не слушается. Ужасный упрямец.
В Усово по накатанной лыжне двинулись к лесу. Лыжня привела на опушку и юркнула в просеку. Желтые стволы сосен янтарно светились под ярким солнцем. Редкие темные елки тонули нижними ветвями в снегу. Спортивного вида молодежь то и дело обгоняла их четверку, несколько пожилых пар неспешно шли по боковой лыжне. Ната, завсегдатай подобных воскресных экскурсий, ехала первой. Она шла широким скользящим шагом, а на длинных пологих спусках катилась вниз, чуть наклонившись вперед и отталкиваясь палками. Костя залюбовался ее ладной фигуркой в красном свитере и лыжной шапочке.
— Нам повезло, — остановившись и подождав, когда все подтянутся, сказала она. — Сегодня обещали до двенадцати мороза, а пока едва ли ниже пяти-шести. Не так уж холодно для января.
— Наташка настоящая лыжница, — думал Костя. — Недаром в своем институте она занималась в секции и даже хаживала, рассказывает, в лыжные походы в Карелию и по Приуралью. Рядом с ней я выгляжу как пижон.
Вчетвером они стояли внизу возле крутого склона. Время от времени молодые парни лихо съезжали с обрыва; некоторые, не удержавшись, падали, снова поднимались на ноги, шутили о чем-то со своими подругами. Костя заметил вдруг, что Ната поднимается елочкой вверх по склону. — Неужели и она собирается съезжать с этой крутизны? — подумал он и на всякий случай последовал за ней. — Вы, девушка, хотите посмотреть на открывающийся сверху вид? Или вправду намерены отсюда съехать? — спросил ее кто-то.
Не отвечая, Наташа встала на краю, замерла, опершись на палки и, резко оттолкнувшись, понеслась вниз. Секунда, другая, и она уже тормозила в двух шагах от стоявших там Игоря и Любы.
Костя подвинулся к обрыву. Спуск показался ему совершенно отвесным. — Обязательно грохнусь, запросто могу переломать руки-ноги, — подумал он. — Я ведь и по равнине-то толком ездить не умею.
Он ступил вперед еще на шаг, скользнул вниз и полетел по склону. — Сейчас упаду, — мелькнуло в голове. Споткнувшись и подскочив кверху на незаметном трамплине, Костя нелепо замахал руками, еще раз подпрыгнул и — удержался на ногах.
— Ну, ты каскадер, — сказал Игорь. — Я уже прикидывал, — из чего мне придется делать для тебя фиксирующую шину?
Пора было двигаться обратно. Отправились не торопясь. Женщины на этот раз шли впереди, Игорь и Костя отстали на несколько шагов. — К тебе тоже могут заявиться с обыском, — озабоченно сказал Игорь.
— Могут. Но вряд ли.
— А раз такое возможно, привози ко мне всякие опасные бумаги. Если хочешь, я сам как-нибудь вечерком заеду за ними к тебе. Ко мне, надеюсь, они не придут.
— Не зарекайся. Я не хочу, чтобы из-за меня ты расхлебывал неприятности.
— А я спрячу их в действительно надежном месте, на чердаке дядиной дачи.
— Спасибо. Я подумаю.
В электричке молодежь опять пела песни под гитару. Когда вышли на привокзальную площадь, уже ярко светили фонари, и снег под ними весело искрился. Вчетвером спустились в метро, и тут Игорь с Любой стали прощаться со своими спутниками. — Ехать нам с вами по одной линии, но в разные стороны, — сказал Игорь. — А славная у нас получилась прогулка! Надо будет как-нибудь выбраться сюда еще разок.
— Зачем ты съезжал с обрыва? — спросила Ната, когда двери вагона за ними закрылись. — Я очень за тебя испугалась.
— А ты сама?
— Я лыжница-разрядница. И уже не раз спускалась с этого склона. А для тебя это опасно.
— А ты бы хотела, чтобы я спасовал перед этим оврагом, когда ты с него съехала? Ладно, больше кататься мне пока все равно не придется. Видишь, носок одной лыжи у меня надломился. Я заметил это, когда стал снимать их возле электрички.
Подходя к Костиному дому, Ната сказала: — Я немного замерзла.
— Не беда. Примешь ванну или горячий душ. А я поищу чего-нибудь согревающего в холодильнике.
Накинув купальный халат, Ната скрылась в ванной. Потом, приоткрыв дверь, попросила Костю: — Потри-ка мне мочалкой спину, милый!
Лавина Утром на работе Костю затащил в курилку инженер из их отдела Гурьянов. За глаза все называли его Мишкой, — потому ли, что он часто «стрелял» то у одного, то у другого пятерку или десятку до получки, потому ли что, случалось, уже с утра был слегка навеселе. Он был прилипчив, говорлив. Некоторые считали его стукачом.