И этого не ведал его начальник, олимпийский режиссер Зевс, который по вышеупомянутой причине избегал общаться с Протеем — никогда не угадаешь, чего от этого хамелеонствующего типа ожидать в следующий момент.

* * *

Милена одухотворенная и Милена, закатывающая отвратительные скандалы с употреблением вульгарных оборотов (некоторые ее словечки я в пересказе опускаю), — это были два разных человека.

В ней жило множество милен, самых разношерстных персонажей, которые то слезно просились, то яростно рвались наружу.

Это и есть природа актерского дара: наклонность и способность моделировать в своей голове психику других людей (в том числе и собственную, хотя звучит парадоксально), что я называю рефлексией, и умение затем выносить чужой (либо свой) психологический портрет наружу, воссоздавать его при помощи голоса, мимики, жестов, перевоплощаться (в том числе в себя самого, это, кстати, самое трудное в принципе — играть себя, а не другого, быть собой, а не другим), что есть собственно актерское мастерство.

* * *

Прелесть и ужас Милены заключались в том, что, общаясь с ней, приходилось постигать и принимать правила ее игры — а именно, что наружные проявления ее чувств, кажущихся на первый взгляд самопроизвольными, на самом деле часто, а может, и никогда таковыми не являются и есть заранее, или по крайней мере мгновенно, на ходу, обдуманными и расчисленными.

Мне нелегко было свыкнуться с тем, что она четко контролирует, или во всяком случае способна четко контролировать, выверять, дозировать все свои внешние психологические реакции — очень тщательно, вплоть до мелочей, деталей, нюансов, и это исполняется ею безупречно.

Манипулирует она людьми все время, постоянно или периодически, эпизодически, временами?

Играет она сейчас, в эту минуту или всамделишна?

В большинстве случаев определить это было невозможно.

Все мы иногда играем в жизни — ту или иную роль в той или иной степени.

У Милены эта степень была устрашающе огромной и, по всей вероятности, чудовищным образом захватывала всю ее жизнь. Жизнь с утайкой...

Я до сих пор толком не знаю, когда Милена говорила правду, а когда врала, или, если хочешь, представлялась, фантазировала, лицедействовала.

Декорация не пускала в себя.

* * *

Возвышенный и возвышающий дар Милены выходил мне, наиболее близкому тогда для нее или, по крайней мере, наиболее близкому к ней человеку, боком, что, впрочем, всегда есть побочное свойство таланта.

Оттого и побочное, что выходит боком.

Вот почему членов семьи всегда лучше иметь бездарных в художественном отношении.

* * *

Я остановил автомашину под окнами Милены.

— Я быстренько, — сказала она, — только зимние вещи возьму и назад. Пожалуйста, не слушай, что там мама будет орать, ладно?

Я вышел из своей «девятки» размяться.

— Ты должна его бросить! — тут же полилось из форточки. — Ты слышишь меня? Ты должна уйти от него! Он тебе не пара и ты ему не пара! Вы с ним не пара! Он тоже хорош — седина в бороду, бес в ребро! Ты должна порвать с ним! Дожила на старости лет — моя дочь гулящая девка! Подстилка! Сколько лет тебе и сколько ему?! Он тебе в отцы годится! Ты ему в дочери годишься! Думаешь, если ты перед ним будешь ножки раздвигать, он тебе роль даст?! Ах ты сука, проститутка!

Послышался звук оплеухи и вскрик Милены.

Страшное подозрение закралось в мою светлую до ужаса голову.

Я на цыпочках приблизился и заглянул в просвет между гардиной и оконной рамой. Фу ты, мамаша дома...

Как мне могло прийти на ум, что это Милена говорит за себя своим голосом, за мамочку — мамочкиным, а звон пощечины имитирует ударом одной ладони о другую?..

Хотя от Милены всего можно ожидать.

Я решил прогуляться по двору, образованному «клюшкой» и тремя другими многоэтажками, и тут вдруг столкнулся с вышедшей из дому Ириной.

Мы постояли оцепенело, потом поздоровались.

— Ты еще с этой девочкой из третьего парадного?

— Получается, что так, — ответил я.

Что-то в ней изменилось. В лице разлита тихость, будто Ирина Владимировна все время умиротворенно к чему-то прислушивается, вроде как к негромкой музыке. И смотрит на меня с выражением, которого я раньше у нее никогда не наблюдал, пожалуй, это можно назвать снисходительной жалостью к несмышленому ребенку. Такое впечатление, что она уже не здесь. Заметно пополнела, вид не совсем здоровый. Уж не беременна ли она? Если так, то уж точно не от меня. Слишком много времени прошло с тех пор, как мы с ней в последний раз...

— Ты не догадываешься, зачем ты ей нужен?

— Ира, я не такой дурак, как ты думаешь.

— Здесь все знают, что Милена с детства мечтает стать артисткой. У нее ведь мать не воровка, не предпринимательница, не чиновница, которая берет взятки, она честно работает, а это в нашем государстве означает — нищая. У нее нет денег, чтобы отправить дочь учиться в другой город. У нас же здесь нет актерского факультета. Двери в жизнь перед девочкой оказались закрытыми... Как только Милена своего добьется — тотчас сделает тебе ручкой.

— Догадываюсь, — сказал я.

Тут из парадного появился попик и, лаская дорожку рясой, подошел к нам.

— Знакомьтесь, это Виталий Константинович, а это мой муж.

— Отец Сергий, — сказал он приветливо.

— Так ты вышла замуж?! — воскликнул я.

— Как видишь.

У мужчинки был кроткий взгляд, жиденькая рыжеватая бородка. Я бы взял его на роль Алеши Карамазова.

— Благослови меня, святой отец.

Некоторое время он, очевидно, задавался вопросом — лукавлю я или прямодушен. Я невозмутимо выдержал его взор испытующий. Перебьешься, родной. Я в отношении Милены этого Бог знает сколько времени определить не могу и ничего. Жив-здоров помаленьку.

— Благословляю тебя, сын мой, во всех добрых твоих начинаниях, — он сказал это мягко и приязненно, но сделал явственное логическое ударение на слове «добрых».

А он не так прост, как кажется. Дескать, если ты банк грабануть надумал, хрен тебе, а не мое отеческое напутствие.

* * *

Был воскресный день, мы отобедали.

— Давай помогу, — предложил я.

— Я сама, — сказала Милена. — Мужчина должен быть добытчиком, бегать где-то там за мамонтом, приносить домой мясо, — интонации были шутливыми, соответственно, в ее глазах завелись бесенята, но и еще что-то поселилось, может, ублаготворенность кошки, да, вот она, стоя у умывальника, и потянулась, как сытая кошка, которая хочет потереться о ногу хозяина, и то ли ей лень, то ли оттягивает удовольствие. — А мыть посуду — обязанность женщины! Вообще следить за порядком, ну, там уют создавать в доме... Поддерживать огонь в очаге! Вот. Понимаешь?

— Понимаешь, — сказал я.

Как мило, что она мне все это объяснила.

Лекция получилась забавной, особенно, если учесть, что я в два с лишним раза старше Милены.

Я вернулся в комнату, сел на кровать и погрузился в думы.

Когда через некоторое время, толкнув боком дверь, на ходу вытирая руки полотенцем, появилась Милена и споткнулась о ковер, отчего завернулся край, я сказал:

— Сядь на стул.

После небольшой задержки, для осмысления моих слов и поправки ковра, она безропотно подчинилась с немым вопросом во взгляде — таким тоном я еще никогда с ней не разговаривал.

— Полотенце убери, брось на стол. Что у тебя за манера оплетать ножку стула ногой? Больше так никогда не делай. Сидеть нужно, не касаясь спинки стула, это ты сейчас что называется — развалилась... А теперь ударилась в другую крайность — примостилась на краешке, как бедная родственница. Выбери серединку. Что это такое — горбатая, горбатая Милена?! Слесарь после смены... Леди должна «держать спинку» — вот эти три позвонка надо зажать, а все тело расслабить. Мышцы лица не напрягай без особой надобности, это считается вульгарным. Подбородочек подними чуть повыше, ты же не боксер, чтобы прятать челюсть от удара. Сегодня у нас с тобой будет первое занятие по мастерству актера.