Пкар непонимающе посмотрел на приятеля. Старики сидели на мягком травяном ковре около водопада и отдыхали, наслаждаясь красотой и покоем. Лежбики тактично не обращали на них внимания, занимаясь своими кошачьими делами. Рьох зачерпнул горсть воды. Медленно выпил. Ещё одну. И ещё. Вода была необыкновенно вкусна… Потом всё так же меланхолично повторил:

— Нет, правда, странное дело… Наш клан уже бывал здесь… Как и нынче, спасался в тяжёлые времена. Об этом и песни наши говорят, это и тильецадска рукопись подтверждает. И живём мы довольно долго. По крайней мере, относительно людей. Так?

Пкар сорвал несколько травинок. Внимательно рассмотрел. Зачем-то понюхал, потом озадаченно сказал:

— Ну… вроде бы так… К чему ты клонишь?

В ожидании ответа глава Речного клана с отрешённым видом наблюдал, как трое синих котят, едва научившихся пользоваться крыльями, устроили весёлую кутерьму в двух шагах над землёй.

— А вот к чему… Объясни мне, как вышло, что ни один из нас не помнит никого из вашего клана? Равно как ни один из ваших не признал никого из наших? Это касается не только младших — Теки, Фельор или Илсы, но и нас с тобою, живущих уже которое столетие…

— Не знаю… Может быть, вы слишком долго были нигде, что просто забыли наши края? — Пкар слегка усмехнулся, увидев, как один из маленьких лежбиков не справился с крыльями и кубарем упал в траву.

— А вы? Вы-то, по идее, должны были помнить. Ну, если не нас, то хотя бы о нас! — Рьох взволнованно сверкнул глазами.

Котёнок обиженно запищал и, неуклюже барахтаясь в воздухе, взлетел к собратьям.

— О вас и помнили…

— Не спорю, но не так, как о родных. Скорее так, как люди в своём мире помнят о Королях и Императорах прошлого. Ну, жили-были-поживали-правили-умерли. А какими они были, чего хотели, чего достигли, кого любили, кого ненавидели? Были ли, в конце концов, счастливы? А кто их знает! — Рьох настолько разгорячился, что перешёл на явную речь.

— Действительно… странно, — ответил Пкар, по старинке предпочитавший придерживаться речи безмолвной. — Тебе бы саги слагать…

Дюки одновременно посмотрели на ускользающую под своды водяную стену.

— Мы всегда охраняли проход из Дальнего Мира, потому что оттуда исходил запах угрозы… Веками приходилось воздвигать стены между нашими мирами. Мы строили. Лоз — разрушал, — нерешительно продолжил глава речного клана. — Эта преграда, — он кивнул в сторону водопада, — возникла без нашего участия. Значит, происходящее не зависит от нас…

— Ещё как зависит! Вот так всегда — стараешься, мучаешься, трудишься, а выходит… — Рьох обиженно забубнил себе под нос. — Мы, конечно, попали сюда не по доброй воле, а по глупости, но нельзя же теперь вот так сразу говорить, что мы не принимали участия в том, что привело к нынешним переменам. Хорошенькое дело — без нашего участия! А оньреки, которыми здесь всё устлано было, сами, стало быть, исчезли? Нет! Их тильецадцы, не жалея рук, изничтожали. Это, конечно, мелочь, о которой не стоит вспоминать в столь прекрасном месте. Но всё-таки… А уж о том, что гладиолусы, чьей силой сотворено это волшебство, доставлены в Немыслимые Пределы именно нашим кланом, и говорить не приходится! Так же, как о наших мужественных дамах, не побоявшихся отправиться сюда на разведку. Конечно-конечно! Никто не погиб, — войдя в полемический раж, старый ворчун уже не мог уняться. — Только вот, понимаешь ли, наши дюксы об этом не знали и шли сюда — в Тёмные Коридоры, готовясь встретить любую неизвестность. Понимаешь, любую! Даже смерть или вечное заточение. Впрочем, — он безнадёжно махнул рукой, встал и побрёл к выходу. — Это всё такие мелочи, о которых и вспоминать-то как-то неловко… Поду-умаешь! Вот что я тебе скажу: абсолютное зло — абсолютным злом, но только это не Лоз, будь он неладен, постарался — это мы сами! Вот именно поэтому никто, ничего и никогда не помнит! А незачем — всё же происходит само по себе и без нашего участия!..

— Да я и не спорю… — попытался было ответить Пкар, но его собеседник уже выскочил из пещеры с такой прытью, которая сделала бы честь и юному дюку.

V

Все последующие дни Рьох неоднократно приходил в Мерцающие Проходы, надеясь, что именно там отыщется знак, который поможет его клану найти обратную дорогу. Интуиция подсказывала старику, что если он сумеет найти ответы, то не просто поможет своим вернуться в Тильецад, но и откроет проходы между мирами. Он как будто исполнял какое-то пророчество и был совершенно уверен, что дивное преображение Тёмных Коридоров не случайно. Старому дюку казалось, что ему помогает неведомая, но дружественная и могущественная сила, исходящая откуда-то извне.

Рьох изменился до неузнаваемости — старый спорщик и ворчун стал задумчив и загадочен. Он больше не полемизировал с Пкаром, но всецело растворился в своих размышлениях и поисках. Раз за разом вглядывался старый дюк в свою память. И раз за разом он проходил одною и той же дорогой: древний Тильецад — провал в памяти — возвращение в Дросвоскр — провал — долгие десятилетия покоя — недавняя битва — снова провал — жизнь в Немыслимых Пределах. То же ощущали и другие дюки. Можно было предположить, что тильецадский клан оба раза терял свою память при переходе из одного мира в другой и обратно. Однако несмотря на то, что горный и речной кланы не покидали родных мест — волны забвения коснулись и их…

"А вот интересно, — думал старый ворчун. — Помнят ли спящие зимой луковицы гладиолусов, как цвели прошлым летом?"

VI

Не хватало ещё, чтобы Рьох стал считать себя неудачником! Не было такого за всю его долгую жизнь! И не будет, сколько бы десятков лет ему ни предстояло ещё прожить! Что уж тут поделаешь, если ему никогда не снилась дюкса? Ну, сложилось так и сложилось… Не велико горе! Собственно говоря, кем, когда и где это сказано, что взрослый дюк обязательно должен жениться? Оно, конечно, хорошо, да только и хлопот не оберёшься: сначала разгляди её, избранницу свою, сквозь сонные туманы. В душе создай — такую, чтобы не ошибиться. Затем — уговори в этот мир прийти, и при этом — не спугни. Да ещё имя угадай и повтори. Возьми за руку и веди по своей дороге. И теперь люби, береги и храни во все дни, сколько вам их ни отпущено: один или многие тысячи. Это и произнести-то без запинки непросто. Даже при помощи безмолвной речи. А ведь так до самого конца пройти надо. И счастливым быть. А счастье… — это как дом — всю жизнь строить нужно, чтобы не развалился. Ох, как трудно это! Поэтому Рьох никому из женатых дюков вовсе не завидовал. Глупости какие! Подумаешь, дело — семейные радости. Никто не мешает ему просто помогать воспитывать молодых дюков. Сколько уже прошло через его руки: Окт с братьями, бедолага Превь, а теперь вот и совсем юные. Наверное, он был неплохим учителем, потому что его ученики все вырастали достойными своего клана. Некоторые даже вполне неглупыми. И дюксы к ним приходили самые замечательные. Конечно, Рьох всегда, на всех и по любому поводу ворчал, но любил своих воспитанников нежно. Только вот… нужно ли по этому поводу столько болтать? Младшие для порядка втихаря посмеивались над чудовищным характером старика, но платили своему воспитателю уважением и добром. Так что и в его холостяцкой судьбе было немало хорошего. Поэтому поначалу он даже и не думал придавать значения своему сну. И рассказывать никому не стал — засмеют ещё. Мол, решил на закатном солнышке погреться.

А случилось вот что: ближе к середине весны старому ворчуну ни с того ни с сего приснилась дюкса. Ну-у… приснилась себе и приснилась… Подумаешь! Она не была юна и прекрасна, как Илса или Фельор, или строга и мужественна, как Никуца. Какое-то смутно знакомое лицо из прошлого пришло к нему совсем неожиданно. Немолодое, но невероятно уютное и немножко ворчливое… Ну, а какая ещё могла присниться трогательному скептику и брюзге? С другой стороны, если видшь сон, отчего бы там запросто не появиться дюксе или ещё кому-нибудь? Ну, скажем… короче говоря, кому-то вообще… Хотя видение было добрым и на редкость приятным — Рьох гнал от себя любые романтические мечтания.