- Вы хотите сверлильные, фрезерные?
- Нѣтъ, я даю.
- Почемъ?
- Три тысячи шестьсотъ, франко Ревель.
- Вагоны ваши?
- Даю вамъ хоть сто вагоновъ. Кстати, беру трехдюймовое желѣзо…
- Лондономъ интересуетесь?
- Благодарю васъ. Могу самъ вамъ дать. Лондона сколько угодно.
— A термометры?
- Возьму съ удовольствіемъ. Почемъ?
— 21 за дюжину.
- Что вы мнѣ говорите! A въ аптекѣ какая розничная цѣна?
- Рубль шестьдесятъ.
- Почему же вы съ меня хотите рубль семьдесятъ пять за оптъ?
- Почему что вы идіотъ. Вы въ аптекѣ достанете одинъ-два термометра. A пойдите, попробуйте купить сто — вамъ дадутъ по шеѣ.
Передъ моими глазами происходили чудеса. Къ моему новому знакомому подходилъ человѣкъ, y котораго ботинки отъ ходьбы пѣшкомъ свирѣпо разинули рты, и говорилъ этотъ человѣкъ:
- Имѣю восемьдесятъ автомобилей. Интересуетесь?
«Какъ! — простодушно думалъ я. — Человѣкъ имѣетъ восемьдесятъ автомобилей и такъ упорно и настойчиво ходить пѣшкомъ?!. Чудакъ онъ? Оригиналъ-милліонеръ?» A мой новый знакомый дѣловито возражалъ ему:
— Нѣтъ, автомобилями не интересуюсь. A вы скажите лучше, когда вы мнѣ отдадите четыре съ полтиной, которые взяли на прошлой недѣлѣ?
Я слышалъ такое предложеніе:
- Имѣю шестьдесятъ тысячъ рубашекъ. Интересуетесь?
Не удивительно ли было, что счастливый обладатель шестидесяти тысячъ рубашекъ имѣлъ на своемъ тѣлѣ шестидесяти тысячъ первую рубашку — такую грязную, что если предположить и остальныя шестьдесятъ тысячъ рубашекъ въ такомъ же состояніи, то тысяча прачекъ должна была бы въ теченіе недѣли приводить эти рубашки въ мало-мальски сносный видъ.
Больше всего меня поражала та легкость, съ которой возникали громадныя дѣла, ширились тутъ же на моихъ глазахъ, росли и, почти дойдя до благополучнаго конца, вдругъ съ трескомъ рушились изъ за сущаго пустяка, при чемъ (надо отдать имъ справедливость) иниціаторы предпріятія не особенно горевали о гибели почти налаженнаго колоссальнаго дѣла, a сразу же приступали къ возведенію другого не менѣе колоссальнаго зданія, снова рушившагося.
— Дровами интересуетесь?
- Чрезвычайно. Много есть?
- Десять тысячъ вагоновъ.
- Великолѣпно! подходить!.. Почемъ?
- По столько-то.
— Франко Петроградъ? Цѣна подходящая. Это именно то, что мнѣ нужно. Гдѣ дрова?
- Въ Финляндіи.
- Чудесно. Сдѣлаемъ дѣло. Вагоны вы беретесь достать?
- Вагоны будутъ.
— Такъ пойдемте писать условю!
- Пойдемте.
- Кстати: a сколько вагоновъ вы мнѣ дадите ежедневно?
- Мнѣ желѣзная дорога обѣщаетъ по десять вагоновъ.
- Сапожникъ вы. У васъ десять тысячъ вагоновъ, a вы мнѣ будете присылать десять вагоновъ въ день! Это на три года, a мнѣ на эту зиму нужно.
- Что жъ дѣлать, если больше вагоновъ не достану.
- Ну, чортъ съ нимъ! Жаль. (Пауза) A шрапнельной сталью вы интересуетесь?
- Почемъ она y васъ?
Какіе нужно имѣть нервы, чтобы такъ быстро примириться съ крушеніемъ уже почти налаженнаго дѣла, результатъ котораго долженъ на всю жизнь обогатить человѣка?!..
* * *
Подошелъ къ намъ изможденный узкогрудый молодой человѣкъ и сказалъ моему новому пріятелю:
— У меня есть носки.
- Беру. Много?
- Сорокъ тысячъ.
- Почемъ?
— 11 рублей дюжина. Франко Выборгъ.
- Подходитъ. Образцы есть?
- Есть
- Покажите.
Къ моему изумленію, владѣлецъ сорока тысячъ паръ носковъ поставилъ ногу на свободный стулъ, засучилъ одну штанину и похлопалъ по собственному носку, довольно пострадавшему отъ времени:
- Вотъ.
И никто не удивился; всѣ наклонились и стали ощупывать носокъ.
Погоня за рублемъ убила y этихъ людей то, что было y меня съ избыткомъ: непосредственность воспріятія.
И я понялъ всю драму этого владѣльца сорока тысячъ паръ носковъ, получившаго образецъ для предложенія коллегамъ и вынужденнаго силой обстоятельствъ носить этотъ образецъ совсѣмъ не въ томъ мѣстѣ, гдѣ ему надлежало быть.
И подумалъ я: бѣдняга ты, бѣдняга! Ну хорошо, что это только носокъ, a не другая какая-нибудь часть туалета, показываніе которой заставило бы тебя раздѣться въ этомъ шумномъ многолюдномъ кафе — до рубашки. Хорошо, что тебѣ пришлось показать образцы носковъ, a не кофе, хлѣба, сахару и масла…
Какъ бы, бѣдная твоя голова, показалъ ты ихъ?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
За тотъ часъ, что я провелъ въ этомъ удивительномъ кафе — совершилась тамъ только одна торговая сдѣлка: я уплатилъ наличными за пріобрѣтенный мною товаръ (кофе, хлѣбъ, масло) 1 руб. 70 коп. франко кафе наличными.
ЧТО НАДО СДѢЛАТЬ.
Нами получено письмо отъ неизвѣстнаго читателя, подписавшагося скромно и мило:
- «Петроградецъ».
Въ тонѣ письма и подписи чувствуется солидный человѣкъ, a отнюдь не вертопрахъ какой-нибудь, желающій ошеломить читателя мимолетной ракетой трескучей мысли; мысль автора проста и остроумна, несмотря на кажущуюся сложность ея осуществленія. Вопросъ, котораго касается авторъ, не только назрѣлъ, но и перезрѣлъ, и если его, выражаясь аллегорически, не срѣзать во время, онъ, какъ нѣкій плодъ, съ трескомъ упадетъ на головы заинтересованныхъ людей.
Однимъ словомъ, письмо, написанное нашимъ читателемъ, умно, тонко и исчерпывающе.
Мы гордимся нашими читателями.
Вотъ письмо:
«Милостивый государь, г. редакторъ!
Я уже много лѣтъ читаю вашъ остроумный журналъ и очень люблю его.» (поистинѣ удивительно чутье и вкусъ этого скромнаго псевдонима, подъ которымъ, на основаніи вышенаписаннаго имъ, можно заподозрѣть крупную личность, обладающую сильно развитымъ художественнымъ вкусомъ. Примѣч. ред.) Во всякомъ вопросѣ, къ которому вы подходите, вы берете быка за рога. (И вѣрно. Беремъ. Это нашъ принципъ. Но какова y автора наблюдательность! Примѣч. ред.) Надѣюсь, что на этомъ основаніи, вы и дадите на страницахъ вашего уважаемаго и талантливаго (но каковъ вкусъ y человѣка! Примѣч. ред.) журнала мѣсто моему письму…
Читали ли вы когда-нибудь, господа, Майнъ-Рида, именно тѣ его романы, въ которыхъ онъ описываетъ пиратовъ Коромандельскаго берега, бразильскихъ разбойниковъ и дикарей, водящихся въ болотистыхъ мѣстахъ Амазонки.
Положа руку на сердце, кого они вамъ напоминаютъ?
Угадали. Ну вотъ то-то же. Я такъ и зналъ. Дѣйствительно, получается такое впечатлѣніе, что всѣ перечисленные отбросы земного шара перенесены въ Петроградъ, одѣты въ извозчичьи армяки, посажены на козлы и двинуты сомкнутымъ коннымъ строемъ на публику, предводительствуемые однимъ изъ членовъ городской думы, одѣтымъ въ красный мундиръ, мокассины на голыхъ ногахъ и шапку, сдѣланную изъ старой сигарной коробки. Въ ушахъ y этого члена думы сверкаютъ двѣ коробки изъ-подъ сардинокъ, a носъ проткнутъ дамской булавкой. Онъ скачетъ впереди, испуская воинственные крики и науськивая всю свою банду на оторопѣвшую безпомощную публику.
- Что такое петроградскій извозчикъ? Кто этого не знаетъ,
На грязномъ обшарпанномъ экипажѣ сидитъ безформенное оборванное существо, рычащее, кусающееся и плюющееся.
Право, больно подумать: вѣдь это нашъ же русскій человѣкъ, братъ нашъ по родинѣ, который крестится на каждую церковь, который имѣетъ или имѣлъ папу и маму, поминаемую имъ отнюдь не въ приливѣ сыновней любви.
Это грязное, обшарпанное, ободранное, зловонное существо, сидящее скорчившись на козлахъ — ненавидитъ всякаго сѣдока острой длительной ненавистью, a сѣдокъ тоже ненавидитъ его и — боится.
Что бы сказалъ лондонецъ или парижанинъ, если бы кто-нибудь выпустилъ на лондонскія или парижскія улицы нѣсколько тысячъ грязныхъ пиратовъ съ грубыми голосами, озвѣрѣвшихъ разбойниковъ, которые бы подстерегали въ глухихъ мѣстахъ довѣрчивыхъ прохожихъ, усаживали ихъ на особыя приспособленныя для грабежа телѣжки и, провезя ихъ для отклоненія подозрѣній нѣсколько кварталовъ — грабили бы и обирали этихъ довѣрчивыхъ прохожихъ.
Да вѣдь человѣка, который организовалъ бы эту страшную банду, лондонцы давно бы уже повѣсили во дворѣ мрачнаго Ньюгэта или Тоуэра по приговору короннаго суда.
Мы, петроградцы, — почти всѣ нервные, раздражительные люди; 1/4 всей этой нервности вызывается петроградскими извозчиками.
Идете вы по улицѣ. Захотѣлось вамъ поѣхать.
— Извозчикъ!
Онъ тускло и равнодушно глядитъ на спину своей лошади.
— Извозчикъ!! Свободенъ?
Такой же бы получился результата, если бы вы звали сфинкса y академіи:
- Сфинксъ! Свободенъ?
Молчитъ, каналья, подлецъ этакій, чтобъ его лихорадка взяла!
- Изво-о-озчикъ!
Еле замѣтное движеніе головы,
- Чего орешь? Занятъ. Не видишь, что ли.
Это — когда онъ занятъ. Вотъ — когда онъ свободенъ:
— Извозчикъ!
— Пожалуйте! Куда прикажете?
- На Троицкую. (Онъ стоить на Караванной).
— Рубликъ пожалуйте, безъ лишняго,
- Что-о? A по таксѣ не хочешь ли?
— На кладбище тебя повезу по таксѣ, вотъ куда.
Вы, возмущенный, идете дальше. За вашей спиной ставится точка этому краткому разговору:
— Жуликъ. Туда же.
Подумайте, вѣдь это нашъ же братъ, русскій человѣкъ, обычно такой добрый, отзывчивый къ чужому горю, ласковый и привѣтливый,
Кто его сдѣлалъ такимъ?
Навѣрное, городская дума устроила гдѣ-то подъ землей тайную школу, и особые инструкторы въ тиши ночей тайно учатъ всему этому извозчиковъ. На свою же голову.
— Извозчикъ! Надеждинская, семь гривенъ.
- Положите полтора.
— A по таксѣ не хочешь?
— Плевали мы на вашу таксу.
Мыслите логично: городская дума придумала свою таксу, извозчики плюютъ на нее; значить — они плюютъ на думу.
Дѣловому петроградцу приходится цѣлый день носиться по городу на извозчикахъ. Вопросъ: что отъ него остается вечеромъ послѣ десятка вышеприведенныхъ разговоровъ.
Вотъ къ устраненію и разряженію всей этой нервности бѣднаго петроградца и ведется вся сущность моего дѣлового проекта.
Вотъ мой проектъ: за день извозчики доводятъ петроградца, благодаря городской думѣ, до состоянія близкаго къ истерикѣ.
Избивать каждаго извозчика, дабы сорвать злость — некультурно. Да онъ и не при чемъ.
Разыскивать какого нибудь изъ членовъ думы — культурно, но хлопотливо.
Что же предлагаю я? Въ Англіи сейчасъ живетъ негръ, бывшій знаменитый боксеръ Джонсонъ. У него лицо отъ тренировки — какъ камень: хоть полѣномъ по немъ бей — глазомъ не моргнетъ.
Слѣдуетъ выписать этого негра Джонсона, избрать его въ члены городской думы и выставить на Невскомъ въ особой спеціально устроенной будкѣ.
И вотъ, когда y кого-либо изъ петроградцевъ, ѣдущихъ на извозчикѣ, ужъ очень накипитъ на сердцѣ — петроградецъ останавливаетъ на Невскомъ извозчика, соскакиваетъ съ экипажа и, подскочивъ къ негру и крякнувъ, со всего размаха ударяетъ это твердокаменное чудовище по лицу. Негру все равно (онъ тренированъ), a петроградцу сразу сдѣлается легче, ибо онъ высказалъ свое мнѣніе о петроградскомъ муниципалитетѣ — въ самой категорической формѣ Вотъ мой проектъ!
Съ почтеніемъ къ вамъ
Петроградецъ.
P. S. Содержаніе негра Джонсона городъ долженъ взять на себя, a если откажется — обложить извозчиковъ.
Петрогр.
