226) Въ 1559 г. Лейстеръ въ письмѣ къ лорду-намѣстнику сѣверныхъ областей, графу Шрюсбэри, просилъ покровительства для своихъ актеровъ, которые съ его разрѣшенія странствовали тогда по Іоркширу, увѣряя, что они "being honest men and suche as shall plaie none other matters, I trust, but tollerable and convenient, whereof some of them have been herde here alredie before diverse of my Lordis" (Collier, History of Engl. Dram. Poetry, vol. I, p. 170). Въ первую половину царствованія Елисаветы, кромѣ актеровъ, принадлежавшихъ Лейстеру, упоминаются еще актеры лордовъ Клинтона, Уоррика, (Warwick) Говарда, Дэрби, графовъ Эссекса, Соссекса и др., которые тоже путешествовали по Англіи и давали представленія въ городахъ и селеніяхъ.
227) Патентъ этотъ напечатанъ вполнѣ у Колльера (History etc. vol. I, p. 211–212).
238) См. документы, относящіеся къ этимъ пререканіямъ у Колльера (ibid. p. 218 — 226).
239) A Sermon, preached at Paules Crosse 24 Aug. 1578 by John Stockwood. London 1578 г., p. 137, Проповѣдникъ даже опредѣляетъ цифру ежегоднаго дохода съ этихъ восьми театровъ въ 2,090 фунт., считая только по одному представленію въ недѣлю: "For reckening with the leaste, the gaine that is reaped of eighte nrdinarie places in the Citie, which I knowe, by playing but onae а weeke (whereas many times they play twice and sometimes thrice) it amounteth to 2,000 pounds by the yeare".
240) Сидѣть на сценѣ считалось тогда большимъ шикомъ, и Деккеръ въ своемъ остроумномъ памфлетѣ (The Gull's Hornbook, London, 1609), направленномъ противъ современнаго фатовства, вычисляетъ всѣ выгоды сидѣнія на сценѣ. "Во-первыхъ — говоритъ онъ — вы сидите на нѣкоторомъ возвышеніи и вслѣдствіе этого всѣ элегантныя принадлежности костюма и личности истиннаго дэнди, какъ-то: хорошо сшитое платье, пропорціональная нога, бѣлая рука, персидскій локонъ (Persian Lock — такъ называлась прядь волосъ, которую gallants носили на лѣвой сторонѣ, завивали и переплетали лентой) и сносная бородка, — открыты для всей публики; во-вторыхъ — сидя на сценѣ, если вы кавалеръ, то легко можете пріобрѣсти себѣ любовницу, а если имѣете честь быть джентльмэномъ изъ Флитъ-Стрита — то даже жену; въ-третьихъ — растянувшись на сценѣ съ видомъ знатока, вы можете прослыть такимъ авторитетомъ въ театральномъ мірѣ, что бѣдный поэтъ не осмѣлится представить вамъ свою музу, предварительно не показавши вамъ всѣ ея прелести въ какой-нибудь тавернѣ, разумѣется, если вы будете на столько обязательны, что угостите его ужиномъ; въ-четвертыхъ — если поэтъ задѣлъ васъ эпиграммой или отбилъ любовницу, или вывелъ на сцену вашу красноватую бороду или ваши маленькія ноги, — вы можете жестоко отомстить ему, выйдя изъ театра въ серединѣ пьесы съ усталымъ и недовольнымъ видомъ; нѣтъ нужды, что самая пьеса можетъ быть очень хороша; чѣмъ она лучше, тѣмъ глубже вы ее втопчете въ грязь; при этомъ вы не уходите изъ театра украдкой, какъ дѣлаютъ трусы, но раскланяетесь со всѣми своими великосвѣтскими пріятелями и даже постарайтесь нѣкоторыхъ изъ нихъ увлечь за собою".
241) Чтобъ не увеличивать безъ нужды количество ссылокъ — и безъ того слишкомъ многочисленныхъ — считаемъ нужнымъ замѣтить, что сообщаемыя нами подробности устройства старинныхъ англійскихъ театровъ заимствованы изъ всѣѵъ извѣстныхъ и не разъ уже цитированныхъ нами сочиненій Дрэка, Колльера, Гервинуса, Ульрици и др. Нѣмецкая критика, упорно желающая видѣть все относящееся къ эпохѣ Шекспира въ розовомъ свѣтѣ, съумѣла найти въ самыхъ крупныхъ недостаткахъ англійской сцены матеріалъ для всевозможныхъ восхваленій. Забывая, что сами современники (Сидней) зло подсмѣивались надъ первобытной сценической техникой тогдашней драмы, нѣмецкіе критики утверждаютъ, что въ тѣ блаженныя времена несовершенства постановки не только не разрушали цѣльности впечатлѣнія, но даже усиливали ее. "Поколѣніе, привыкшее къ искусству (говоритъ Гервинусъ), даже изнѣженное имъ, такъ избаловало свою фантазію, что для возбужденія ея требуетъ всяческихъ приманокъ и очарованій: пышныхъ декорацій, рельефныхъ фигуръ и т. д. Простое, но свѣжее чувство общества, для котораго малѣйшія духовныя наслажденія были сильны и новы, не нуждается въ искусственномъ возбужденіи и напряженіи. Чѣмъ менѣе развлечено было чувство, тѣмъ болѣе приковывалось вниманіе зрителя къ духовной сторонѣ игры актеровъ, тѣмъ болѣе и самые актеры заботились о существѣ своего искусства" (Шекспиръ Гервинуса. Переводъ Тимофѣева. Спб. 1862. Т. I, стр. 163). Ульрици съ своей стороны тоже находитъ, что грубость тогдашней сценической постановки представляла для зрителей много выгодъ въ сравненіи съ новѣйшими механическими ухищреніями, которыя своимъ шумомъ болѣе способны разрушать иллюзію, чѣмъ вызывать ее (Shakspeare's Dram. Kunst. Dritte Auflage. I Theil. s. 128), а Деліусъ, хотя, повидимому, и сознаетъ, что тогдашняя крайне несовершенная постановка пьесъ едва-ли могла произвести иллюзію у самаго невзыскательнаго зрителя, но не придаетъ этому обстоятельству большаго значенія: такъ какъ, по его мнѣнію, зритель за отсутствіемъ внѣшней иллюзіи съ тѣмъ большимъ увлеченіемъ отдавался внутренней иллюзіи, видящей вещи очами духа и обладающей способностью воплощать ихъ въ тѣ самые образы, въ какихъ онѣ являлись создавшему ихъ поэту. (Üeber das Englische Theatenoesen zu Shakspeare's Zeit. Bremen. 1853, s. 12).
233) Drake, Shakspeare and his Times. Baudry's Edition. Paris, 1838, p. 443.
233) Delius, Üeber das Engl. Theaterwesen etc. стр. 17. Къ этой суммѣ нужно еще прибавить два фунта, которые обыкновенно получалъ актеръ за посвященіе своей пьесы какому-нибудь знатному лицу. "Я никому не посвятилъ моей комедіи — говоритъ одинъ современный драматургъ — потому что не нуждаюсь въ сорока шиллингахъ" (Collier, History etc. vol. III, p. 399).
234) Іоаннъ Ренанусъ, посѣтившій Англію въ началѣ XVII в. и имѣвшій случай на мѣстѣ познакомиться съ состояніемъ англійской сцены еще при жизни Шекспира, такъ объясняетъ своимъ соотечественникамъ тайну сценическаго искусства англійскихъ комедіантовъ, тогда приводившихъ въ восхищеніе всю Германію. "Was aber die Actores anbetrifft, werden solche, wie ich in England in Acht genomraen, gleichsam in einer Schule täglich instituiret, dass auch die vornehmeten Actores sich von den Poeten müssen unterweisen lassen, welches dann einer wolgeßchriebenen Comödie das Leben und Zierde gibt und bringet, dass also kein Wunder ist warum die engländische Comödinnten (ich rede von geübten) andern vorgehen und den Vorzng haben (Bodenstedt, William Shakspeare. Ein Mückblick auf sein Leben und Schaffen. Leipzig 1871, s. 107
235) The Schoole of Abuse (1579) ed. by Arber. London, 1868, p. 58–61. Въ памфлетѣ Норсбрука одно изъ разговаривающихъ лицъ сообщаетъ другому, что много знатныхъ особъ обоего пола посѣщаютъ театральныя представленія: Truly, I see many of great countenance, both men and women resort thither (Northbrooke, A Treatise against Dicing, Dancing, Plays and Interludes. London, 1577).
236) Дневникъ Бузино отысканъ извѣстнымъ англійскимъ ученымъ Раудономъ Броуномъ (Rawdon Brown) въ венеціанскомъ архивѣ св. Марка и переведенъ имъ на англійскій языкъ, хотя до сихъ поръ не изданъ вполнѣ. Извлеченіе изъ него въ переводѣ Броуна помѣщено въ Diaries and Despatches of the Venetian Embassy at the Court of King James in the year 1617 and 1618 (Quarterly Review 1857, Октябрь).
237) Деліусъ дѣлаетъ неточность, когда утверждаетъ, что въ то время порядочныя женщины не могли являться въ театръ иначе какъ подъ маской (Üeber das Englische Theaterwesen zu Shakspeare's Zeit. Bremen 1853, s. 16). Госсонъ положительно свидѣтельствуетъ, что многіе изъ нихъ нарочно показывались съ открытыми лицами, чтобы на нихъ смотрѣли (to bee seene). Въ началѣ XVII в. обычай носить маску на лицѣ при посѣщеніи театровъ былъ совершенно оставленъ порядочными женщинами и перешелъ къ куртизанкамъ. Бузино въ своемъ дневникѣ разсказываетъ, что къ нему въ театрѣ подсѣла замаскированная дама, разодѣтая въ атласъ, бархатъ и парчу, съ брилліантовыми кольцами на пальцахъ, которая подвергала его цѣломудріе всѣмъ возможнымъ искушеніямъ, обращаясь къ нему то на французскомъ, то на англійскомъ языкѣ, но онъ устоялъ противъ соблазна и оставилъ всѣ ея любезности безъ отвѣта. Впослѣдствіи оказалось, что вся эта сцена была устроена венеціанскимъ посломъ для одной знатной дамы, которая видѣла ее изъ своей ложи и помирала со смѣху, глядя на бѣдственное положеніе капеллана.
