И все-таки, к какому литературному течению относятся книги, написанные после 1956 года? Выскакивал или нет Амаду из трамвая под названием "социалистический реализм"? Для начала вспомним, что это такое - метод социалистического реализма. В советских учебниках литературы говорилось, что социалистический реализм - это отражение действительности во всей ее полноте, в ее революционном развитии. Совершенно некорректное определение! Художественная литература не отражает действительность. Объективная информация об окружающем мире для нее нерелевантна. Если мы хотим получить объективную информацию, мы читаем энциклопедию, научную статью, газету, наконец. Художественную литературу создают для передачи информации субъективной, то есть той, что отражает отношение писателя к этой самой действительности. Мы берем в руки роман, чтобы увидеть объективную реальность глазами автора, погрузиться в мир его чувств.
Возьмем, к примеру, "Как закалялась сталь" Николая Островского и произведения Булгакова. Трудно осознать, что они повествуют об одном и том же времени и одной и той же стране. Это два совершенно разных мира. И кто же из писателей полнее отразил действительность? На этот вопрос ответить невозможно. Просто каждый видел эту действительность со своей колокольни и испытывал к ней противоположные чувства.
Поэтому, как мне кажется, принадлежность книги к тому или иному методу или литературному направлению надо определять исходя из тех чувств, которые она вызывает у читателя. Если после прочтения книги вы испытываете беспокойство, недовольство собой и окружающим миром - это критический реализм. Если, прочитав книгу, вам хочется жить, бороться, созидать, любить - это реализм социалистический. А если хочется удавиться - это уже модернизм.
Оптимизм, вера в будущее, вот главная отличительная черта социалистического реализма. И если рассматривать произведения Амаду с выше изложенной точки зрения, то станет очевидно, что и "Подполье свободы", и "Габриэла", и "Старые моряки", и все прочие его книги написаны одним методом. Некоторым литературоведам термин "социалистический реализм" кажется неблагозвучным. Не понимаю, чем лучше "критический" или "магический реализм"? Термин - всего лишь код, ярлык. Пусть это направление называется "социалистическим реализмом". Не будем нарушать традицию.
Метод - это жизненная позиция автора. А жизненная позиция Амаду оставалась неизменной: он верит в Человека, его Мечту, его Будущее. Все, даже самые "аполитичные" книги Амаду проникнуты пафосом жизнеутверждения. Вот, например, как звучат заключительные строки "Старых моряков": "Долог и труден путь, пройденный человечеством, но что заставляет людей взбираться к сияющим вершинам? Повседневные заботы и мелкие интриги или не знающая оков безгранично свободная мечта? Что привело Васко да Гама и Колумба на палубы их каравелл? Что движет рукой ученого, когда он нажимает на рычаг, отправляя спутник в бескрайнюю даль, и в небе, - в этом предместье вселенной возникают новые звезды и новая Луна? Ответьте мне, пожалуйста, в чем правда? - в неприглядной действительности, окружающей каждого из нас, или в великой мечте всего человечества?" (84, С.276).
Жизненная позиция автора проявляется в самых интимных сферах человеческой жизни столь же естественно, как и в политике. Сравним дону Флор с Маргаритой все того же Булгакова. В похожей ситуации с равновеликой смесью реальности и чертовщины сколь различно поведение этих женщин. Маргарита, чтобы соединиться с любимым, уходит из жизни, а дона Флор восстает против богов и людей, против ханжества, правил приличия и самого здравого смысла и борется за свое счастье на земле.
Амаду верит в возможность счастья на земле, а Булгаков - нет. Поэтому Амаду - социалистический реалист, а Булгаков - критический.
В чем источник оптимизма Амаду? И он сам, и советские литературоведы неоднократно писали, что этот источник - вера писателя в народ. Однако тут перепутаны причина и следствие. Не потому Амаду оптимист, что он верит в народ. Он оптимист по своей природе, таким уж он уродился, и поэтому он верит и в народ, и в человечество, и в его светлое будущее.
Добавлю еще, что в современных условиях произведения Амаду, не связанные столь жестко с идеологией, кажутся намного оптимистичнее. Сейчас "Подполье свободы" или "Луиса Карлоса Престеса" невозможно читать без слез: столько страданий и жертв, реки крови - и все напрасно?! Глава 15 "Живой классик". 80-е годы.
В 1980 году журнал "Иностранная литература" печатает сразу два произведения Амаду: роман "Возвращение блудной дочери" (92) и сказку "История любви Полосатого Кота и сеньориты Ласточки" (93). Ни то, ни другое произведение не стало популярным у читателей. И хотя качество перевода "Возвращение блудной дочери" значительно выше, чем у "Капитанов песка", роман не производит такого сильного впечатления, как предыдущие книги Амаду. В оригинале роман насчитывает 590 страниц, это многоплановое, панорамное произведение, в переводе же - около 200. То есть журнальный вариант был сокращен почти в три раза, в нем осталась только главная сюжетная линия, и эта линия кажется вырванной из живой плоти романа, изображение становится плоским, схематичным. О том, что книга не вызвала особого интереса, свидетельствует тот факт, что ей не было посвящено ни одной рецензии или критической статьи. В обзорах, посвященных творчеству Амаду, литературоведы обращают внимание не на художественные достоинства книги, а на политическую актуальность.
Исследователь творчества Амаду В.Гутерман пишет, что действие книги разворачивается в маленьком городке на севере Баии в тот период, когда размеренная жизнь этого всеми забытого, полусонного провинциального городка неожиданно прерывается тревожной вестью: влиятельная химическая компания решила построить там завод, отходы которого должны привести к сильному загрязнению окружающей среды.
Протесты и попытки борьбы местных жителей не помогают. В романе показано, как стихийная, вызванная жаждой наживы индустриализация бразильской глубинки ведет к еще большему ухудшению жизни простого народа. "Обращение Амаду к весьма актуальной не только для Бразилии, но и для всего человечества проблеме, во многом связанной с хищнической деятельностью империалистических монополий, свидетельствует о том, что он, как и прежде, стоит на передовых позициях борьбы за прогресс, за защиту простого народа, за подлинную и потому истинно национальную культуру" (198, С. 99). Как видно из цитаты, столь значительное сокращение произведения ведет к однобокости восприятия, к его упрощению и искажению. Может показаться, что статья написана не в 1981, а в 1951 году, когда советская критика находила в романах Амаду одну политику.
Что касается сказки о Полосатом Коте и Ласточке, то ее не упоминают даже в обзорах, что не удивительно, так как перевод Л. Бреверн ее просто убил. Маленькое произведение в два печатных листа с трудом можно дочитать до конца: таким суконным языком оно изложено. А ведь это сказка могла бы много объяснить в эволюции творчества писателя. Она была написана в 1948 году, в период работы над "Подпольем свободы", но не предназначалось для печати, и Жоржи Амаду не считал нужным загонять ее в какие-то рамки, подгонять под схему. И мы видим, что это произведение "докризисного" периода не уступают в художественном мастерстве его поздним работам. Уже в этой сказке мы найдем полностью сложившимся несравненный амадовский стиль, изящный и ироничный, коим будем наслаждаться в "Доне Флор" и "Лавке чудес". Читатель сам может в этом убедиться, если прочтет "Ласточку" в моем переводе.
