— Что вы имеете в виду? — спросил Нетудыхин.
— Ваш вопрос: как согласовать библейский вариант творения с вариантом творе-ния по Фридману и Гамову?
— Ну и как?
— Да очень просто. Ко времени нашей жизни Вселенная уже наличествовала, то есть находилась в послевзрывном состоянии, по вашей теории. Но была недоступна на-шему ангельскому восприятию. А тут я подвернулся Ему со своей идеей создания чело-века. Семь дней, о которых идет речь в Библии, и стали, вместе с сотворением человека, днями ее обнародования, вернее — обангелования. Нам, глупым несмышленышам, по сути, продемонстрировали Вселенную уже в действии. Для того предварительно нас и собирали, и мнимо советовались, дабы потом удивить. Дабы потрясти наше бедное вооб-ражение величием и грандиозностью сотворенного. А как же! Ведь это так на Него по-хоже, Тимофей Сергеевич, если бы вы знали! Пораскиньте мозгами: создание такой ма-хины требовало и соответствующего времени, даже при Его всемогуществе. Потому свою догадку я считаю вполне логичной.
— Опять вы изворачиваетесь со всей своей изощренностью и пытаетесь согласо-вать факты, заведомо несогласуемые, — сказал Нетудыхин. — Библия — реальный чело-веческий документ. Противоречивый, мудрый, местами нелепый, но человеческий. Надо отдать ему должное: в свое время он сыграл очень существенную роль в истории форми-рования нашего мировоззрения. Человеку нужна была начальная точка опоры. Ему надо было знать, откуда все пошло. Чтобы двигаться дальше. Вот он усилиями своих проро-ков и создал миф о сотворении мира. МИФ! Понимаете? А то, что утверждаете вы, по-вторяя текст Библии, претендует уже на реальность. Но это же нелепость!
— Да ведь так было, Тимофей Сергеевич! Перед вами живой свидетель! Так и бы-ло, клянусь! — уверял Сатана.
— Редчайшее совпадение мифа с реальностью, — отвечал Нетудыхин. — Тогда вы действительно наш отец. И все, о чем вы мне говорили, я должен принимать за чис-тую монету.
— Конечно! Пусть в определенном смысле и не прямой отец, а так сказать, крест-ный, но я от своего соавторства не отказываюсь. Хотя, может быть, я где-то там и под-преукрасил вас малость — кому свои дети не дороги? — но в целом все то, что я вам по-ведал, истинная правда.
— Па-пу-ля! — сказал Нетудыхин с издевкой. — Великий враль и фантазер!
И так Тимофею Сергеевичу в этот миг захотелось врезать того по шее за безу-держную ложь, что даже руки зачесались. Однако Нетудыхин, чтобы не сорваться, дос-тал сигарету и закурил.
— Вам бы психиатру показаться. Я тут недавно был у одного… на домашнем приеме. Он бы вас точно оприходовал. Как гениальнейшего из всех известных утопистов. Ещё никто в истории не предложил утопии более грандиозной, чем вы. Куда там Плато-ну и Мору! Христианство обещает нам рай на том свете, марксисты — на этом. Но никто из них не гарантирует человеку владычества во Вселенной и индивидуального бессмер-тия. А все-таки, зачем человеку бессмертие, скажите? Ведь, право-слово, это скучно, ес-ли хорошо подумать.
— Как зачем? Чтобы жить вечно!
— Ну а если надоело, допустим, тошнит от всего? Или, того хуже, совершил че-ловек, например, гнуснейшее преступление, как быть?
— Это дело техники, Тимофей Сергеевич. Тошнит, надоело — кодируем твою персону и кладем тебя на полку в гомотеку на срок, который тебе заблагорассудится. От-дыхай, раз умаялся. А жизнь идет своим чередом. По истечении заявленного срока воз-вращаем тебя в мир. Возобновился интерес — живи, здравствуй дальше, нет — ложись на полку, кантуйся, жди других времен.
— Фантастика! — сказал Нетудыхин.
— Фантастика — не фантастика, но человечество идет к этому.
— Ну а с преступниками что ж?
— Тоже кодирование и изоляция на продолжительные сроки в спецхранах. Обра-тите внимание, практически никаких существенных материальных затрат.
— Умопомрачительно! Но бесконечно скучно. В такой ситуаций, я думаю, люди начнут искать средство для настоящей смерти. Она станет величайшим благом.
— Почему?
— Произойдет обесценивание жизни. Смерть исчезнет, а с ней — и смыслообра-зующий её фактор. Ужас смерти мы заменим на еще больший ужас бесконечного суще-ствования. Человеку нечего будет преодолевать. Всякое его самоутверждение потеряет смысл.
— Это так кажется сейчас, Тимофей Сергеевич. Люди, за время своего существо-вания привыкли к оппозиции смерти. Жизнь коротка и за нее они вынуждены бороться. Но, согласитесь, это уже инерция определенного типа мышления. В новой ситуации вы во времени не ограничены. Ценностный акцент переместится в область творчества и ин-теллектуального престижа. Однако право на бессмертие человек обязан будет защищать своими делами. Обленился, скажем, валяешь дурака на протяжении последнего года жизни — в гомотеку извольте пожаловать. На раздумье. Баласт нам на земле не нужен. Это будет свободный, созидающий себя в творчестве, человек. Ревнители всех мастей от Бога, совместно с государством, в течение многих веков лелейно выхаживали в человеке раба. Они разработали очень изощренную систему принижения человека и возвеличива-ние Творца. Внушались отношения жестокого Властелина и Его подчиненных тварей. Именно тварность человека постоянно ими подчеркивалась. Поэтому сегодня на земле в количественном отношении преобладает тип человека-раба. Теперь ему необходимо пройти через некий реабилитационный период. Работы здесь, Тимофей Сергеевич непо-чатый край. Перевести человека из состояния рабства в состояние свободы — не такое простое дело. Это значит сломать веками устоявшийся менталитет, создать новый жиз-ненный контекст, ибо человек, как известно, кроме своей генетической обусловленности, еще и социально контекстуален. Новая жизнь будет иметь новый характер.
— И наступит время избавления от Зла, — сказал Нетудыхин в тон Сатане.
— Да, безусловно. Можно сказать и так, если выражаться, пользуясь прежними категориями. Ибо не будет этого извечно висящего над человеком дамоклова меча.
— Откуда же тогда появится преступники?
— Ну, может быть, и не совсем преступники. Скорее — творящие Добро не в должной мере, люди дефективные…
— А-а, опять насилие! — сказал Нетудыхин. — Насилие ради торжества Добра! А если я не хочу творить Добро? Не хо-чу! Не по душе оно мне. Что тогда?
— Вы что, Тимофей Сергеевич?! — сказал несколько оторопевший Сатана. — Го-ворили одно — теперь стали утверждать другое. Это уж совсем на вас не похоже.
— Да, не похоже. Но человек расхотел творить Добро. Вчера я хотел, было такое желание. И казалось оно любезным моему сердцу. А сегодня — нет. Надоел мне тошно-творно-приторный вкус Добра. Хочу Зла! Хочу — и всё! Как круто посоленного огурца. Может быть, даже и не столько самого Зла, сколько возможности его творить. Что тогда со мной делать?
— На полку! В гомотеку немедленно! — заявил категорически Сатана.
— Ну вот, и выходит, что ваш мир ничем не отличается от мира, сотворенного Бо-гом. Только знаки меняется местами. Но что людям-то от этого? Вы станете, по-видимому, новым Богом. Я так думаю, что станете. Иначе, зачем бы вам всё это затевать? А Творец. . Кстати, с Творцом-то, что будем делать? На пенсию сошлем, мемуары пи-сать? Куда Его-то, бедолагу, определим, памятуя, что он все-таки всемогущ и так просто, надо полагать, власть не уступит? — спросил Нетудыхин, плутовато поглядывая на Са-тану.
— Разжалуем до рядового человека, — серьёзно и мрачно ответил тот. — Пусть побудет в шкуре смертного существа. И осознает, что значит на самом деле быть челове-ком. А потом посмотрим. Может, возьмем в консультанты, опыт-то у Него все-таки гро-мадный. Но над окончательным возвращением Ему бессмертия надо хорошо подумать. Я лично, в нашей новой Вселенной, не хочу иметь вечного оппозиционера. Будет только воду мутить.
Теперь, в свою очередь, оторопел Нетудыхин и удивленно смотрел на Сатану.
— Ну, Тихон Кузьмич, вы меня поражаете своей беспредельной наглостью. Это же надо: Творец у Сатаны в роли консультанта! У вас не то, что мания величая, — у вас патологическая ненависть к Создателю. Вы, в своей страсти, забываете о главном — о человеке. Вместе с властью над ним к вам перейдет от Творца и ответственность за чело-века. Творец регулирует сегодня численность людей смертью. Смерть нам представляет-ся величайшим Злом. Над этим надо еще, знаете, основательно поразмыслить. Смерти и любви люди обязаны лучшими своими достижениями. Ведь смерть можно расценить и как факт Божественной справедливости, равенства всех без исключения перед Ним. Страшно даже представить, что творилось бы на земле, не будь этого трагического ра-венства. А вы предлагаете, всеобщее бессмертие, которое — увы! — совершенно неравно всеобщей смертности. По существу, вы провоцируете неконтролируемый рост населения на планете. Это приведет людей к планетарным конфликтам, последствия которых труд-но сегодня предсказать.
