Тихо. Прохладно. Мало света. В храме нет людей. Ни служилых, ни молящихся. Странно.
Он прошел к иконостасу и попытался настроиться на молитву. Не получалось. Единственная молитва, которую он знал, была "Отче наш". Но повторять заученные сло-ва казалось ему бессмысленным.
Он стал говорить о навязчивом преследовании его Сатаной, об отвращении Зла. Чем же он так провинился у Творца? За что ему ниспосланы эти терзания?
Молитва слагалась сама, и его уже ничто не смущало. Он молился горячо и ис-кренне и выложил все, что накипело у него на душе. Под конец, в состоянии этого рели-гиозного пароксизма, совершая поклоны перед иконостасом, он стал истово креститься.
Чья-то рука коснулась его плеча — зачем? И голос произнес:
— Да услышит Господь ваши слова! Ибо сказано в Писании, что всякий прося-щий у Него получает и ищущий находит, а стучащему отворят.
Нетудыхин понял: он вернулся в реальный мир.
Он поднял голову и увидел лицо человека, которому принадлежал голос: больше-лобое, с холеной, тщательно ухоженной бородой.
— Меня преследует Сатана, — сказал Нетудыхин.
— А вы молитесь. Я слышу, что сердце ваше исстрадалось по любви Божьей, а нужна она вам, как воздух, и вы уже у порога ее. Спасение ваше в вере и терпении. Кто не терпел, кто не страдал, тому и не воздастся. Бог ваш на небе. Не ищите Его на земле. И не верьте никаким сатанинским заверениям. Они лживы.
— Но меня хотят объявить сумасшедшим! — сказал Нетудыхин.
— Кто же этого так жаждет? — спросил служитель.
— КГБ! — ответил Нетудыхин.
Священнослужитель вздрогнул, погладил бороду. В шикарной его бороде не было ничего божественного. Она была под Бога, но не для Бога.
Нетудыхин почти увидел, как этот человек, пахнущий тонким одеколоном и испо-ведующий христианство заученными речениями, прежде чем выйти к прихожанам, долго просиживает у туалетного столика. Но он так же, как и Нетудыхин, боится КГБ. И в Бога не верит, нет. Верил бы — не боялся. Бог для него, вероятно, профессиональный долг. А может, — такой себе просто интеллектуальный пасьянсчик.
Нетудыхин внутренне содрогнулся. Господи, это же совершенная глупость, что он пришел сюда искать веру! Нет ее здесь. Ее подменили лицемерием еще во времена Хри-ста.
Нетудыхин почувствовал, что он, как одинокая птица, бьется в сетях лживого времени: все прогнило, веру подменили лицемерием, творящий должен забыть об исти-не.
Осмотревшись вокруг, он вдруг с жутью осознал: да это же церковь, современная церковь! Без колоколов, без Бога.
Почти с брезгливостью он снял с плеча руку священника.
— Простите, — сказал он. — Простите.
Его колотил озноб.
— Куда вы? — спросил священник.
Но Нетудыхин уже не слышал его. Опрометью он выбежал на паперть и, не огля-дываясь, стремительно понесся вдоль церковной ограды.
— Дебил! Идиот! — говорил он себе. — Кому ты решил вверить свою душу? Этим ловцам человеков? Но они же сами погрязли во лжи и грехах своих земных! — И все еще ощущал на плече руку служителя, и судорожно вздрагивал.
За углом ограды чуть не сбил кого-то с ног. Но не извинился. И петлял в лабирин-те улочек и переулков, и спешил, не зная куда и зачем.
На самой окраине города столкнулся со свадебным маскарадом. Подвыпившие ряженые нахально затащили его в свою компанию. Они приплясывали, хохотали, коме-дианствовали вокруг него. Эх, ты жисть моя жестянка!.. Нетудыхин еле вырвался от них.
И опять заторопился — туда, подальше от людей, от церкви, за город, на просто-ры лугов и небес, возможно, — к Богу.
В середине дня он не выдержал и позвонил ей на работу. Трубку подняли сразу.
— Что же ты натворила? — спросил он сходу. — Ты хоть понимаешь, куда ведет эта дорожка?
На той стороне не отвечали, дышали прерывисто. Потом сказали:
— Тима, я скоро заканчиваю и жду тебя дома. Это не телефонный разговор.
— Мне там нечего делать. Я звоню, чтобы уточнить у тебя только один вопрос: в чьем ведении находится психбольница Рощинска? — Молчание. — Ты меня слышишь?
— Да.
— Так в чьем же?
— В ведении Министерства общественного порядка. Или МВД. Я точно не знаю.
— И Сева там работает?
— Да. У нас он — по совместительству.
— Прекрасно! Но как же ты могла додуматься до этого, Кока? Неужели ты меня воспринимала таким лопухом? Или уж в самом деле я казался тебе сумасшедшим? Ты же предала меня!
— Тима, я тебе все объясню. Сева приличный специалист и порядочный человек. Если хочешь знать, если уж на то пошло, он сказал, что ты сумасшедший не более, чем все творческие люди. Это его мнение. И я лично ему верю.
— И поверила в Сатану? Или, по крайней мере, в Бога?
— Нет.
— Зря, чему-то надо верить. Тогда диагноз Севы ошибочен. — Помолчал. — Авантюрист он, не стыдящийся ставить диагноз человеку за несколько часов поверхно-стного наблюдения. А о Гоголе зачем он спровоцировал разговор? Чтобы выяснить мое отношение к его сумасшествию? Гоголь не был сумасшедшим. Он был больным челове-ком, но не на столько, чтобы не понять, что Россия — гроб-страна. Можешь передать ему мое мнение. Ладно, будь! Спасибо тебе за урок. Я сегодня уезжаю. Больше мы не уви-димся. Всех тебе благ и удачи в жизни!
— Тима! Тима! Тима!..
Но трубку уже повесили.
Он торопился к Олегу. Надо было как можно скорее проститься и вырвать из па-мяти эти последние три дня жизни.
У калитки дома его встретила Дуська. Она несколько раз тявкнула, но тут же, уз-нав его, виновато завиляла хвостом и радостно запрыгала вокруг него.
— Дуська! — сказал Нетудыхин. — Дульсинея! — И погладил ее по голове.
Собака взвизгивала и в прыжке старалась лизнуть ему руки.
— Ах, ты дураха! — говорил Тим. — Какая ты дураха!
Нетудыхин вошел в дом и поприветствовался. Мария Васильевна и Олег играли в карты.
— А, Тима, — сказала Мария Васильевна. — Проходи, садись. А мы тут в под-кидного время убиваем.
— Привет! — сказал Олег, не поворачиваясь. — Восемь!
Тим, не зная сесть или нет, неловко топтался у порога.
— Чего ты? — сказал Олег, заметив его нерешительность. — Проходи, — и про-должал играть.
— Ты чем бьешь? — сказала Мария Васильевна.
— Я собственно пришел попрощаться, — сказал Нетудыхин.
— Погоди, сейчас закончим, — сказал Олег. И матери: — Как чем? Шестакой ко-зырной.
— А-а, — сказала Мария Васильевна и отбросила карты в отбой.
До отхода поезда оставалось больше часа. Но сидеть вот так и ждать, пока закон-чится партия дурака, казалось ему невыносимым.
"Еще недавно, — думал он, глядя на Олега и мать, — каждый из них был готов наброситься на другого. А теперь они мирно сидят за столом и играют в карты…"
— Карте место! — крикнул Олег, вырывая карту из рук Марии Васильевны.
— Ты смотри, ты смотри какой! — сказала Мария Васильевна. — А как сам?
— Олег, — сказал Тим, — мне пора уходить.
— Да-да, — сказал Олег, — одну минутку, доиграем.
— Ну чего ты, иди проводи человека, — сказала Мария Васильевна.
— Ишь ты, какая умная! — сказал Олег. — Видит, что проигрывает — и проводи! Сейчас. Давай ходи!
Мария Васильевна стала думать. Думала, думала — сказала:
— Восьмерка.
— Валет.
— А такая?
— Такой валет.
— Где ты их набрал?
— Знаем, где набрал. На "базаре".
Сделали отбой.
— Ходи, — сказала Мария Васильевна.
— Семерка.
— Крестовая?
— Да.
Побила дамой.
— Отбой.
— Моя.
— Вот так, сиди со своей козырной дамой. Короче, сдавайся. Три короля с козыр-ным — приняла? И девяточки на "погоны". Ха-ха-ха!
Олег стал цеплять на плечи Марии Васильевне "погоны".
— Ладно-ладно, — сказала Мария Васильевна. — Доволен, выиграл. Ну, Тима, уезжаешь, значит. Погостил бы еще малость. Завтра Вера приезжает от своих, познако-мился бы. Что это — три дня? Ни туда ни сюда. Конечно, наш город скучный. Но зато у нас спокойно, тихо тебе — совсем, как на курорте.