Понял Нетудыхин и то, что дарственный жест Захаровна не был результатом сегодняшнего ее положения. За всем этим стоял давно продуманный ею замысел. Но сейчас Тимофея Сергеевича больше тревожило, окажутся ли драгоценности хозяйки в сохранности. А вдруг Сатана их уже успел увести? И все обернется тогда совершенно катастрофической стороной: хозяйка, в минуты недуга, доверилась о своих сбережениях квартиранту, а он, негодяй, возьми да и укради их, — чем не версия? Очень правдоподобно, любой суд клюнет на такую версию. Лучше бы она ему о своих побрякушках вообще ничего не говорила.

Дома, в волнении, Нетудыхин снял запыленную икону и прошел с ней на кухню. Протерев Богородицу полотенцем, он раскрыл ее и обнаружил в корпусе иконы небольшой раздувшийся кошелек. Молча перекрестился: слава Богу, цел. Потом он расстелил на столе полотенце и высыпал на него содержимое кошелька. Рассортировал изделия. Получилось: пять золотых колец разных размеров; три перстня с камнями; золотые женские часы с браслетом; один кулон без цепочки; одно серебряное ожерелье; крупный золотой крест на цепочке с рельефным изображением распятого Христа; платиновая брошь, усеянная мелкими бриллиантами, — всего тринадцать изделий. Тринадцать! Опять эта чертова цифирь преследовала его. Но он не придал этому значения. Надо решать, куда теперь все это добро запрятать. Таскать ежедневно с собой до возвращения Захаровны? Тимофей Сергеевич сложил все драгоценности в кошелек и прикинул на руке вес: изрядно, только карманы обрывать таким кошельком. А может, положить его обратно и пусть он себе там лежит, как лежал до сегодняшнего дня? Нет, рискованно: за то время, которое Тимофей Сергеевич ежедневно отсутствует, можно до мелочей перешмонать не только комнату Захаровны, но и всю квартиру.

И тут Нетудыхин припомнил, что Кузьма, столкнувшись впервые с Сатаной, встретил того беспричинной и яростной агрессией. С чего бы это? Неужто собака интуицией учуяла в нем олицетворенное Зло? А ведь можно запрятать кошелек под коврик у Кузьмы. И тот падет трупом, но никого из посторонних не подпустит к себе. Это идея!

Он позвал к себе Кузьму, и они вышли в прихожую на обследование. Место для Кузьмы располагалось в боковой нише трехсекционной тумбы для обуви. Над ней размещалась вешалка для верхней одежды. По размеру ниши Захаровна сшила Кузьме толстый ватный коврик, и он служил собаке постоянным лежбищем.

Тимофей Сергеевич вытащил коврик, уложил в угол тумбы кошелек и опять застелил нишу ковриком.

— Место, Кузя, иди на место! — сказал он.

Пес нехотя повиновался, но не лег, а сел, совершенно не понимая, зачем это Тимофею Сергеевичу понадобилось загонять его в ящик среди бела дня. Он сидел и выглядывал оттуда на хозяина удивленными глазами.

— Отлично! — говорил Тимофей Сергеевич. — Отлично! Настоящая охрана!

И, приняв этот вариант хранения, через день, вернувшись с работы, Нетудыхин сразу же проверил: кошелек на месте? На месте. Ну и прекрасно.

Так, естественным ходом самой жизни, казалось, был развязан узел с золотом Захаровны. Однако хранить его под Кузьмой Нетудыхин решил только до возвращения хозяйки. Накануне ее прибытия он должен был вернуть кошелек на свое прежнее место. Как ситуация будет развиваться дальше, жизнь покажет.

Захаровна поправлялась медленно. Тимофей Сергеевич в эти дни метался между больницей, школой и домом. Наконец, больная поднялась и начала ходить. Еще через неделю исчезли хрипы в легких. Ее стали готовить на выписку. Нетудыхин был безмерно рад.

Лечащий врач сказал ему по телефону, что в субботу ее можно будет забрать. А в пятницу, придя домой, Тимофей Сергеевич решил переложить золото в икону. Полез под коврик — кошелька нет. Нетудыхин опешил. Прошелся рукой по всем углам — тот же результат. Вот это да!

Нетудыхин сел в прихожей прямо на пол и взялся обеими руками за голову. "Все, хана, партия сыграна! — сказал он себе. — Суши сухари, Тимоша!". Но когда, когда же этот проходимец успел увести кошелек, если еще утром Нетудыхин, уходя в школу, проверил наличие кошелька на ощупь и убедился, что он на месте? Крах, полный крах!

— Кузьма, сучок еловый, а ну иди сюда! Ты слышишь меня? Иди сюда!

Из-за поворота на кухню показался Кузьма. С виноватым видом и прижатыми ушами, он в нерешительности остановился на расстоянии метра от сидящего на полу хозяина.

— Что ж ты наделал, подлец? — сказал Нетудыхин. — Ты понимаешь, что ты натворил? Меня ж в тюрьму посадят за эти паршивые железяки! — Кузьма виновато склонил голову и то ли искренно сожалел, то ли просил прощения за содеянное. — Нет, ты мне тут рожи не строй! — говорил Тимофей Сергеевич. — Ты мне лучше скажи, кто здесь был? И где ты находился в это время? На кухне под теплой батареей, да? Конечно, на кухне. А где же еще? Сволочь ты, Кузьма, сволочь настоящая! А я-то ведь тебя другом считал! И как на друга понадеялся. Эх, ты! Иди отсюда! Глаза б мои тебя не видели! Пошел!

Кузьма повернулся и виновато поковылял из прихожей. Он никак не мог предположить, что этот поганый кошелек принесет Тимоше столько огорчений. Тимофей Сергеевич бросил коврик на место и пошел на кухню. В его расстроенной голове не возникало ни одной дельной мысли. Крутился, не находя себе ответа, лишь безысходный вопрос: что делать? что делать? что делать? Завтра нужно забирать Захаровну, везти ее сюда. Через день, а может, и в этот же день, она обнаружит пропажу ценностей. И что тогда? Начнется следствие, допросы, опять эта грязь… Ах ты, козел вонючий! А ведь можно было просчитать ситуацию заранее, учесть что "интеллигент" Кузьма любит часами валяться на кухне под теплой батареей, — нет, не додумал все до конца, поспешил. И в результате оказался в абсолютно тупиковом положении.

Тимофей Сергеевич закурил, открыл форточку. Да, таких провокаций ему в жизни еще не приходилось переживать. Заловил его Сатана, крепко заловил.

В квартире что-то грохнуло. Тимофей Сергеевич обернулся и… обмер. Кузьма — весь в паутине, — выходя из ванной, нес к нему в зубах злополучный кошелек. Он положил его у ног онемевшего Нетудыхина, присел и виновато согнул голову.

— Ты что? Ты что это, морда, вытворяешь? — сказал Тимофей Сергеевич. — Ты же меня до инфаркта чуть не довел! Разве так шутят? — Он поднял Кузьму с пола и поцеловал прямо в нос. — Ну, брат, конспиратор ты, оказывается! — Потом опустил собаку на пол, подобрал кошелек. Кузьма перевернулся на спину и, косо поглядывая, ожидал, когда Тимоша пощекочет ему живот. — Да, только мне до твоих чесалочек! Морду тебе надо набить за такие фокусы!

Однако Тимофей Сергеевич открыл холодильник, достал колбасу и, нарезав часть ее мелкими кусочками, положил на блюдце.

— Лопай, — сказал он, — охрана!

Кузьма, понюхав, не торопясь и аккуратно стал есть.

Нетудыхин облегченно вздохнул.

Глава 13

Пасха

Хотя золото отыскалось и Тимофей Сергеевич вернул его на прежнее место, угроза исчезновения ценностей по-прежнему продолжала существовать. Не было никакой гарантии, что в один из дней, вернувшись из школы, Тимофей Сергеевич вдруг не услышит от Захаровны весть об их пропаже. Но что было Нетудыхину делать? Объясняться с хозяйкой? Это — отпадало начисто. И оставалось одно: ждать и надеяться на лучший исход.

После выздоровления Захаровны отношения Тимофея Сергеевича с ней подернулись налетом какой-то неопределенности: они словно вторично знакомились друг с другом. Для Захаровны Тимофей Сергеевич оставался все тем же Тимошей. Но теперь имя его она произносила — он это чувствовал — с высоты некоторой хозяйской дистанции. А может быть, — материнской. Тимофей Сергеевич забеспокоился: не наступление ли это на его независимость? Более того, он ощутил в себе даже слегка зашевелившуюся раздражительность против хозяйки. И сам стал в позицию подчеркнутой отстраненности. Нетудыхин подозревал, что она, видимо, сожалеет о своем преждевременном признании. И никак не может определить с достаточной ясностью, кем же он теперь является для нее: постояльцем, соседом или добрым ангелом-хранителем? Впрочем, сам Нетудыхин никем другим быть не хотел, кроме как тем, кем он был на самом деле, — квартирантом. Это положение для него было наиболее независимым и вполне его устраивало.