— А что у нас с лейтенантом? — спросил Костя.

— А старший лейтенант из отдела пропаганды. Он летал над Украиной в 'Коммандо-соло' и транслировал американские передачи, пока их не сбили над Днепропетровском. У старшего лейтенанта шок. Он до сих пор из него не вышел.

— Билл мне об этом не сказал, — удивился Костя.

Игоря Божко они нашли в умиротворенном состоянии под капельницей. В носу у него торчали трубки, уходящие за уши.

— Мне успокоительный укол сделали, — радостно сообщил он. — Кайф ловлю… снилась какая-то долина цветущая, горный ручей…

А еще он сосал 'пепси-колу' через соломинку. Тумбочка рядом была завалена пакетами с чипсами.

— Слушайте, — восхищенно зашептал он, — если бы я знал, что они так обходятся с ранеными, я бы пошел служить в их армию.

— Ладно, армия, — сказал Костя, берясь за капельницу. — Пора и честь знать.

Капрал Рой Чишолм с любопытством прислушивался к их разговору. Косте даже показалось, что он капрал понимает по-русски, поэтому не стал говорить ни о чем таком, что могло повредить им, например, о том, что их разыскивают наци. Береженого бог бережет, подумал Костя.

Игорь выдернул иглу из руки и сел. Прибежал санитар и что-то залопотал по-своему.

— Чего ему надо? — спросил Костя.

— Говорит, что после капельницы надо лежать часа два, — перевела Завета.

Сашка Тулупов хихикнул:

— Это у вас надо лежать, а мы народ суровый.

— А что случилось-то? — спросил Игорь. — Я бы еще повалялся. Здесь мороженое дают, я уже две пачки слопал. Теперь жрать хочу, как из пушки. Мне должны принести сэндвичи с ветчиной и картошку фри.

— Продался за сэндвичи? — осведомилась Завета, снимая с него трубочки и датчики.

— Да нет, — обескуражено пробормотал Игорь, поднимаясь с койки и ища свою рваную куртку. — По-моему, мне еще и наркотик вкатили, потому что рука совсем не болит.

— Чем раньше мы отсюда уберемся, тем лучше.

— Да я, собственно, не против, только моего любимого ПКМа нет.

В двери появился Рой Чишолм и стал махать руками, мол, пора. Костя выглянул в окно: по берегу двигалась внушительная делегация во главе с генералом. Ну разве это война? — умиленно подумал Костя. Генералы разгуливают, как на параде. И вдруг он узнал Каюрова. А этот что здесь делает? — удивился Костя и испугался, что Каюров явился по их души. Попадать в лапы следователю второй раз ему не хотелось. Якут выглядел бодреньким. Он был одет в американскую форму и подпрыгивал на коротких ножках, как мячик. На боку у него болтался пистолет в ярко-желтой кобуре. Его лысина была прикрыта кепи песочного цвета. Жаль, что мы тебя тогда не грохнули, подумал Костя.

Они побежали по длинному, белому коридору, выскочили на территорию больницы прямо в кусты малины и стали пробираться к реке. Благо, что забора вокруг больницы давно не существовало.

— Go, go… — махал им вслед капрал Рой Чишолм. — Гудбай! Гудбай!

— Ну и что ты скажешь после этого? — спросил Костя у Игоря, когда они прилично отбежали и очутились в балке среди цветущих абрикосов.

— Пиндосы еще не поняли, куда попали и что происходит. Для них это еще приключения.

— Теперь я убедился, что наци спелись с америкосами, — сказал Сашка. — Такие же демагоги. Представляю, как собака ела человеческое мясо.

— Что за собака? — спросил Игорь.

Сашка в двух словах рассказал ему об убитом подростке.

— Вот сволочи! — воскликнул Игорь и остановился, словно собираясь извергнуть из себя всю американскую 'пепси-колу' или, по крайней мере, вернуться и учинить мордобой.

— Идем… — сказал Костя, испугавшись, что горячий и непредсказуемый Игорь действительно вернется в американский госпиталь, — идем!

Он тащил на плече сумку с компьютером и 'сонькой'. Под ногами чавкала грязь. Завета незаметно коснулась его руки. Его словно током ударило. Если это приступ нежности, то он не ко времени, а если это напоминание на ночи в душевой, то Костя и так ничего не забыл.

— С другой стороны, если бы мы попали к наци, нас бы уже не было в живых, — поделился своими мыслями Игорь. — Мороженое у них отличное… настоящий пломбир, такой жирный, что губы слипаются.

— Ага… — отозвался Костя, — ты их еще пожалей. Ведь они за демократию.

— А я понял, почему Америка такая лицемерная, — сказал Сашка.

— Почему?

— Потому что у нее не осталось других аргументов, для продвижения своей демократии.

— Саша, ругаться матом нехорошо. Тебе мама не говорила об этом? — спросила Завета.

— Да я знаю, — смутился Сашка. — Но не могу сдержаться. Язык так в узел и заворачивается.

Костя незаметно взял Завету за руку. Она сжала его пальца. Сердце у него радостно дернулось, словно в него вкатили изрядную порцию адреналина. Странно, что каждая женщина, которую я добиваюсь, так и не становится моей, подумал он. Я просто не успеваю добраться до этого момента. Даже Ирка с ее шикарно-обалденными ногами. Она всегда где угодно, но только не со мной. Какой-то замкнутый круг. И с Заветой то же самое — я все время буду смотреть на нее, как на чужую женщину. Наверное, я просто так сделан и по-другому не могу, думал он, испытывая приступ отчаяния.

— Крым будет украинским или безлюдным! — надрывалась Олеся Тищенко. — Мы не позволим оккупантам русским захватывать нашу территорию. Мы его лучше отдадим туркам или румынам, в худшем случае — татарам. Да здравствует независимая Украина без русских, евреев и поляков. Поляки — за Сан, русские — в Москву, евреи — на крюк!

— Слушай! — изумился Сашка, — они уже поссорились с поляками!

— И суток не прошло, — согласился Игорь, — те ж, наверное, не сколько воевать начали, сколько начали хапать и требовать свое?

— Националисты не поняли, — догадался Костя. — Получается, что Украина выполняет все претензии соседей, включая даже Вилково и Килию для румын.

— А об евреях ты не удивился?

— Об евреях я не удивился, — признался Сашка. — Это как бы в порядке вещей заигрывания с националистами. Только зачем румынам отдавать Одессу?

— А поляки чем им не угодили?

— Хапнули Волынь, — смеясь, сказал Игорь. — Ох, жрать хочу!

— В смысле?

— Заберут Львов, и все! Наверняка друг другу морды начистили. Ой, жрать хочу! Кстати, поляки во Львове на Лычаковском кладбище стали спешно возводить пантеон с надписью 'героическим сынам польского народа, павшим за независимость Польши'. Это одно из условий ввода польских войск. Я же говорю — сплошной украинский гамбит, отдать пешку, чтобы получить преимущество, в данном случае поступиться меньшим — территорией и статусом, чтобы получить большее — власть!

— Какое же большее? — не понял Костя и даже замотал головой — уж очень мудрено мыслил Игорь, что вообще не было на него похоже.

— Чтобы получить политическое и военное преимущество против нас — русских ну и России, конечно, тоже.

— А-а-а! — осенило Костю. — Прости, сразу не понял.

Все помолчали, сраженные светлой мыслью Божко и цинизмом Олеси Тищенко.

— А ты не ошибаешься? — спросил Сашка лукаво.

Он уже было готов был, как всегда, захихикать, но Игорь так уничижительно посмотрел на него, что Тулупов внезапно покраснел и сбросил пары.

— Хотелось бы ошибиться, да дальше некуда.

— Ну да… — раздумывая над парадоксальной мыслью, согласился Костя, — похоже на то. Значит, запад ва-банк.

— А куда ему еще деваться, — вставил робкое слово Сашка.

— Лихо начала бабенка… — как-то устало произнес Божко. В этот момент он сам на себя не был похож. — Слушай, я все время воевал и везде проигрывал: Афган, Босния. Надоело отступать.

Все снова помолчали. Елизавета, как показалось Косте, почти любовно посмотрела на Игоря. Он отвернулся, чтобы лишний раз не ревновать. Зато Сашка Тулупов наконец понял, что у него нет ни единого шанса.

— Интересно, — снова подал голос он, чтобы отвлечь Завету от Божко. — Туркам — Крым, полякам — Галичина и Волынь. А что американцы потребуют?