Мой язык чернее чёрного. Ещё странно, что он не хрустнул у корня и не рассыпался в пепел.

Напрасно я наговариваю на Анну. Она настоящая подруга. Даже ничего не сказала про вечеринку у Магды. В воскресенье я вернулась домой паинькой и рассказала, что мы весь вечер просидели за столом, а потом сняла туфли, и Анна увидела, что колготки у меня все в дырах от танцев. Она сделала вид, что не заметила, да ещё и позволила Магде с Надин ночевать у нас в следующую пятницу, так что с моей стороны окончательно несправедливо выставлять её злобной мачехой.

В пятницу мы идём на день рождения к Стейси. Вот было бы здорово, если бы все начали устраивать стильные вечеринки — мы бы отрывались весь год! Но у Стейси отрыва не получится. Мы до глубины души поразились, с чего она вздумала нас пригласить — мы никогда не дружили и едва друг друга знаем. Оказалось, она зовёт весь класс и даже девочек из параллельных.

— Родители снимают зал в городском центре, будут танцы, шведский стол, мы договорились, что начало в восемь, а там — до упаду, — взахлёб лопочет Стейси.

— Как взрослые! — говорит Магда, но Стейси не улавливает сарказма и благодарно улыбается.

— Здорово, правда? Так, значит, жду вас троих.

— Ждём с нетерпением… что удастся отвертеться, — говорит Магда, едва Стейси поворачивается спиной.

— Ты что, она услышит, — говорю я.

Я искренне сочувствую бестолковым глупышкам вроде Стейси, которые всем навязываются и у которых напрочь отсутствует класс. Если бы у меня не было Магды и Надин, если бы я не старалась всеми силами быть крутой, кто знает — я могла бы очутиться на её месте.

Но и Магде не чуждо сострадание. Она смотрит на Надин, которая не проронила ни слова. Она почти не разговаривает с той ночи в «Седьмом небе», когда мы убежали от Лайама. Просто витает неподалёку, как маленький бледный призрак. Фиолетовые отметины постепенно исчезают с её шеи, но потребуется куда больше времени, чтобы зажила рана в её душе.

— Ну, как скажете, может, я к ней несправедлива, — говорит Магда. — Мы можем держаться вместе, втроём, и немного подурачиться. Когда ещё побываем на девичнике! Рискнём?

— Конечно! — говорю я. — Ты с нами, Надин?

Мне приходится дважды толкнуть её в бок, чтобы она хотя бы кивнула.

Но выясняется, что девичника не будет.

— Можете привести своих мальчиков, — заявляет Стейси. — Я приду со своим Полом. Все будет по-взрослому.

— Значит, я не иду, — говорит Надин. — У меня нет парня. С некоторых пор.

— Ну, не кисни, красотка, моё сердце разрывается, — говорит Магда. — Конечно, ты идёшь.

— Будешь моей парой. У меня ведь тоже никого нет, — добавляю я. — Дэн-то не примчится из Манчестера.

— Хотите, одолжу для вас парочку друзей Грега? — предлагает Магда.

— Ну уж нет! Одного раза мне хватило, — твёрдо заявляю я.

Но выясняется, что даже Грег не идёт к Стейси. Магда поверить не может.

— Вот наглец! Он сказал, что не пойдёт на детский день рождения девятиклашки — его, видите ли, друзья задразнят. И это после того, как он затащил меня на вечер позора к своему психованному Адаму! Я дала ему отставку. Что-то в этом роде. — Магда усмехается. — Ну вот, Надин, теперь и у меня нет парня. Жалкая мы троица. Один парень по переписке, двое бывших.

— Ну и ладно, пойдём втроём, как и хотели. Устроим настоящий девичник, — говорю я. — А потом вы ночуете у меня, идёт?

Магда с энтузиазмом соглашается. Надин не выглядит особо довольной, но у неё нет сил спорить.

— Я очень волнуюсь за Надин, — шепчет мне Магда, когда начинается урок. — Элли… ты не знаешь, как далеко у них зашло?

— Могу только догадываться. Достаточно далеко, но насчёт полноценного секса — не знаю, не скажу.

— Послушай… А вдруг она беременна?

— Не может быть!

— Она такая бледная.

— Вообще-то она всегда бледная.

— Не настолько же. Бледная как смерть. И такая отрешённая…

— Ей плохо без Лайама.

— Вот уж нет, она поняла, какой он подлец!

— Может, она не в силах ничего с собой поделать.

— Брось! Я же не развожу сырость из-за того, что рассталась с Грегом. Я же не похожа на привидение.

— Но ты и не была всерьёз увлечена Грегом.

— Откуда ты знаешь? Может, он любовь всей моей жизни, жар моей груди, огонь моих чресел…

Мы покатываемся со смеху.

Надин смотрит со своего места, но даже не спрашивает, над чем мы смеёмся. Я вижу застывшее белое лицо, тёмные круги под глазами. Мне становится страшно. А вдруг Магда права? Что, если Надин забеременела, как та школьница?

Я знаю, сейчас без толку спрашивать, в школе Надин ничего не скажет. Надо поговорить с ней наедине, без Магды.

И после чая я говорю Анне, что пойду к Надин за учебником. Анна и сама слегка не в себе: папа снова задерживается.

— Наверняка у него собрание. Или подтягивает отстающих, — успокаиваю я её. — Не волнуйся, я уверена, он не с… Вот увидишь, он явится с минуты на минуту.

Не очень честно оставлять Анну одну с её бедой, но мне надо увидеть Надин. Её мама спрашивает, как дела, отец привычно зовёт меня Кудряшкой Элли, но держатся они слегка натянуто.

А Наташа как всегда несносна и непристойна:

— Это ты, Элли? Смотри, какие у меня трусики! С кружавчиками!

И не успеваю я отвернуться, как она задирает платье до пояса. Ну почему маленькие дети так любят выставлять себя напоказ? В моем возрасте за такое запирают в психушку. А ещё говорят, это подростки сексуально озабочены!

— Наташа, как не стыдно, — ласково укоряет мать.

— А где твой братик Моголь? Почему ты не привела его с собой? Он мне нравится, — захлёбываясь от восторга, говорит Наташа, поигрывая бровями.

— Ах ты, маленькая кокетка, — говорит отец, притворяясь, что шлёпает её по кружевной попке.

Надин все это время молчит. Она сидит на диване, сгорбившись и едва замечая меня.

— Надин! Предложи Элли кока-колы или сока, — шипит мать.

— Спасибо, не надо. Правда, я только что напилась чаю. Я на секунду — взять у Надин учебник по истории, — неловко вру я.

Надин недоуменно поднимает взгляд: по истории нам ничего не задали.

— Идём к тебе, — предлагаю я.

Надин с видимым трудом поднимается на ноги.

— Господи, Надин, приди, наконец, в себя, — говорит её мать. И смотрит на меня: — Прости, Элли, но придётся, наверное, запретить Надин так часто бывать у вас с Магдой. Похоже, вы по полночи не спите. Надин последнее время еле на ногах держится, а это никуда не годится. Ты только посмотри, на кого она стала похожа!

— Да, вы правы, простите, — лепечу я.

Когда мы остаёмся вдвоём, Надин приподнимает брови — мол, прости, что я прикрывалась тобой. Мы идём наверх. От кричащих розовых обоев и ковровых дорожек на лестнице рябит в глазах. Зато в комнате Надин уютный полумрак: полночь чернильных стен, мерцание стеклянных подвесок, спиралью спускающихся с потолка.

Надин плюхается на кровать лицом вниз. Я сажусь рядом и поглаживаю чёрное покрывало. Надин расшила его серебристыми звёздами.

— Надин… — Я осторожно обвожу пальцем контур звезды, собираясь с духом, чтобы задать вопрос.

— Да?

— Нади, знаешь, я хотела встретиться с тобой наедине. Чтобы спросить… спросить, как ты себя чувствуешь.

— По-моему, по мне заметно, — бормочет Надин, переворачиваясь на бок.