— Антооооон! Антооон!!!

Вдруг чья-то рука хватает меня за плечо и выдергивает меня из этой круговерти. Арт. Живой. И я. Тоже почему-то живой.

— Что стоишь, как блондинка на футбольном матче? — спрашивает Тоха, улыбаясь, и поигрывая невесть откуда взявшимся у него «парабеллумом». — Ты как, в норме? Тогда пошли — работы еще вагон.

А у меня слов уже нет. Кончились все.

Из толпы нарисовался командир. Хлопнув Тотена по плечу ещё раз, я строевым шагом пошёл навстречу Саше. Остановившись в метре, встал по стойке смирно, и уже было собрался рапортовать, когда он шагнул навстречу, сграбастал меня и принялся тискать, приговаривая:

— Вот ведь гадский папа, а! Вы только посмотрите на этого везучего говнюка!

— Я тоже очень рад вас видеть… — пробормотал я в ответ, лелея надежду, что Саня ничего мне не поломает.

Подошёл немного растрепанный и непривычно выбритый Бродяга:

— Живой! Ну и то — хлеб! Ганса ты чётко уделал, молодец! — и уже Фермеру: — Ну что, рвём когти?

— Нет, мля, загорать будем.

— Командир, нельзя людей, просто так бросить! — горячо возразил я.

— Поговори мне! Ишь, Мать Тереза, какая у нас выискалась…

— Саш, у меня есть идея… — не сдавался я.

— За минуту уложишься?

— Мужики, — начал я вполголоса, — если мы их сейчас оставим, то через пару дней половину переловят, и на наш след упадут, а так, мы их колонной отконвоируем куда-нибудь подальше. А человек двадцать, самых надёжных, при себе оставим… — я почти тараторил, стараясь уложиться в отведённое время.

— На хрена нам балласт? — перебил меня Фермер.

— Смотри, если мы закосим под эсэсманов, сопровождающих, пленных, то можем прямо на шоссе поработать… Типа ремонт дороги или ещё что…

Саша задумался, почесал нос…

— Резон есть. Сможешь, это стадо за пятнадцать минут сорганизовать — будет по-твоему. Нет — сам понимаешь…

— Разрешите выполнять, тащ майор?!

— Выполняй, — голос командира смягчился. — На, автомат свой забери…

— Михаил! Степан! — заорал я, что было мочи. — Ко мне давайте!

К этому времени толпа немного успокоилась, да и само освобождение произошло настолько быстро, что осознать случившееся успели немногие. Вдобавок немецкая форма моих боевых товарищей заставляла многих считать случившееся какой-то внутренней разборкой, а не налётом партизан-освободителей.

Знакомцы мои обнаружились на удивление быстро — примерно на третьем выкрике.

— И что всё это значит? Ты можешь объяснить? — взял быка за рога танкист.

— Затем и позвал, — в тон ответил я.

Семён же несколько секунд пристально разглядывал меня, а затем, совершенно неожиданно схватил мою правую руку, и принялся благодарить:

— Спасибо тебе! Спасибо! Нет, чёрт подери, как ты его, а? А это кто? Мы свободны, да?

— Стоп, стоп, стоп! Товарищ военврач, да прекрати уже! — я выдрал свою конечность из захвата. — Имей терпение!

Окрик подействовал.

— Антон, переодеться не хочешь? — раздался вкрадчивый голос Бродяги.

«Хм, наверное, старый лис какую-то игру в своём стиле задумал… — сообразил я и ответил: — Конечно, хочу!

— Там, в машине тючок лежит, а я пока товарищам разъясню, что да почему…

«Уф, хорошо, что Саша решил подыграть — хоть время обдумать что и, главное, как говорить пленным бойцам».

Мужики действительно захватили для меня «сменку», да не абы какую, а командирскую, с двумя «шпалами» в петлицах гимнастёрку и синие бриджи. (Вот только ума не приложу, где они штаны эти достали, ведь не было же их у нас?). Сапоги лежали под сиденьем.

Спрятавшись за машиной, я быстро стащил с себя изорванные солдатские портки (гимнастёрку я снял ещё перед боем) и начал одеваться. «Так, а это что? — на рукавах гимнастёрки я заметил малиновые овалы со стилизованными щитом и мечом. — Впечатляет!»

Правда, гораздо больше мой новый наряд впечатлил моих солагерников. Михаил с Семёном так и застыли с открытыми ртами, когда я вернулся.

— Вот, я же говорил… — как ни в чём ни бывало, продолжил свою речь Бродяга, — Ну сами посудите, не в этом же нам на разведку ходить?

— Ну, до чего договорились? — поинтересовался я него.

— Вот, товарищи мне не верили, видать эти тряпки, — он демонстративно потянул себя за воротник, — их смущали. Так что, товарищ старший лейтенант, вам теперь первую скрипку играть.

— Товарищи, — несколько официально начал я, — время сейчас не терпит, так что давайте сразу к делу…

Москва, Улица Дзержинского, дом 2, 1941 11 августа 1941. 12:07

— Павел Анатольевич, разрешите?

— Да, товарищ Маклярский, что у вас?

— Вернулся капитан Раков из Слуцка, в приёмной ждёт.

— Зовите.

Невысокого роста, с каким-то невзрачным, незапоминающимся лицом капитан вошёл в кабинет и, замер по стойке «смирно».

— Присаживайтесь, товарищ капитан, — хозяин кабинета указал на стул напротив себя. — Борис Михайлович, — это уже Маклярскому, — вы тоже присаживайтесь, вместе послушаем. Итак, товарищ Раков, каковы ваши впечатления?

— Лейтенант Зайцев в прошлом — начальник следственной части УНКГБ по Минской области. Опытный следователь и умеет вести допрос, хотя, на мой взгляд, несколько прямолинеен.

— И причем тут это?

— Зайцев утверждает, что его собеседник, несомненно — оперативник высокого уровня. С легкостью обходил все поставленные Зайцевым в разговоре ловушки. Ни разу не прокололся и не сообщил ничего, кроме того, что хотел рассказать изначально. Говорил спокойно, голос не повышает. Не спешит. Держался очень уверенно.

Мне Зайцев так и сказал: «Он будто знал, что за ним сила немалая стоит. Вот и вы к нам приехали, прямо как он говорил». Я постарался выяснить, товарищ Судоплатов, и оказалось, что этот «лесник» в разговоре сказал, что стоит Зайцеву только упомянуть при докладе в Москву название отряда и некоторые позывные, как в скором времени появится представитель из Центра.

Судоплатов усмехнулся:

— А ведь как в воду глядел, этот ваш «лесник»… Что ещё?

— Документы лейтенанта просмотрел как бы мельком, но внимательно, — продолжил рассказ Раков. — На должность и звание Зайцева никак не отреагировал. Более того, он продемонстрировал лейтенанту свое служебное удостоверение сотрудника ГУГБ.

— А вот с этого места подробнее, пожалуйста! — и начальник спецотдела бросил быстрый взгляд на Маклярского.

— Да. Вот данные, которые запомнил Зайцев, — капитан положил перед Судоплатовым лист бумаги.

— Посмотрим. — и Судоплатов придвинул лист к себе. — Майор? Управление НКГБ по Москве и Московской области? Фамилия, имя… так… Не помню такого, хотя звание серьёзное… А это что такое? Карточка-заместитель на получение оружия… Пистолет АПС и сто патронов? Что это за пистолет? Что это вообще за документ такой? Борис Михайлович! Вы проверили?

— Так точно! Лицо с такими данными на службе в НКВД не состоит, и ранее не состояло. Удостоверение за этим номером выдано старшему лейтенанту Еременко, Игорю Анатольевичу, оперуполномоченному УНГКБ в Комсомольске-на-Амуре. Пистолет указанной марки специалистам не известен.

— Час от часу не легче. Где этот Еременко и где фронт?

— Более того, Павел Анатольевич, стилистика документа не соответствует ни одному образцу служебного удостоверения, принятого в РККА и НКВД. Похоже, но не то.

— Этот ваш… Зайцев, ничего не перепутал?

— Нет, Павел Анатольевич, — Раков приподнялся со своего места. — Я проводил проверку его способностей к запоминанию различных текстов и рисунков. Он ни разу не ошибся.

— Даже так? Способный лейтенант… У вас все?

— Нет. Я беседовал с часовым, которого неизвестные обезоружили и связали во время первой встречи. Тут вообще много непонятного. Он уверяет, что ничего не видел и не слышал, когда ему вдруг приставили к горлу нож. Воткнули кляп, когда он открыл рот, чтобы закричать. После этого связали и раздели.