Миллер тут же поспешил к ней в сопровождении криминалистов.

– Что это?.. Не надо так надо мной шутить. Ну, только доберусь до тех двоих, что были здесь…

– Эй, да это же одеяло? – глуповато удивился Ник.

Мардж склонилась над стиральной машиной и, осторожно вытащив одеяло, развернула его, держа повыше, чтобы оно не касалось пола.

– Он, что же, выстирал его? – пробормотала Ди-Ди, обращаясь к себе самой. – Муж постирал одеяло, но не успел высушить до звонка в полицию? Или жена сама положила одеяло в стирку, и оно лежало тут, пока мы гонялись за собственным хвостом там?

Расправив одеяло, Мардж передала один уголок Нику. Видневшиеся на нем глубокие складки указывали на то, что мокрая вещь некоторое время лежала в машине. О том, что его постирали, говорил свежий запах порошка. Эксперты встряхнули находку, и на пол шлепнулся мокрый фиолетовый комок.

Честь поднять его выпала Ди-Ди – она единственная была в перчатках.

– Ночная сорочка Сандры Джонс, надо думать, – сержант развернула влажную футболку с цыпленком на груди.

Некоторое время все рассматривали обе находки, отыскивая блеклые розовые пятна, оставшиеся от крови, или разрывы, которые указывали на сопротивление жертвы. Ни того, ни другого.

Ди-Ди снова стало отчего-то не по себе. Ощущение было такое, словно она видит что-то, но не в состоянии понять, что именно.

Зачем терять время, стирая футболку и одеяло, но при этом оставлять на виду разбитую лампу? Как понимать женщину, которая исчезла, оставив ребенка, бумажник и машину?

И что же это за муж, который приходит ночью домой и, видя, что жены нет, ждет три часа и лишь потом звонит в полицию?

– Чердак? Погреб? – обратилась Ди-Ди к Миллеру.

Ник и Марджи сворачивали одеяло, чтобы отвезти в лабораторию. Если неизвестный не использовал отбеливатель, на одеяле могли сохраниться какие-то улики. Забрав у Ди-Ди футболку, они положили ее во второй пакет.

– Погреба нет. Чердак слишком маленький, там рождественские украшения, – доложил Миллер.

– Кладовые, холодильники, морозильники, пристройки, яма для барбекю?

– Нет, нет, нет, нет и нет.

– Да, но есть еще большая бухта…

– Есть.

Ди-Ди устало вздохнула и предложила последнее:

– Машина мужа?

– Пикап. Он сам с нами выходил, показывал. Открыть передние дверцы отказался.

– Осторожный сукин сын.

– Хладнокровный, – поправил Миллер. – Жена исчезла несколько часов назад, а он даже не соизволил позвонить друзьям или родственникам.

Аргумент склонил чашу весов.

– Ладно, – сказала Ди-Ди. – Давайте познакомимся с мистером Джонсом.

Маленькой девочкой я верила в Бога. Каждое воскресенье папа водил меня в церковь. Я сидела в воскресной школе и слушала рассказы о Его творениях. Потом мы собирались в церковном дворе на совместную трапезу – жареная курица, кассероль с брокколи, персиковый коблер.

Потом мы возвращались домой, где мама гонялась за папой с большим ножом и кричала: «Я знаю, что ты задумал! Нравится сидеть на скамье с этими потаскушками да распевать с ними гимны!»

Они носились по дому, а я пряталась в гардеробе и сидела там тихонько, все слыша и ничего не видя. Я бы даже не узнала, если бы с папой что-то случилось, если б он споткнулся, не успел свернуть или поскользнулся на лестнице.

Маленькой девочкой я верила в Бога. Каждое утро, когда я просыпалась и мой папа был еще жив, я считала это знаком Его заботы. Потом, став постарше, я начала по-настоящему понимать те воскресенья в родительском доме. Папа оставался жив не по воле Божией, а по желанию моей мамы. Она не убивала его, потому что не хотела, чтобы он умер.

Нет, цель у мамы была другая – изводить отца. Делать все, чтобы каждый миг жизни казался ему вечностью в преисподней.

Папа жил, потому что, по твердому маминому убеждению, смерть была бы для него слишком легким выходом.

– Вы нашли Мистера Смита?

– Извини?

– Вы нашли Мистера Смита? Моего кота. Мамочка ушла искать его утром и еще не вернулась.

Ди-Ди непонимающе заморгала. Поднявшись из подвала и открыв дверь, она едва не наткнулась на девочку лет четырех с волнистыми волосами и очень серьезным лицом. Очевидно, Кларисса Джонс проснулась и принялась за расследование.

– Понятно.

– Ри? – Тишину нарушил мужской баритон. Девочка послушно повернулась, и Ди-Ди, подняв голову, увидела стоящего в прихожей Джейсона Джонса.

– Хочу Мистера Смита, – жалобно протянула Ри.

Джейсон протянул руку, и дочка вернулась к нему. Не сказав гостье ни слова, он вместе с девочкой исчез в гостиной.

Ди-Ди и Миллер последовали за ним, причем детектив едва заметно кивнул стоящему у двери полицейскому в форме.

Комната не отличалась большими размерами. Двухместный диванчик у стены, два деревянных кресла, старомодный «сундучок для приданого», служащий заодно кофейным столиком. В углу, на тумбочке для микроволновки, – скромный телевизор. Еще здесь нашлось место для рабочего столика детских размеров и стеллажа из ящиков, в которые поместилось все, от сотни цветных карандашей до двух десятков кукол Барби. Судя по игрушкам, четырехлетняя Ри предпочитала другим цветам розовый.

Ди-Ди не спешила. Оглядывая гостиную, она задержала взгляд на зернистых фотографиях на полке, прослеживавших пока еще короткий жизненный путь девочки – новорожденная малышка, первое кормление, первые шаги, первая поездка на трехколеснике. Других родственников на фотографиях не было. Никаких бабушек, дедушек, тетей и дядей. Только Джейсон, Сандра и Ри. Была там и небольшая карточка, на которой девчушка тискала невозмутимого рыжего кота – предположительно того самого Мистера Смита.

Подойдя к уголку, Ди-Ди бросила взгляд на стол с незаконченной раскраской – Золушка с двумя мышатами. Самые обычные, самые нормальные вещи. Нормальные игрушки, нормальная мебель для нормальной семьи в нормальном бостонском доме.

Вот только эта семья не была нормальной, а иначе она бы здесь не оказалась.

Сержант еще раз обошла уголок, попытавшись незаметно рассмотреть отца. Большинство мужчин в его положении уже не находили бы себе места. У человека пропала жена. По его дому, по его святая святых, расхаживают полицейские, чужие люди берут и рассматривают семейные фотографии в присутствии его четырехлетней дочери.

Этого же типа Ди-Ди не чувствовала. Совсем не чувствовала. Словно его и комнате вовсе не было.

Она наконец повернулась. Джейсон Джонс сидел на диванчике, одной рукой обнимая свою послушную дочь и не сводя глаз с пустого экрана телевизора. При ближайшем рассмотрении он оказался именно таким, каким и описывал его Миллер. Густые всклокоченные волосы, плотная, темная щетина, мускулистая грудь, рельеф которой подчеркивала темно-синяя хлопчатобумажная рубашка. Три грани – секс, отцовство, загадочный сосед – в одном. Мечта любой женщины. И, конечно, Миллер был прав – если они не найдут Сандру Джонс до прибытия репортеров, то окажутся в глубокой заднице.

Ди-Ди взяла одно из кресел, поставила его перед диванчиком и села. Миллер отступил на задний план. Два копа могли бы оказать давление на мужа, не желающего сотрудничать, но для обеспокоенного отсутствием матери ребенка это уже слишком.

Джейсон Джонс взглянул наконец на Ди-Ди, и в тот момент, когда его глаза задержались на ее лице, она невольно поежилась.

Пустые глаза. Ди-Ди будто смотрела в озера беззвездной ночи. Лишь дважды встречала она такой взгляд. В первый раз, когда допрашивала психопата, разрешившего проблему незадавшихся деловых отношений с помощью арбалета, из которого он убил не только бизнес-партнера, но и всю его семью. И во второй, когда ей пришлось вести дело двадцатисемилетней португалки, пятнадцать лет прослужившей секс-рабыней для богатой пары в элитном бостонском особняке. Через два года женщина умерла. Вышла на проезжую часть Сторроу-драйв. Решительно, без малейших колебаний, как говорили свидетели. Просто шагнула под колеса «Тойоты Хайлендер».