«Я начал об этом думать в 70-е годы», — говорит Бенджамин Либет о вопросе, который возник у него на фоне открытия потенциала готовности Корнхубером и Дееке. Этот вопрос был частью исследования Либета в качестве профессора нейрофизиологии Медицинского центра Университета Калифорнии в Сан-Франциско.
Много лет спустя, когда он уже изучил и закрыл этот вопрос, он говорил об этом так: «Длительный интервал времени (в среднем около 800 мс), который составляет потенциал готовности, предшествующий действию, выполняемому в произвольном ритме, заставляет задать критически важный вопрос: возникает ли столь же рано и сознательное понимание добровольного намерения действовать?
Другими словами, если такое простое действие, как движение пальца, начинается в мозгу за секунду до начала мышечной деятельности, когда же сознание принимает решение инициировать это действие?
Даже самая небольшая пауза для размышления — раз Либет уже поднял этот вопрос — показывает, что если мы сравним потенциал готовности с нашим собственным опытом повседневной жизни, что-то совершенно не стыкуется.
Никакой секунды ни проходит от момента принятия решения согнуть палец на руке или покачать пальцем на ноге и до того момента, когда мы это сделаем! Ни в коем случае! Секунда — это очень долго, и это время мы можем легко почувствовать. Если мы протягиваем для чего-то руку или пинаем кота, между действием и решением не может пройти целой секунды. Мы бы заметили.
Таким образом, сознательное решение не может происходить в тот же момент, когда начинается потенциал готовности. Потому что это значило бы, что от момента, когда мы приняли решение, и до момента, когда мы начали действовать, действительно прошла секунда. (Конечно, часто именно так и происходит. Иногда на это уходят годы. Но здесь мы говорим о решении щелкнуть пальцами — добровольно и потому, что нам так захотелось).
Таким образом, исходя из самонаблюдения мы можем исключить возможность того, что наше решение действовать появляется одновременно с началом потенциала готовности.
С нашим опытом гораздо больше согласуется предположение, что мы сознательно решаем реагировать за какое-то время до того, как действуем. Не за целую секунду, но, возможно, за 0,1 секунды.
Это, однако, ставит перед нами другую, скорее всего, непостижимую проблему: если мозг начинает работать за какое-то время до того, как я решаю двинуть пальцем, есть ли у меня свободная воля?
Шоу начинается еще до того, как мы решаем, что оно должно начаться! Действие инициируется еще до того, как мы решаем его совершить!
Очевидно, что это не слишком хорошо. Бенджамин Либет пишет об этом так: «Если сознательное намерение или решение действовать на самом деле инициирует произвольное событие, тогда субъективный опыт этого намерения должен предшествовать или по меньшей мере совпадать с началом специфических церебральных процессов, которые являются посредниками в этом действии!»
Любое предположение, близкое к нашему повседневному представлению о том, что мы сами определяем свои поступки, проявляя свободную волю, безусловно, требует, чтобы выполнение решений не инициировалось за секунду до того, как мы их примем.
Таким образом, нет очевидного ответа на вопрос, когда вступает в игру сознательное решение. Этот вопрос, на который мы не можем ответить, но который чрезвычайно нас смущает, является хороший базой для научных экспериментов — и именно этим и занялся Либет.
Его эксперимент был настолько же простым, насколько эпохальным оказался его результат. Он просил своих испытуемых выполнить простое действие: согнуть палец или двинуть рукой, когда им этого захочется. Они так и поступали.
Чтобы понять, что происходит, Либет и его коллеги Кертис Глисон, Элвуд Райт и Деннис Перл подготовили несколько аппаратов. Они записывали, когда двигались пальцы или рука, измеряя электрическую активность в руке. Они могли записать момент, когда начинался потенциал готовности, благодаря электродам, которые были подсоединены к рукам испытуемых. И наконец, они могли попросить испытуемого сообщить им, когда он сознательно решит выполнить действие.
Вооружившись этими тремя источниками информации, ученые могли их сравнивать — определять, когда сознание принимает свое решение, и сравнить это со временем начала потенциала готовности.
Окончательное измерение — измерение времени сознательного решения — является спорным — и оно же является жизненно важным. Либет не был новичком в изучении сознания. Напротив, он был одним из первых нейрофизиологов в мире, который провел серьезные эксперименты в этой области.
С середины 60-х годов, когда Бенджамин Либет начал изучение сознания, у него было ясное ощущение того, что сознание является первичным феноменом. Мы не можем уменьшить сознание до чего-то еще — к примеру, до каких-либо измеряемых характеристик мозга. Человек принимает сознательное решение, и лишь этого человека и только его мы можем спрашивать о восприятии этого решения. Мы не можем изучать сознание, соотнося его с чем-то «объективно» измеримым.
Сознание — это сознание, понял Либет. «Сознательный опыт, который понимается как осознание какой-то вещи или события, доступен только тому человеку, который его воспринимает, а не внешнему наблюдателю». Последствия этого знания заключаются в том, что «любое поведенческое доказательство, которое не требует убедительного интроспективного раппорта, не может считаться признаком сознательного, субъективного восприятия». Таким образом, мы никогда не сможем узнать, имеет ли место сознательное восприятие, пока человек сам нам об этом не скажет.
«Это случай, который никак не соотносится с уместностью действий или сложностью когнитивных процессов и процессов абстрактного решения задач, которые в него вовлечены, так как все они могут протекать — и часто протекают — бессознательно, и человек не имеет о них представления». Этого недостаточно для того, чтобы действие выглядело сознательным. Человек, который выполняет действие, должен сознательно его воспринимать, чтобы мы могли говорить о присутствии сознания.
Таким образом, мы не можем получить о сознании иной информации, кроме как от самого субъекта. Нам придется его спрашивать. Но проблема в том, что если мы спрашиваем, когда кто-то решил согнуть руку, мы не получим особо точного ответа. И, конечно, точного времени. Ведь чтобы сформулировать «Сейчас!”, тоже потребуется время.
Так что Либет придумал кое-что иное. Он посадил испытуемых перед телевизионным экраном, на котором демонстрировалось вращающееся пятно — как секундная стрелка на циферблате. Единственное отличие от обычных часов заключалось в том, что для совершения полного оборота пятну Либета требовалось не 60, а 2,56 секунд. Это давало Либету возможность точно установить время, спрашивая, где находилось пятно, когда произошло событие. Точность оказалась приемлемой, так как разница между «час» и «два часа», которая составляет 5 секунд на обычном циферблате, здесь соответствовала 0,2 секундам.
Была проведена серия контрольных экспериментов, доказавших, что определение времени подобным способом действительно возможно. Контрольное раздражение кожи показало, что этот метод был довольно точным.
Вращающееся пятно — это классический метод экспериментальной психологии. Немец Вильгельм Вундт применял его еще в 19 веке для изучения времени реакции, и он получил название «компликационные часы Вундта».
Сами эксперименты проходили таким образом: испытуемый усаживался в удобное кресло и его просили расслабиться. По сигналу ему нужно было смотреть в центр циферблата, подождать, пока пятно проделает полный круг и затем согнуть палец или двинуть рукой — как ему или ей было угодно. Испытуемых просили подождать, пока они не почувствуют, что готовы совершить движение — пока не почувствуют решимость, намерение, потребность. Им нужно было ждать, пока они ощутят подобную необходимость. Это позволяло Либету получить три вида информации: когда человек принял сознательное решение действовать, когда он или она совершили действие и когда начался потенциал готовности.
