— Да. А где компьютер?

— Ну вот, приехали. — Я вытерла руки полотенцем и присела около него. — Ладно, ответь еще на один вопрос, и пойдем играть. Григорий был один, когда забирал тебя из детдома?

— Один.

— И никакой женщины с ним не было?

— Только Марь Иванна.

— Хорошо, теперь пойдем осваивать компьютер. — Я поднялась и строго посмотрела на него. — Но сначала в ванную, у тебя полно перхоти в голове, а мой компьютер грязнуль не любит.

— Так я и знал, что этим все кончится, — сокрушенно вздохнул малыш, соскальзывая с табуретки. — Только все мои вещи остались в той машине, в багажнике.

— Что ж ты сразу не сказал? Но ничего, я дам тебе свой халат, а потом что-нибудь придумаем.

— Я девчоночьи вещи не ношу, — с вызовом проговорил он.

— Значит, будешь ходить голый, пока я не постираю твою одежду, — отрезала я.

Проводив его в ванную, показав, как включается вода и где висят полотенца, я ушла в гостиную, уселась в свое любимое розовое кресло и погрузилась в размышления. Прежде всего мне нужно было понять, во что это я вляпалась сегодня. А скорее даже еще вчера, когда познакомилась с Григорием. Этот вопрос не давал мне покоя. Судя по всему, Григорий, с которым я, наивная и глупая женщина, успела не только провести ночь, но и помолвиться, был не самым честным человеком на земле. Теперь было ясно, что он познакомился со мной совсем не случайно, а с какой-то определенной целью. Чем конкретно он занимался и какая роль в его нечистоплотных делах была отведена мне — об этом мог рассказать только сам Григорий. Я уже поняла, что он меня как-то использовал, но как именно — это тоже оставалось загадкой. А может, виной всему моя нездоровая подозрительность? Может быть, Григорий действовал с самыми чистыми намерениями, а его подло обманули те двое, у которых уже об этом не спросишь? Может быть, им не позволяли усыновить ребенка, а Григорий по доброте душевной взялся помочь и выступил посредником? Но если так, то почему в документах детского дома фигурирует моя фамилия? Случайностью это нельзя было назвать даже с большой натяжкой. Он был просто обязан сообщить мне об этом, а не проделывать все за моей спиной, в результате чего у меня на руках оказался восьмилетний мальчик, который теперь официально проходит по всем документам как мой приемный сын. Что, спрашивается, я с ним теперь должна делать? Воспитывать? Но я сама еще не достаточно взрослая и не могу взять на себя такую ответственность. А с другой стороны, отправлять его обратно в детский дом, где директриса поместит его в психушку, тоже не хочется — жалко мальчишку. Кстати, директриса тоже ведет себя по меньшей мере странно: зачем ей понадобилось обманывать меня и говорить, что к Саше целый год приходила женщина и усыновила его, если на самом деле его взял Григорий, не приложив для этого никаких усилий? Допустим, он ее хороший знакомый и договорился с ней по-дружески об усыновлении ребенка, чтобы впоследствии передать его той парочке, которую почему-то как раз в этот момент решила задержать милиция, но тогда опять же при чем здесь я? Почему он не пришел ко мне на помощь, когда увидел, что я попала в беду, и не объяснил собровцам, что за рулем в машине находится совершенно случайная женщина, не имеющая никакого отношения ни к мальчику, ни к тем двоим? Тогда бы они отнеслись ко мне соответственно и не стали бы стрелять в меня как в сообщницу Гаджиевой. Вместо этого Григорий сбежал с поля боя, бросив мне на прощанье издевательскую усмешку. Испугался или сделал это намеренно с какой-то ему одному известной целью? Как бы там ни было, пролить свет на эту темную историю может только один человек — опять же сам Григорий. Я просто обязана найти его, швырнуть в лицо колечко и заставить решить проблему с Сашей Приходько. Самое страшное, что я даже не знала, где его искать: он не оставил ни телефона, ни адреса, не сказал, в каком банке работает, — ничего, как только что до меня дошло, я о нем не знала ничего, кроме имени Григорий и фамилии Романовский. Причем в том, что это его настоящая фамилия, у меня тоже не было никакой уверенности. Так или иначе, никакой другой ниточки у меня не было. Решив завтра же отправиться в ресторан и поговорить с метрдотелем, который, как мне показалось, хорошо знал моего кавалера, я выбросила из головы все эти мысли и пошла проверять, не утонул ли в ванной мой новый знакомый. Не успела я дойти до двери, как на столике зазвонил телефон. Не знаю почему, но мое сердце сжалось в тревожном предчувствии.

«Не бери трубку, — предупредил внутренний голос, — а то пожалеешь».

Я потянулась к радиотелефону.

«Не бери, — заверещала интуиция, — козленочком станешь!»

Я подняла трубку.

«Положи на место!!!» — провопили оба, но я уже их не слушала.

— Алло, — сказала я.

В ответ тишина.

— Слушаю вас. Алло?

Снова глухое молчание.

Положив трубку, я подождала немного, надеясь, что перезвонят, но телефон молчал. Я снова направилась к Саше, но не успела сделать и двух шагов, как звонок повторился. Я вернулась к аппарату.

— Слушаю, кто говорит? — спросила я.

Но на другом конце провода или не слышали меня, или отвечать не хотели.

— Алло, говорите же! — Я начала выходить из себя. — Что за глупые шутки?

Швырнув трубку, я бросилась в ванную, твердо решив больше не отвечать на звонки, но как только взялась за ручку двери в ванную, за которой слышался плеск воды, телефон снова затрещал. Проклятье! Чувствуя, что начинаю беситься, я вернулась, схватила трубку и возмущенно выкрикнула:

— Что вам нужно, черт возьми?!

— Нервничаете? — насмешливо осведомился незнакомый мужской голос.

— Кто вы? Отвечайте или я положу трубку!

— Нервничаете, — с нескрываемым удовольствием констатировал голос, растягивая слова. — Это хорошо. На вашем месте я бы тоже нервничал.

Решив не давать больше повода для насмешек, я взяла себя в руки и уже спокойно спросила:

— Что вы от меня хотите?

— Вы на самом деле желаете это знать? — Негодяй продолжал усмехаться. — Ну что ж, тогда выгляните в окно. Вы ведь сейчас в гостиной находитесь, не так ли?

— Вы что, следите за мной? — Я начала испуганно озираться, пытаясь найти скрытую в квартире видеокамеру.

— Посмотрите в окно, — требовательно повторил голос.

Не зная, зачем слушаю этого типа, я подошла к окну, отодвинула штору и выглянула во двор. Все было как обычно: детская площадка, голые деревья, «ракушки» вдоль дороги, машины у подъездов и несколько человек, идущих по тротуару, — ничего, что могло бы привлечь мое внимание.

— Видите? — спросил голос.

— А что я должна увидеть?

— Ну как же, посмотрите внимательнее на стоянку напротив вашего подъезда.

Я опустила глаза, и внутри у меня тоже все опустилось: внизу стоял тот самый серебристый «Вольво-740», который я бросила пару часов назад на другом конце города, надеясь, что его никогда не найдут. У меня сразу пересохло в горле.

— Что это значит? — сипло спросила я.

— А вы не догадываетесь? Странно, мне сказали, что вы умная женщина и все понимаете с полуслова.

— Может, перестанете ерничать и объясните толком, что происходит? — Я стала внимательно осматривать двор, стараясь отыскать того, с кем разговаривала, но ни одного человека с трубкой в руке не увидела.

— Ну, если вы так настаиваете, то извольте. — Он шумно вздохнул. — Видите ли, в машине полно ваших отпечатков. Один наш звонок, и заинтересованные в вашей поимке органы тут же примчатся сюда, заберут машину, обнаружат на руле ваши пальчики, выяснят, что они принадлежат некой Веронике Крымовой, которая уже не раз вступала в конфликт с законом, и наведаются к вам в гости. Как вам такая перспектива?

Перспектива, прямо скажем, была не ахти. Одна только мысль о том, что меня снова арестуют и начнут предъявлять нелепые обвинения, была невыносима. У меня тоскливо засосало под ложечкой.

— Где Григорий? — спросила я.

— Какой Григорий? — фальшиво удивился он. — Я таких не знаю.