Даже новорожденная крошка имеет право на личное желание, но и я не прислуга при собственных детях.
Принцип второй, вытекающий из первого, — никаких соревнований. Да, я знаю, что победитель испытывает душевный подъем, но что испытывает побежденный? Никаких «Кто скорее съест? Кто быстрее прибежит? Кто лучше сделает?» — на мой взгляд, это педагогическое безобразие. Прибежал первым — молодец, но мое сердце всегда принадлежит слабейшему, и разве не этому надо учить детей — пожалеть, посочувствовать.
Я однажды ошиблась, нечаянно отступила от этого принципа, и до сих пор мне тяжело вспоминать об этом промахе. Мы тогда только что выписались с Манькой из роддома, с неделю, наверное, прошло, я укладывала спать старших детей (на тот момент Сане — 6, Насте — 4, Ване — 2) и рассказывала им бесконечную ежедневную сказку-импровизацию. Она всегда начиналась одинаково: «Жили-были папа-баран, мама-овца и четыре барашка (незадолго до этого их было три)». Ну а дальше шли каждый раз новые характеристики этих барашков и какое-нибудь свежее приключение. И вот я говорю: «Первый барашек — самый умный, второй — самый кудрявый, третий — самый ушастый, а четвертый, — тут я не знала, что сказать, уж очень он был мал, этот четвертый барашек, и сказала, — а четвертый был самый нужный». И вдруг старший — «самый умный» — разрыдался, а у меня захолонуло сердце: «Санечка, милый, ты тоже хочешь быть самым нужным?!» До сих пор стыдно — так ляпнуть! Все — самые нужные! Все — самые лучшие! И я, как любая мама — единственная на свете.
Принцип третий, вытекающий из второго, — никаких наказаний и никаких поощрений. Меня довольно часто спрашивают: «Ну неужели они никогда не делают ничего плохого?» Ну конечно, делают, как и все дети. И наказание бывает — мама рассердилась: «Безобразие! Противно смотреть! Уйди от меня сейчас же!» Но вот мы выяснили отношения, приняли какое-то решение насчет дальнейшей нашей жизни (извиниться, например, перед учительницей, которой сын нахамил, сделать контурную карту, которую не сделал вовремя, помириться с сестрой и т. д.), и все на этом заканчивается. Я не торгую любовью: если будешь хорошо себя вести — куплю то, если будешь плохо вести — отниму это. Если обещала купить — куплю независимо от поведения, а отнимать — вообще ничего не отняла ни у кого никогда. Дети удивляются: «Мама, какие странные бывают родители. Алёше обещали магнитофон, если он прорвется в 9-й класс».
Сын: «Ты подумай — „прорвется“!»
Дочь: «Ты подумай — магнитофон!»
Другая дочь: «А у нас Свете за хорошие отметки купили попугайчика, а теперь хотят его продать, потому что у нее появились тройки».
Старшая: «А Кате родители сказали — будет тройка в четверти, ни Нового года, ни дня рождения».
Каюсь, однажды я было попробовала наказать — отменить праздник — и не смогла — как это без праздника? Проступок, пусть и серьезный, — сегодняшняя неприятность, а мы хотим ее растянуть на целый год — день рождения, как известно, раз в году, и вот на целый год не будет праздника из-за какого-то пустяка. Как бы ни провинился ребенок, жизнь еще ой какая длинная, и его нынешние прегрешения, честное слово, пустяк по сравнению с будущими горестями и радостями. Обсудить и забыть — вот как мы будем бороться с плохим. Понять и простить — вот как мы будем растить хорошее. Неприятности оставим во вчера — радость запомним до старости.
Принцип четвертый, вытекающий из всех предыдущих, — все праздники общие и все получают подарки на Санин день рождения, например, и гости тоже. Люблю дарить (ну и получать подарки тоже, конечно) и хочу, чтоб и тень зависти не коснулась моих ребятишек. Как хорошо, что мы есть, что нас много, что вот опять день рождения и за столом четырнадцать детей и пятеро взрослых. Дети сидят за «взрослым» столом в мой день рождения и мои друзья сидят за «детским» столом в день рождения Аси, например, — почему бы и нет? За взрослым столом не говорят ничего такого, что нельзя было бы детям слышать, независимо от того, есть они или нет рядом. Неужели наступит такое время, когда мои подростки скажут мне: «Пойди в кино, ко мне ребята придут!» Никогда мне не приходило в голову сказать это моим родителям, неужто мне предстоит это услышать? Пока мне сын говорит, когда речь заходит о его дне рождении: «А Агнесса Владиславовна придет? Я люблю, когда она приходит». Это моя школьная учительница — Агнесса Владиславовна.
Принцип пятый — «открытая педагогика». Говорят, что дети любят, чтоб их воспитывали «незаметно», как будто семья — сцена Большого театра, и можно талантливо притвориться, что испытываешь гнев, радость, тоску, безразличие, а на самом деле думать о том, что бы приготовить на ужин. Я не скрываю, какими я хочу видеть своих детей, не учу их хорошему «тайком», не делаю вид, что в моей жизни есть что-то важнее семьи. Как-то Саня поссорился с руководителем кружка судомоделизма, причем Санька был неправ и при этом чувствовал себя оскорбленным, встал в позу «страдальца». Смотрю — на одно занятие не пошел, на второе, уже надо на третье идти — он сидит. Спрашиваю, что это с ним. А он: «В конце концов это мое дело — ходить или не ходить в кружок». — «Верно, — говорю, — сынок, твое дело, а вот вырастешь ты нормальным человеком или надутым индюком, не способным понять и признать свою вину и исправить ее, — это уж мое дело, так что собирайся». Его как ветром сдуло (ведь, в сущности, в кружок-то ему хотелось, нужно было только уйти из «мертвой зоны», куда он сам себя загнал, и из ложного самолюбия не мог выбраться, так что я ему помогла).
«Мама считает, что мы никогда не должны халтурить», — говорит дочь. Это не ее тонкое проникновение в мои педагогические замыслы, я это говорю «открытым текстом»: «Мне не должно быть стыдно за вас, иначе получится, что вся моя жизнь пошла в мусоропровод».
Принцип шестой — «Мой дом — моя крепость», вернее «Наш дом — наша крепость». Однажды меня спросили: «Как вы боретесь с наркоманией и токсикоманией в вашей семье?» Еще чего не хватало! Никак, естественно, не борюсь по причине отсутствия таковых. У нас дома не пьют и не курят, не теряют голову из-за «заграничной» тряпки и не предают друг друга. Какие бы семейные бури ни бушевали днем, вечером детская передача, а потом тихая ночь, когда выходит на прогулку еж Яша. Манька улыбается уже почти во сне: «Мама, Яша вытопал». Это взрослым мешает спать лесная колючка — дети спят и улыбаются, потому что и во сне продолжается «вечерняя сказка для малышей»: слышно, как Яшка зафыркал, прогоняя от миски с молоком кота Мышку. Теплый дом, куда можно пригласить друзей, притащить бездомного котенка, где можно взять с полки любую книгу, а если чашка и разбилась, то к счастью. Дети знают, что если я могу, то выполню любое их желание, если обещала, то уж постараюсь сделать. И они тоже стараются быть хорошими, а что не всегда получается — я прощаю им, как и они, бывает, прощают мне, когда я ошибаюсь.
Недавно у нас был такой смешной случай. Подняла я детей в школу, они умываются, гимнастику делают, а я на кухню пошла завтрак готовить. Захожу через какое-то время в спальню — Маняшка спит вовсю. Я аж взвилась: «Маня, ты что? Уже полвосьмого, опоздаешь!» Вытянула ее ноющую, сонную из постели, засунула в ванну, потом натянула на нее форму в темпе «presto», посадила за стол и посмотрела с удовольствием на дело своих рук — вот какая я молодец. А дети мне и говорят: «Мама, а Мане-то разве не во вторую смену?» Фу, как ушат воды за шиворот. Я уж извинялась-извинялась перед Манькой, пока она сама не начала смеяться, как я ее «быстро-быстро» поднимала.
Принцип седьмой, предшествующий первому, мои дети хорошие: мой ребенок взял без спросу, но он не вор; он подрался, но он не злодей; получил двойку, но он не тупица. Такие разные — рассудительный Саня, увлекающийся судомоделизмом, химией (очень вонючее увлечение), кактусами; «вредная», живая, поэтичная Настя, очень по-взрослому рисующая на ткани; ласковый и неколебимо упрямый Ваня (кактусы, общие с Саней, а также птички, рыбки и лягушки, а также флейта и фортепиано); очень непохожая Маня (от страстной нежности до исступленного «не буду» по каждому поводу), любящая танцевать, музыку, любящая учить — благо, есть кого; Ася: «Это меня Ваня научил не плакать, когда больно», «Это меня Маня научила писать буквы», «Это мой Санечка пришел, Санечек» — и обнимает его за живот, и мне вдруг ночью сквозь сон: «Мама, я совершенно не могу без тебя жить».
