После крушения империи Габсбургов и потерпевшей поражение коммунистической революции 1919 года это комфортное сосуществование закончилось. Евреи оказались в роли козла отпущения для политиков-националистов. Эти политики и их газеты сделали из «МТК» символ зловредности еврейства. Клубу приписывали грехи, в которых традиционно обвиняли евреев: алчность, интриганство, нечестную игру. В начале 1940-х годов националисты пришли к власти и заключили союз с гитлеровской Германией. «МТК», естественно, был закрыт. После окончания Второй мировой войны коммунисты вновь открыли его. Он действовал сначала под эгидой профсоюзов, а затем спецслужб.

Но кто бы ни патронировал «МТК», его идентичность оставалась прежней. Несмотря на все усилия руководства и сторонников, на клубе по-прежнему лежит печать принадлежности еврейству. Даже сегодня, в эру демократии, когда Венгрия вступила в Европейский союз, очень немногие неевреи поддерживают «МТК». Стать в ряды болельщиков этого клуба, значит преодолеть социальный барьер, что даже самым либеральным и широко мыслящим венграм сделать чрезвычайно трудно. Для них облачиться в футболку «МТК» - все равно, что надеть ермолку. В результате одна из двух лучших команд Венгрии превратилась в настоящее гетто, воплощение судьбы евреев в Европе - горько-сладкую смесь величайшего успеха и одинокого страдания.

Насколько мне известно, существует лишь один пример абсолютного антипода бойцов «Армии жидов» клуба «Тоттенхэм»: футбольный болельщик-еврей, выкрикивающий в адрес игроков команды-соперника оскорбления антисемитского характера. Я знаю его по боевому псевдониму Алан Гаррисон.

Этот псевдоним он принял почти тридцать лет назад, чтобы осложнить работу полиции. С пятилетнего возраста Алан болеет за соперника «Тоттенхэма» - «Челси» из лондонского Вест-Энда. Он вполне заслуживает того, чтобы войти в историю, и отнюдь не только в качестве курьеза. В середине 1960-х годов он возглавлял одну из первых организованных групп английских футбольных хулиганов. Фактически, он заложил основы этого движения. Под его руководством - до того, как он попал в тюрьму, где провел значительную часть 1970-1980-х годов, - болельщики «Челси» стали самыми известными футбольными головорезами в мире, обладающими величайшим потенциалом ненависти и разрушения.

Но прежде чем описать этот вклад в европейскую цивилизацию, я должен охарактеризовать Алана как еврея, и нужно сказать, это весьма неоднозначная фигура. Его отец, немец по национальности, был во время Второй мировой войны лейтенантом СС. Союзники обвинили его в военных преступлениях, совершенных на территории России, хотя он так и не был осужден. Когда в бою с английскими солдатами на юге Франции он получил ранения в живот и обе ноги, все в его жизни странным образом перевернулось. Англичане проявили милосердие и отправили его в военный госпиталь в Эдинбурге. Там он безумно влюбился в медсестру, шотландку еврейского происхождения, и та ответила ему взаимностью. В 1946 году у них родился Алан - первый из троих арийско-еврейских детей. Они были созданы друг для друга, но ее семья и представители еврейской общины отнеслись к этому союзу с крайним неодобрением. В конце концов влюбленные решили перебраться в Лондон, чтобы начать новую жизнь среди незнакомых людей.

Судя по внешности Алана - одутловатое лицо, тусклые глаза, большие очки, растрепанные седые волосы, - в юности ему явно приходилось нелегко. Безжалостные дети наверняка обзывали его то «чертовым евреем», играя в погром, то «долбаным нацистом» и «немчурой», изображая героический штурм бункера Гитлера.

Его происхождение висело над ним дамокловым мечом. Когда мать предложила ему совершить обряд бар-мицва, он наотрез отказался, заявив, что окончательно порвал с иудаизмом. С того дня он исповедовал язычество и поклонялся богине Исиде, о которой узнал из школьного курса истории древних цивилизаций. Алан принял и другие решения. Он станет сильным. Он займется боксом, чтобы иметь возможность проучить любого идиота, который осмелится оскорбить его. Он сделает все возможное, чтобы снискать расположение крутых парней. Окружив себя такими друзьями, он создаст защитное поле, способное отражать любую агрессию.

В пятый день рождения Алана отец, работавший в ту пору бухгалтером, взял его с собой на матч местного клуба «Челси», проходивший на стадионе «Стэмфорд Бридж». В Вест-Энде тогда еще не было японских и китайских ресторанов, и Челси - как район, так и клуб - еще не был окружен ореолом космополитизма. По дорожкам стадиона вокруг футбольного поля бегали собаки. Там, как и на большинстве английских футбольных стадионов вплоть до 1990-х годов, не было кресел - только бетонные галереи. На эти галереи могло набиться сколько угодно народу, и билетеры не отличались излишней строгостью. Стадион с его страстями и духом товарищества произвел на Алана ошеломляющее впечатление. Став постарше, он начал ходить на матчи самостоятельно и завел дружбу с другими ребятами, завсегдатаями трибуны «Шед Энд»[8].

Они любили футбол, вне всякого сомнения, но любили также и безобразничать.

Они установили новые стандарты хулиганства во время матча 1963 года против клуба «Барнли» с промышленного севера. Несколько сотен болельщиков «Барнли» сидели на северной трибуне, напротив «Шед». Алана и его друзей раздражало присутствие такого количества чужаков. Они решили нанести неожиданный визит на северную трибуну, чтобы преподать урок болельщикам команды-соперника, как следует себя вести на матчах «Челси».

Поскольку Алану было тогда всего пятнадцать - а многим его товарищам и того меньше, - группа крепких тридцатилетних мужчин, рабочих механических заводов, легко отбила их нападение. «Это было настоящее избиение младенцев», - вспоминал Алан много лет спустя в беседе со мной. Не прошло и минуты, как он покатился по бетонным ступеням вниз, отсчитав несколько пролетов. Им пришлось потом выпить не одну пинту пива, чтобы заглушить боль.

Но даже алкоголь не помог им забыть об унижении. С того самого вечера в пабе Алан и его друзья начали готовиться к поездке на стадион «Барнли» в следующем сезоне. Теперь они действовали умнее: сначала растворились в толпе противников, а затем предприняли молниеносную атаку. Такая тактика принесла им успех. Точно неизвестно, сколько болельщиков «Барнли» попало в тот день в больницу. Английская пресса писала о новой угрозе под названием «футбольное хулиганство».

Когда я познакомился с Аланом в пабе, он выглядел как человек, который проводит много времени в седле мотоцикла «Harley Davidson». На нем была черная атласная куртка «Окленд Рэй-дэрс». Волосы, густые на макушке, по бокам были коротко острижены. Свисавший с шеи амулет в виде перевернутой пятиконечной звезды наводил на мысли о черной магии. Оценив физические кондиции этого пожилого футбольного хулигана, я прикинул, что на худой конец смогу от него удрать.

Алан опоздал на двадцать минут и шумно приветствовал меня, даже не потрудившись извиниться. Я пригласил его за столик в углу зала.

- Что будете пить? - спросил я его.

- «Кока-колу». Я не употребляю алкоголь, - ответил он. - У меня была не одна хорошая возможность убедиться в том, насколько это мешает в драке.

В самом начале интервью он поведал мне:

- Полиция задерживала меня двадцать один раз… Склонность к насилию у меня в крови… Не однажды я пытался остановиться, но ничего получалось.

Он продемонстрировал боевые шрамы, шишку на запястье из-за неправильно сросшейся кости и руку, сгибавшуюся вопреки законам нормального функционирования суставов и сухожилий. Однако вскоре Алан сам разрушил тот образ, который пытался создать. Он оказался интересным собеседником со своим собственным мнением буквально по каждому вопросу. Я едва успевал записывать его рассуждения о недостатках авторитарного правления, моральной стороне англо-американской войны против Ирака, гении Александра Великого и искренности жителей Калифорнии.