Между Шотландией и Ирландией - или, точнее, между Глазго и Белфастом -существует тесная связь. Это особенно бросается в глаза в Белфасте. У «Селтика» и «Рэйнджерс» в центре города есть свои магазины, торгующие символикой и атрибутикой. Действующие в его окрестностях фан-клубы «Рэйнджерс» выполняют также функции отделений ордена оранжистов. Таксист Билли отвез меня в свой клуб, расположенный в центре района, который некогда был протестантским, но потом вдруг очень быстро превратился в католический. В клубе есть бар, стоят бильярдные столы, телевизор для просмотра матчей и ряды кресел для проведения собраний. Его завсегдатаи привычным жестом закатывают рукава, чтобы продемонстрировать татуировку «Gers» на предплечье. Он похож на осажденную врагами крепость. Здание окружает высокий забор. На флагштоке реет шотландский флаг. Автомобильная стоянка перед фасадом завалена мусором. «Нам не до внешнего лоска, лишь бы выстоять», - пояснил Билли, перехватив мой взгляд. Он указал на каменную протестантскую церковь через дорогу. Ее трижды сжигали дотла. В Северной Ирландии матчи «Старой фирмы» сопровождаются такими же беспорядками, как в Глазго. Если в Глазго насилие носит бессистемный характер и ограничивается стычками пьяных хулиганов, чьи пути случайно пересеклись, то в Северной Ирландии на границах между католическими и протестантскими районами сражения происходят регулярно. В день моего приезда из Шотландии такое сражение произошло в Лондондерри. На сей раз матч «Старой фирмы» совпал с ежегодным протестантским маршем через город, а такое совпадение взрывоопасно. В телевизионных новостях показывали горящие автомобили, группы католиков, двигавшиеся в центр города, чтобы воспрепятствовать маршу протестантов, полицейские кордоны, не пропускавшие католиков, которые стреляли в них петардами. Отмечались случаи поножовщины и перестрелок.

Главная причина столь трепетного отношения жителей Северной Ирландии к «Старой фирме» заключается в том, что по эту сторону Ирландского моря у них нет ничего подобного.

Но так было не всегда. Когда-то здесь существовали два клуба: католический «Селтик» из Белфаста и протестантский «Линфилд». Однако в 1949 году католический отряд полиции расформировали, и вскоре менеджеры белфастского «Селтика» решили, что не могут более полагаться на протестантскую полицию. Годом ранее они наблюдали, как полисмены-протестанты приветствуют голы, забитые футболистами «Линфилда». Когда же на поле хлынули болельщики «Линфилда» и принялись избивать игроков белфастского «Селтика», ломая им ноги, полисмены не двинулись с места. Постепенно вслед за белфастским «Селтиком» со сцены сошли все остальные католические клубы Северной Ирландии. Лишившись соперников, североирландцы обратили взоры к Шотландии.

На пароме Джимми то впадал в игривое настроение, то начинал говорить вполне серьезно. Потягивая пиво, он откинулся в кресле и взгромоздил ноги на стол. «В Глазго не то что у нас. - Он сделал паузу. - Там можно ходить по улице в футболке "Рэйнджерс", и с тобой ничего не случится. А здесь речь идет о жизни и смерти, приятель. Они настоящие звери. Убивают маленьких детей». В Глазго, по его словам, царит странная атмосфера некого политического эскапизма. Дело отнюдь не в том, что все здесь оставляют политические убеждения дома. Как раз наоборот. Люди вроде Джимми могут демонстрировать в Шотландии свои политические пристрастия, причем самым фанатичным образом. Разница по сравнению с Северной Ирландией заключается в том, что на стадионе в Глазго можно громко выражать свои убеждения, не опасаясь последствий.

Перед прибытием в Белфаст друзья Джимми начали постепенно приходить в себя. Один из них, в оранжевой футболке «Рэйнджерс», облепившей тучные телеса, прыгал по палубе, напевая «Bouncy Bouncy». «Если ты можешь делать Bouncy Bouncy, ты - Тим». Его футболка была единственным ярким пятном, выделявшимся на фоне ночного неба. Когда мы прибыли в порт, он надел флотскую ветровку, застегнул молнию до подбородка и проверил, не высовывается ли футболка из-под куртки. Натянув на глаза синюю бейсболку «Nike», он повернулся ко мне. «Все в порядке», - произнес он и растворился в толпе.

На пристани пассажиры пожаловались представителям круизной компании на поведение нашей группы. Но обещанной службы безопасности нигде не было видно. Подобные нарушения, происходящие в связи с матчами «Старой фирмы», считаются слишком мелкими, чтобы заниматься ими. В ожидании багажа, который должен был приехать по ленточному конвейеру, Джимми разговаривал с женой по мобильному телефону. Она отчитывала его за долгое отсутствие. Он уговорил меня ночевать не в отеле, а у него. Джимми настоял на том, чтобы сначала заехать выпить в фан-клуб «Рэйнджерс» в Каррикфергасе вместе с водителем грузовика Ральфи. В Белфасте весьма рискованно просить таксиста отвезти вас в фан-клуб «Рэйнджерс», особенно если вы пьяны и настроены немного размять мускулы. За рулем может оказаться болельщик «Селтика» или, хуже того, сторонник ИРА. Сообщив водителю, куда нам нужно, Джимми отследил его реакцию. Увидев, что равнодушное выражение лица таксиста не изменилось, он затянул песню, открыл заднюю дверцу и швырнул свою спортивную сумку на сиденье.

Как только мы тронулись, Джимми принялся звонить девушке из Эдинбурга, с которой Ральфи познакомился в баре после матча. Маленький усатый Ральфи, говоривший с сильным ольстерским акцентом, - воплощение закадычного друга - был очень ею увлечен. Дождавшись ответа, Джимми передал ему телефон. Мы покатывались со смеху, слушая его неуклюжие комплименты. «Она готова», - шепнул ему на ухо Джимми. Но, стоило нам выехать с площади перед паромной пристанью и свернуть на темную улицу, Ральфи неожиданно сказал девушке, что перезвонит позже. Его лицо исказил страх. «Черт возьми, Джимми, это та самая долбаная Фолс-роуд». Фоле пользуется печальной известностью как центр деятельности ИРА - место, где поклоннику «Рэйнджерс» грозит немедленное жестокое избиение. Джимми выхватил у Ральфи телефон и стал звонить друзьям в фан-клуб «Рэйнджерс» Каррикфергаса. Они смогли бы оказать нам поддержку. На худой конец, будут знать, где искать наши изувеченные тела. «В случае чего скажи, что ты американец, и никто тебя не тронет», - посоветовал мне Джимми. Как только он набрал номер, впереди появился знак автострады. Три дня загула лишили их способности ориентироваться в пространстве. Джимми стукнул в перегородку из плексигласа, отделявшую нас от водителя, и показал ему большой палец. С огромным облегчением они с Ральфи затянули песню: «Мы на первом месте в лиге, мы на первом месте в лиге, и ты это знаешь». При этом Джимми торжествующе потрясал руками над головой.

В юности я думал, что великие еврейские атлеты появляются примерно раз в десятилетие, если с генофондом все обстоит благополучно. Так, в 1960-х годах блистал питчер из «Лос-Анджелес Доджерс» Сэнди Коуфакс, в 1970-х - пловец Марк Спитц. Но затем последовали долгие годы затишья. Правда, мы с отцом подозревали, что некоторые выдающиеся спортсмены той эпохи все же имели еврейское происхождение, хотя и не считались евреями - вроде маранов, переживших преследования испанской инквизиции[5] . Особенно мой отец был непреклонен в отношении долговязого энергичного первого бейсмена из «Атланта Брэйвс» Сида Брима. В самом деле, его имя и фамилия давали определенные основания для соответствующего вывода. Однако сегодня мне вспоминаются некоторые детали, говорящие не в пользу этой версии. Сид Брим любил поговорить о своей страсти к охоте и работал водителем грузовика. Да, он носил усы, как у Марка Спитца, но к тому времени они лет двадцать как уже вышли из моды в нашей общине. Очевидно, нам просто очень хотелось, чтобы Брим оказался евреем.