Коснувшись рукой шляпы, игрок, поприветствовав Хэла, отступил в тень, и Хэл тут же забыл о нем, всецело переключив внимание на животное, которое держал.
Спрятавшись в нише жалкой гостиницы на берегу реки, Розалинда Скайлер отчаянно ругала себя за опрометчивость. Ей следует держать себя в руках и не расслабляться от радости. Хотя она в очередной раз избежала смерти, теперь ей надо сосредоточить все помыслы на том, чтобы сохранить свою свободу, а не глазеть на драку. Внутренний голос предупреждал ее, что преследователи напали на след и уже дышат ей в спину. Лучше поискать другое судно, идущее в верховья реки, вместо того чтобы таращиться на Хэла Линдсея, вздумавшего спасать от смерти несчастного терьера.
Странно, но почему-то до сих пор он казался ей таким же неотразимым, каким она его запомнила. Тогда Розалинда испытывала всего лишь обычный женский трепет при виде привлекательного мужчины в форме, а потом, в январе, внезапно скончался ее отец и Дэвид вдруг разорвал помолвку. Что до Леннокса…
Розалинда на секунду закрыла глаза, призывая себя к спокойствию.
Николас Леннокс, возможно, и был хорош собой, но имел сердце чернее, чем у Аида[1]. Отец всегда учил ее, что судить о человеке следует по тому, как он относится к людям, стоящим ниже его по положению. Что ж, по этому стандарту Линдсей был образцовым джентльменом, поскольку спас раненую собаку, но теперь это уже не важно; важно только держаться как можно дальше от Николаса Леннокса. Ей нужно бежать, если она хочет еще год оставаться на свободе, чтобы потом, когда в следующем апреле ей исполнится двадцать пять лет, вступить в права на наследство. Тогда и только тогда сможет она посмеяться над Николасом Ленноксом и его настойчивым требованием обвенчаться. После этого она выйдет замуж и создаст собственную семью взамен той, которую утратила.
Наконец долгие размышления навели Розалинду на мысль о Форт-Бентоне, куда зимой не ходили ни поезда, ни корабли. Там и только там она могла оставаться в безопасности сколь угодно долгое время.
Сделав глубокий вдох, Розалинда пошевелилась, и тут же в животе у нее снова начались спазмы, а во рту она ощутила вкус желчи. Впрочем, проведя почти четыре месяца в бегax, она научилась не обращать на это внимания, однако одиночество и неотвязная тоска по близкой душе, о том, кто поймет ее и возьмет на себя заботу о ней, была сильнее и переносилась хуже, чем спазмы в животе при мысли о необходимости вновь подняться на борт судна.
Жаль, что она никогда не сумеет управлять судном так, как Хэл Линдсей, который на ее глазах обошел притопленое дерево как какую-нибудь щепку. На бесшабашность Розалинда была способна за игорным столом, но никак не за штурвалом судна.
Ее отец поставил жесткое условие: опека над имуществом закончится, как только она выйдет замуж, вот только кто захочет жениться на женщине, облаченной в мужскую одежду? Розалинда фыркнула, представив свадьбу, на которой оба, и жених и невеста, предстают перед гостями в брюках.
В настоящий момент всего несколько шагов отделяли Розалинду от конторы торгово-пассажирских перевозок, где она могла купить билет до Монтаны. К счастью, следующей весной она снова будет ездить на поезде. Это настоящее чудо техники, которое не может утонуть, да к тому же она родилась в поезде и выросла на железной дороге.
Поняв, что ей надо идти, Розалинда вздрогнула, ее нервы стали как натянутые струны. Что, если Леннокс поджидает ее по ту сторону двери?
Неожиданно из гостиницы вышла женщина и, обернувшись, с улыбкой попрощалась с кем-то:
– Доброго пути на «Спартанце», мое сокровище!
Сделав шаг вперед, женщина натолкнулась на Розалинду, и той пришлось поддержать ее. На вид женщине было лет шестьдесят; вокруг маленькой шляпки вились седеющие кудри, корсет плотно облегал фигуру, создавая иллюзию тонкой девичьей талии.
«Неужели это Дездемона Линдсей, мать Линдсея?»
Что делает женщина из богатого старинного семейства, владеющего речной флотилией, известная своим трепетным отношением к изысканной одежде и роскошной жизни, в жалкой грязной гостинице на реке? Она же не какая-нибудь карточная мошенница, обирающая прохожих игрой в «монте», и не ночная бабочка, зашедшая на часок «поразвлечь» портового рабочего. А что, если она встречалась здесь с любовником и на щеке у нее – след засохшей спермы? Подобные следы Розалинда всегда особенно тщательно стирала со своей кожи после интимных встреч с Дэвидом. «Любовник? Боже, неужели и Леннокс тоже здесь?»
– С вами все в порядке, мэм? – вежливо справилась Розалинда, старательно убирая с лица все признаки волнения.
– Да, сэр. Благодарю вас.
На Розалинду взглянули, оценивая, такие же синие, как у Хэла, глаза, после чего Дездемона игриво взмахнула ресницами, давая Розалинде возможность вздохнуть свободнее. Слава Богу, ее не узнали.
– О, мэм, мне это ничего не стоило. – Розалинда с легкостью сымитировала изысканные манеры и беспечность игрока, промышляющего на речных судах. – Если позволите, я провожу вас куда прикажете.
На лице Дездемоны отразился неподдельный испуг, но она быстро овладела собой.
– О, поверьте, в этом нет необходимости. Прошу меня простить, но мне пора идти.
– Всего доброго, мэм. – Розалинда слегка приподняла широкополую шляпу и отступила в тень, позволяя Дездемоне пройти и думая при том, что ей нужно поскорее убираться из Канзас-Сити, пока ее кто-нибудь не узнал.
Обведя взглядом речной берег, Розалинда попыталась найти конторы рекомендованных ей судовых компаний, затем принялась разглядывать пришвартованные рядом с плавучей пристанью два парохода: «Спартанец» и «Красотку чероки», чьи ярусы белоснежных палуб, изобильно украшенные резным деревом, напоминали свадебные торты или разложенный на тарелке сыр с крекерами.
Рулевую рубку «Спартанца» украшала метла – безмолвное свидетельство его нового статуса как самого быстроходного судна на участке от Канзас-Сити до Сиу-Сити. Правда, выглядел «Спартанец» довольно неопрятно со своей облезлой позолотой и потускневшей краской, а чересчур высокие трубы придавали ему какой-то неустойчивый вид.
Внешний облик «Красотки», напротив, всецело соответствовал имиджу скоростного пакетбота, способного в рекордно короткое время преодолеть путь от Канзас-Сити до Форт-Бентона в Монтане. Корпус «Красотки» длиной сто пятьдесят футов был покрыт свежей ослепительно белой краской, трубы окаймлены черными с золотом полосками. Золоченая резьба «Красотки» отличалась особой четкостью и элегантностью линий: даже с большого расстояния Розалинда видела, насколько у этого корабля ярче и разнообразнее краски оконных витражей, чем на других пароходах. Расположенные между высоких труб позолоченные буквы КЧ напоминали ожерелье на шее великосветской красавицы, а имя, гордо выписанное наверху капитанского мостика, словно бросало вызов другим речным судам.
По-видимому, именно этот пароход, как ни один другой, отвечал нуждам Розалинды, и она, вздохнув, направилась в управление «Линдсей и К'», хотя путешествовать на одном из кораблей Линдсея представлялось ей делом рискованным. Увы, выбора у нее нет: из Канзас-Сити в Форт-Бентон ходили только «Спартанец» и пароходы Линдсея, а если любовник Дездемоны Линдсей – Господи, только бы она ничего не рассказала Ленноксу! – находится на борту «Спартанца», Розалинде лучше босой отправиться в Монтану, чем ступить на палубу этого судна.
Контора «Линдсей и К°» блистала чистотой, здесь кипела деловая жизнь, что целиком соответствовало доброй репутации одного из лучших почтово-пассажирских перевозчиков на Миссури.
– Чем могу помочь, сэр? – вежливо обратился к Розалинде один из клерков, чей участливый взгляд и пустой рукав, аккуратно пришпиленный к груди, выдавали в нем ветерана войны.
– Я хочу купить билет на «Красотку чероки» до Форт-Бентона. Одноместную каюту, пожалуйста. – Розалинда поспешно протянула деньги. Она не боялась, что клерк узнает в ней женщину: впервые братья взяли ее в город в мужском костюме в шестнадцатилетнем возрасте, и с тех пор никто ни разу не посмотрел на нее подозрительно. При росте пять футов восемь дюймов Розалинда была выше многих мужчин и не уставала изумляться, что некоторые джентльмены, хотя и принимали ее за парня, все же приставали к ней. Впрочем, любой мужчина, проявлявший интерес к ее женственности, вызывал у Розалинды удивление, поскольку за всю жизнь она встретила лишь одного человека, который не охотился за состоянием ее отца и ухаживал за ней бескорыстно.
