Расходы советская казна несет только до тех пор, пока «друзья» не попадают в карман. После этого начинаются доходы! Чешские, польские, венгерские государственные деятели прямо говорили об этом в годы кризисов. Конечно, тут случаются иногда осечки, как было с Индонезией или сейчас с арабскими «друзьями». Но из своей 10-летней журналистской работы в промышленности я вынес убеждение, что доходы от тех же восточноевропейских соцстран превышают расходы на т. н. помощь: столь много оборудования получает Советский Союз из Восточной Европы. (И уран из ЧССР!)
Не говоря уже о том, что Восточная Европа буквально одевает и обувает городское население СССР, восполняя немощь советской легкой промышленности.
Конечно, ни у кого из нас нет точных данных. Но каким бы ни был истинный баланс помощи и поборов, а шовинистическое раздражение в народе против «друзей-нахлебников» уже сыграло свою добрую службу для советского руководства, когда надо было подавлять Венгрию и Чехословакию!
И, наконец, при всем при этом удивительным образом забывается, что США также участвуют и в гонке вооружений, и экономическую помощь оказывают многим странам, и финансируют различные фонды ООН, тратя на все это несравнимо больше чем СССР.[5] Однако это почему-то не делает экономику США столь неэффективной, как советскую.
Существует, конечно, и скрытая помощь «братским» партиям и движениям. Но подобная помощь оказывается и другой стороной, и главное — для современной экономики великих держав размеры такой помощи относительно невелики.
В заключение этой темы надо отметить, что режим в СССР при всех его апокалипсических параметрах отличается от многих диктаторских и тоталитарных режимов прошлого своей организационной расхлябанностью. И таким он стал почти с самого рождения, так как связано это с историческими и, стало быть, с национальными особенностями россиян. Особенности эти, наложив свой отпечаток на советский тоталитаризм, им в свою очередь были законсервированы.
Речь идет об относительной недисциплинированности российских людей и об их традиционном неуважении к распоряжениям и установлениям властей.
И поэтому советскому режиму в организационном отношении всегда было далеко, например, до нацистской Германии или империалистической Японии.
Но если вдуматься, эта организационная слабость режима, его всегдашняя расхлябанность, а отсюда и трусость, делают его в сущности лишь более живучим и опасным. Он тщательней маскируется: «измы», «борьба за мир», выжидает, действует тихой сапой, при случае прихватывая то, что плохо лежит. Он скорее напоминает шакала, чем волка. Но «волки» уже давно погибли из-за своей смелости, а «шакал», достаточно прихватив и проглотив, здравствует, нацепив овечью шкуру.
Характер Сталина в высшей степени воплощал в себе эти шакальи черты. Вспомним, когда немецкие «волки» рвали Европу, а Япония не побоялась напасть на США, Сталин трусливо подбирал то, что осталось, и безумно боялся конфликта с Гитлером.
Теперь, при атомно-ракетном вооружении, шакальи черты советского тоталитаризма становятся особенно опасными, прежде всего в перспективе ресурсного кризиса, надвигающегося на СССР.
Глава II. «Кем осознает себя эта масса и чего она хочет?»[6]
Анализ советского общества
«Всем народом, сверху донизу мы чему-то научились, хотя успели при этом уничтожить свою культуру и попросту одичать. Но то, чему мы научились, кажется очень существенно».
Н. Мандельштам «Воспоминания».
Приемлет ли народ существующий режим?
Тяжело писать на эту тему, самую в сущности важную и больную для нас, людей, ненавидящих этот апокалипсический режим. И трудно судить советских людей, над которыми столько страшного было совершено и совершается. Не забудем цифру — минимум 35 миллионов жертв режима! Если считать не только расстрелянных и замученных, но и просидевших по 20 лет в страшных сталинских тюрьмах и лагерях. Если считать не только репрессированных по 58-й статье, — «враги народа» — 19 миллионов репрессированных,[7] — но и по всем другим статьям и кампаниям террора, от раскулачивания и до хрущевских «тунеядцев».
35 миллионов своих ни в чем не повинных людей!
35 из 180! То есть каждый шестой человек был съеден людоедским режимом. А те, кто остались в живых?.. Сколько мук вынесли они! Годы войны, разрухи, голода, годы каторжного труда.
Трудно судить советских людей и еще труднее делать прогнозы. Настоящей социологии в СССР нет и быть не может. И все-таки можно, а главное нужно разобраться.
«Перед Вами открылась душа народа, — пишет Павлу Литвинову рабочий из Ташкента, — открылось все, что он выстрадал за эти полстолетия. Это бывает нечасто. Постарайтесь же понять его».
(Сборник писем Литвинову. Голландия).
Постараемся и мы.
Спектр критики
Известно уже большое число работ советских диссидентов, в которых высказывается негативное отношение к советскому народу. Первым, пожалуй, кто четко выразил такое отношение, был Андрей Амальрик. В своей книге «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» он разбивает советских людей на 3 группы или класса:
Класс партократии.
Средний класс. Сюда Амальрик относит людей умственного труда, служащих и рабочих высокой классификации.
«Так как все в стране принадлежит государству, то люди этого класса, — пишет он, — представляют собой госчиновников, с присущим этой категории людей конформизмом мышления и психологии».
И
«поскольку все мы работаем на государство, у всех психология чиновников — у писателей, состоящих членами ССП, ученых, работающих в государственных институтах, в такой же степени, как у чиновников КГБ или МВД»,
(стр. 16. Выделено здесь и далее мною — В.Б.)
«Отсюда многие явные и неявные протесты в СССР принимают характер недовольства младшего клерка тем, как к нему относится старший»,
(там же).
3. Народ.
«Русскому народу, в силу ли его исторических традиций или чего-либо еще (?!) почти совершенно непонятна идея самоуправления, равного для всех закона и личной свободы — и связанной с этим ответственности. Даже в идее прагматической свободы средний русский человек увидит не возможность для себя хорошо устроиться в жизни, а опасность, что какой-то ловкий человек хорошо устроится за его счет. Само слово „свобода“ понимается большинством народа как синоним слова „беспорядок“, как возможность безнаказанного свершения каких-то антиобщественных и опасных поступков».
«Что личность сама по себе представляет какую-то ценность — это дико для народного сознания»,
(стр. 30–31).
Понятие «справедливости» на практике оборачивается желанием, «чтобы никому не было лучше, чем мне».
«Наконец, для народа характерно преклонение перед силой. И ко всему еще советский народ представляет собой малокультурную и социально дезориентированную массу».
«„Пролетаризация“ деревни, считает Амальрик, породила „странный класс“ — не крестьян и не рабочих. В свою очередь среди рабочих масса вчерашних крестьян, а в „среднем классе“ — вчерашних крестьян и рабочих».
«Кем осознает себя эта масса и чего она хочет, никому, я думаю, неизвестно».
«Люди, попав в новую среду и условия, становятся одновременно запуганы и агрессивны»,
(стр. 33).
