Минут через сорок или около того первый дом был полностью очищен. Даже забаррикадированные окна подвала оказались недостаточным препятствием, когда подошли бульдозеры, чтобы начать снос, Трина и Лиз обменялись тревожными взглядами. Только десять домов отделяли их сквот от судьбы пристанища их друзей. Они готовы были молиться всем кельтским богам и богиням, чтобы план Уилла сработал и хоть что-то остановило работы по сносу. Оставалось только надеяться, что он не сбрендил совершенно и окончательно и не выдумал эту безумную галлюцинаторную историю о богинях, рунах и драконах.

Сам Уилл находился в нескольких милях от Хэкни. Решив, что, так как все внимание будет сосредоточено на Уэлл-стрит и протестах неформалов, незамеченным за заграждение гораздо легче будет проникнуть с восточного конца, со стороны Лейтон. Уилл с удовлетворением заметил, что руна Брайди почти непрерывной лентой вьется по железу, охватывает весь периметр заграждения.

Свернув на боковую улочку с магистрали, он нашел укромное место, где стальной гофрированный барьер был отогнут так, что образовалось небольшое отверстие. Местные мальчишки, решил он. Они, очевидно, лазили на стройку ночью, чтобы подурачиться или украсть чего-нибудь, что плохо лежит. Дыра была слишком маленькой, но он знал, что пролезет без особых проблем.

В конференц-зале на верху небоскреба «АВТОТРАССЫ 4 ЮНАЙТЕД» сэр Маркус Фаркс причислил гордо и обратился к экстренному собранию, которое он созвал прошлой ночью после неожиданного звонка от старого знакомого в «Кэнери Харф». Газетчик позвонил Фаркусу, чтобы предупредить его, что некие необычные и крайне компрометирующие фотографии попали на стол его редактора и хотя они, вероятно, могут полежать там день-другой, Фаркусу стоит подготовить хоть какое-то объяснение и сделать это надо быстро. Прибыв, как обычно, на вертолете, Фаркус не видел расклеенных по всему Лондону листовок. Однако эти листовки и плакаты видели пара других директоров, приехавших в своих лимузинах.

Когда он начал свою речь, они обменялись тревожными взглядами, в которых читалась одна и та же мысль: ему же лучше, если он скажет что-нибудь умное.

Шэрон возвращалась назад в Хэкни на поезде Северо-Лондонской линии. Все плакаты были розданы различным общинам зеленых по всему городу. Десятки копий делали повсюду с каждого отданного ею экземпляра. И Шэрон догадывалась, что к сему моменту, плакаты, наверное, разлетелись уже повсюду. Последние пару ночей она провели у старых друзей, живших в сквотах Эштона. Там шла своя борьба: улицу за улицей, милю за милей Департамент наслаждения вождением пытался скупать стоящие впритык друг к другу одноквартирные дома 30-ых годов, проворачивая очередную аферу по расширению трассы.

Хорошо было выбраться на пару дней, даже если все разговоры все равно сводились к Ист-энду. Прошлой ночью до них дошел дурацкий. сумасшедший слух. Мол, по всей столице неформалы рисуют новый символ на всех крупных новых магистралях, какие построила в последние годы «АВТОТРАССЫ 4 ЮНАЙТЕД». Это было что-то вроде дерева, и пока они говорили, Шэрон и ее друзья не могли не спрашивать себя, не станет ли этот символ как CND значок в 60-ых и 70-ых символизировать со временем их борьбу. Вечером они пошли прогуляться до паба, и – вот оно! – на новой эстакаде они увидели простую пиктограмму дерева: стрела, покоящаяся острием на пересечении линий заглавной буквы «Т».

Один из друзей Шэрон, высокий тощий неформал по имени Дейв провел пальцами по линиям, прослеживая руну. К немалому своему удивлению, он обнаружил, что краска еще не засохла. Они продолжали брести по главной улице и вскоре наткнулись на юного парня в дредках, выписывающего тот же символ на парапете другого моста. Увидев их, он сполз к ним по травянистому склону. Он бормотал, захлебываясь от возбуждения, о том, как он слышал, что это не просто символ, что тут творится какая-то крутая магия. Он решил нарисовать этих символов как можно больше вдоль всего этого участка дроги. Оранжевые уличные фонари поблескивали на блестящей стали многочисленных гвоздиков и булавок у него на лице. Когда он предостерегающе понизил голос:

– Только смотрите, не наносите этот символ на себя. Даже рисунка в кармане держать нельзя. Он притягивает магию, собирает на себя черте какую силу. Вот что я слышал на трассах. Мне надо идти. Пока!

С этим словами он убрел прочь – с кистью в одной руке и ведром краски в другой.

Утром Шэрон решила двинуть назад на Восток, самой поглядеть, что там происходит. Все эти разговоры о магии звучали как-то слишком уж по-дурацки. С поезда она сошла на Хэкни-Сентрел. Проходя мимо зала ожидания, она вспомнила, как они с Уиллом занимались здесь любовью каких-то несколько кратких недель назад. Сама мысль об этом заставила ее намокнуть и обдала жаром. Трахнуться с Уиллом других возможностей ей не представилось: отчасти потому, что он завел роман с Триной, отчасти потому что Жонглер вел себя как настоящий собственник.

Не успела она еще выйти на Мэр-стрик, как с тревогой увидела, что представитель полиции Ретрополиса плотоядно ухмыляется ей из-под козырька наследственного шлема. Черт побери! Не вовремя же они появляются.

Он кивнул ей на дверной проем.

– Привет Шэрон. Можно с тобой поговорить?

Протиснувшись через небольшую прореху в ограждении периметра, Уилл слегка поежился на холодке, когда солнце зашло за облако. Утро было ясным и теплым, но теперь с реки начал как будто наползать туман. Оглянувшись по сторонам, Уилл понял, что находится на краю огромной и заброшенной ничейной земли. Он вовсе не был готов к этой сцене полной заброшенности. С ужасом оглядевшись по сторонам, он попытался представить себе, как будет выглядеть эта опустошенная земля, когда ее превратят в восьмиполосную магистраль и как люди, живущие на безжалостно рассеченных надвое улицах, будут справляться с шумом, грязью и выхлопными газами. Сомнительно, что даже во Вторую мировую эта часть Лондона могла пострадать больше, чем теперь.

Он думал, ему придется уворачиваться и прятаться, но вся стройка казалась заброшенной. И пробираясь по этой опустошенной земле, он сообразил, что дорожный агрегат и большинство строителей наверное сейчас дальше к востоку, у самой линии фронта. Уилл шел по следу гигантской землечерпалки. Волны тумана все накатывали с востока, неся с собой крепкий запах серы, от которого першило в горле. Барйди сказала, что сама придет к нему, но пока она не показывалась.

Туман достиг Уэлл-стрит, и Жонглер открыл дверь ничем не примечательной машины, поспешно дожирая сэндвич с помидорами. Он воспользуется преимуществом внезапной плохой видимости, чтобы пробраться в самую гущу событий. Его контакт, детектив в штатском, которому он передавал информацию, сказал, что появилась новая эмблема, буквально за одну ночь возникла из ниоткуда, и что она символизирует борьбу неформалов с системой. Детектив также сказал, что ее рисуют повсюду и что она похожа на упрощенную пиктограмму дерева. Прежде чем выбраться из машины, Жонглер остановился и вынул из кармана тюбик косметической краски. Нарисовав символ у себя на лице, он заглянул в зеркальце заднего вида проверить, насколько хорошо смотрится его творение.

Пробегая быстро по трассе, он решил, что с таким символом сразу впишется в тусовку. С собой он прихватил и свои палки и пузырек с денатуратом. Он подожжет тряпки и устроит что-то вроде крутого шоу в самой толпе. Тем самым он сможет поднять большой шум, когда его попытаются сдвинуть с места и заодно подлить масла в огонь, разжигая страсти вокруг.

Он протиснулся сквозь толпу, заметив, что пара встречных поглядели на него довольно странно. Эти взгляды он решил игнорировать и приготовился дать представление в самой гуще собравшихся неформалов. Послышались радостные и одобрительные возгласы, когда, достав зажигалку, Жонглер поджег привязанные к палкам тряпки. Потом он начал подбрасывать палочки одну за другой, наслаждаясь вниманием толпы и все выше и выше подбрасывая пылающие факелы.