Я закрыл глаза, чтобы поберечь их от солнца, и решил вспоминать все хорошее, что со мной было. Много разного… Даже Удар Молнии уронил на мою собаку то, что называл журналом… слушал, вздыхал… В воспоминаниях моих я дошел до того, как я зарабатывал на жизнь стражем в портовом городе. Был один вечер, его не забуду никогда. Я с другими стражами сидел у костра на прибрежном песке. Приближалась священная ночь, когда вся страна — от грозного серого океана до далекого северного янтарного моря — празднует праздник весеннего пробуждения, праздник Земли Рождающей.
Все стражи, не отводя глаз, смотрели в сторону береговых обрывов. Когда заходящее солнце встретилось с океаном, мы услышали пение. А потом на тропе, спускавшейся к берегу, мы увидели девушек в белых плащах, на белых конях. Ловкие и смелые были они, гордость вольного края нашего! В руках они держали копья, увитые вечнозеленым плющом. Ведь в древние времена женщины взяли копья своих возлюбленных, охотников, и провели первые борозды на первом поле.
Девушки приблизились к нашему костру, сошли с коней, сняли с оружия своего зеленые побеги дикого плюща и бросили в огонь. Так будет сожжен лес, пристанище диких зверей, да отступит он перед полями деревенских общин! Потом девушки сбросили белые плащи. Так весной земля освобождается от снега и обнаженная, ждет первого дождя. Девушки встали в двойной ряд, спина к спине, и стали живым образом пшеничного колоса. Они выставили вперед сверкающие копья и запели:
Ощетинился спелый колос
Он подобен ясному солнцу!
Они были разные, белокурые, рыжеволосые и русые, но в свете заката все стали одинаковыми… золотыми…. Стражи города шли вдоль ряда обнаженных девушек, и каждый избирал себе подругу на эту ночь В эту ночь девушки отдаются первому, кто позовет их. Таков закон Матери-Земли, она покоряется своему сыну, пахарю, который хочет оплодотворить ее.
Удар Молнии навострил ухо, видно хотел подслушать, что дальше будет… Но я не выбрал ни одной, чтобы не родила ребенка от меня. Горька участь рода людского, да и свободы я лишаться не хотел. Не хотел связывать себе руки, верил, что со смерть можно победить. В одиночестве сидел я у костра. Говорят, будто в огне можно увидеть умерших родных и друзей, а в шуме волн расслышать их голоса. Ночь пришла, я смотрел в огонь, внимал океану, но не было мне ни видения, ни ответа. А ведь среди тех, кого любил я, мертвых было больше, чем живых.
А потом я услышал… но не ответ мертвых, а разговор на чужом наречии. Обернулся. Двое шли от городской стены. Один из наших земель, борода и длинные светлые волосы блестят под луной. У второго короткие волосы, чернее чем ночное небо, чернее, чем океан. Человек из южных стран. Я крикнул ему: что ты хочешь мне продать?
Тот, кто был с ним, ответил:
— Расскажи ему ваши сказания и ваши обычаи. За этими сокровищами плыл он на корабле в северные земли, только за этим. А я родился в его стране и знаю его язык.
Пришелец сел рядом со мной у огня. Это был истинный сын темной и светоносной звездной ночи. В его облике была орлиная гордость, орлиная легкость. Такова была и Ифри, которую я встретил потом, через три года. Были у них обоих ум без злой хитрости и воля сильная, но не ищущая подчинения себе. Уж верно он был не из свиты Валента Страбуса и не из тех, кто залепляет грязью глаза львов. Южанин с уважением говорил со мной, он понимал меня лучше, чем я сам себя мог понять.
Я поведал ему про обычаи племен из дальних северных земель, откуда я родом. Чем дальше от торговых дорог и Золотого Лезвия Великой равнины, тем люди лучше и достойнее — это всем известно. Я рассказал ему про наши законы, которые святы для всех. Сказал, что поля и лес для охоты у нас принадлежит общине и делятся по справедливости, все важное решается на общем сборище, вожди избираются за доблесть и достоинство, что у нас нерушим обычай гостеприимства, честь и дружба ценятся выше денег, у нас нельзя убивать невиновного, отнимать последнего и отказывать в помощи, и многое другое.
Не стал я говорить многоученому южанину, что у нас часто и по-другому бывает, и даже совсем наоборот… Незачем людям из иных земель это слышать. Пусть знают только то, что к нашей славе. Ведь лучшее вечно, а все иное — скоро исчезнет без следа, как железо ржавое. Вот драконы, например, жили в старину, а теперь их нет, потому что ничего кроме вреда от них не было.
Темноволосый южанин выслушал меня и сказал мне:
— Будущее принадлежит вам, последним сыновьям Золотого Века. Люди с берегов синего моря погибнут в братоубийственных войнах, растерзают друг друга в борьбе за господство, и ничего кроме великолепных развалин не останется от великих южных царств. А ваши потомки со временем превзойдут нас могуществом и мудростью — и тогда да отвратят вас боги от нашего гибельного пути.
Тут Удар Молнии замахал на меня тем, что он называл журнал:
— Овсяная солома у тебя в голове! Будущее принадлежит умеющим выгрызть себе место под солнцем. Те, кто устраивал братоубийственные войны, теперь у нас живут и пенсию получают. Хотя твой южанин не совсем ошибся. Наши северные воины им так вломили, что за одно это в историю вошли. Только к тому времени наши ребята твои священные обычаи давно забыли. Да и потомков твоих среди них не было. Ведомо мне, что стало с твоим потомством, но тебе этого говорить не буду. Я жесток, но мое сердце еще не совсем окаменело. Одно запомни: нас нельзя победить. Нас нельзя перехитрить. Нас нельзя разжалобить. Будущее принадлежит нам.
Потом он достал что-то еще волшебнее, чем журнал, и сказал:
— Это видеокамера, а по-вашему, Всепомнящий Глаз. Сейчас запишу, как ты будешь подыхать. Покажу сыну, чтобы в другой раз не мечтал убежать с такими, как ты.
Я молчал, я думал про его сына. Он и мне сыном был, ведь я назвал моей женой его приемную мать. Я вспоминал Волчонка. Не на волка он был похож, а на немую рыбу, которая плавники к туловищу прижала и не только говорить, но и дышать боится. Не послушала меня Ифри, не увела его в вольные леса. И о многом другом я думал тоже, всякое думал о Волчонке-Смерть-Врагам… Вдруг Удар Молнии закричал, в гневе и отчаянии:
— Проклятый бродяга! Что ты там еще придумать посмел? Что мой сын мертв?! Зачем, зачем подумал ты такое? Зачем ты вспомнил сказание про карликов из Каменной Трясины, которые крадут у людей жизнь? Из зависти ты думаешь про это проклятое сказание, потому что мой сын живет в счастье и почете, а твой род пресекся!
Рассказ Удара Молнии о том же событии
Неправда, я не орал. Я просто вежливо спросил. Рейг прошептал… такое шептал он, что лучше бы мне слушать шипение змеи:
— Моя дочь спит и проснется в лучшем мире, когда земля освободится от вас, как от снега. А твой сын? Мертв. И пусть ты хозяин жизни, но не в твоей власти его оживить. Злой карлик для твоего сына — это ты, Удар Молнии. Чтобы об этом догадаться, не надо мне было ни языка ваших разговоров понимать, ни мыслей ваших подслушивать.
Лучше бы проклятый Рейг молчал. Тогда я уже и правда крикнул на него:
