Для самоуспокоения я подумал: вдруг я тоже параноик, весь в папочку? Почему я вообразил, что Удар Молнии замышляет что-то плохое? Может быть, он решил помочь Рейгу, чтобы я наконец оценил, какой у меня благородный отец? Чтобы я наконец зауважал его?

Но потом вспомнил: у Удара Молнии совсем другие понятия о том, что достойно уважения. Вовсе не помощь первому встречному. Я пожалел, что потерял подслушивающее устройство. С кем и о чем мой отец сейчас договаривается там, за закрытой дверью?

Антипомоечная гвардия и безопасный экстрим

Рейг снова возмущенно спросил, почему мы не оживили всех его родных, всех достойных людей, и вообще — всех!

Его последние слова заглушил победный грохот. Удар-Молнии торжествующе открыл дверь, пинком! Такое с ним редко случается — не любит он мне, своему сыну, плохой пример показывать. Видно, тот, с кем он договаривался, не послал его куда подальше. Вид у отца был авантюрный, лукавый, гордый и загадочный. Сейчас папочка выглядел как во времена моего детства: деревенский колдун, друг демонов и богов! Пригласил Рейга идти за ним. В глубине души я обрадовался. Теперь мне не придется рассказывать Рейгу, что случилось с его ребенком. Но все-таки не мешало бы узнать, что отец затеял — а Удар-Молнии отказался объяснять.

Рейг встал, потянулся с непривычки долго сидеть и побрел за моим отцом. Я сказал, что пойду с ними. Надеялся, что Удар Молнии постесняется в моем присутствии делать то, что задумал… если он задумал что-то не то. Мой отец занервничал. Явно считал меня третьим лишним в своей затее. Это меня еще больше насторожило. Но я ведь все равно не мог помочь Рейгу. Пусть делают что хотят. Отец явно спешил, но Рейг остановился в дверном проеме, поднял глаза к небу и задумчиво спросил:

— Почему чайки летают над городом, а не над океаном? Их что, заколдовали?

Я объяснил:

— Они высматривают объедки на улицах.

Рейг рассмеялся горьким смехом, будто предчувствовал что-то:

— Мы тоже полетим объедки искать?

— Мы идем к будущему повелителю мира, — засмеялся мой отец, — И ничего тебе выпрашивать не придется. У хозяина для тебя работа есть, дело недолгое, плата хорошая.

Значит, мы идем к Господину И.? Но зачем Рейг понадобился хозяину острова? Мы вышли на улицу, открытую океанскому ветру и соленому запаху волн. Из-за угла моего дома сверкнула бескрайняя синева океана. Тот, кого древние мореходы звали Ломающий-Небо, был сегодня в мирном настроении и грелся под ослепительным южным солнцем. Я смотрел на него, завороженный, будто видел его в первый раз. Здесь, в современном мире, говорят, будто люди произошли от обезьян. Но обезьяны прыгают в зеленых лесах острова, они не сидят на берегу, как я дурак. Обезьяны не замолкают, чтобы услышать шум прибоя, обезьяны не теряют разум от вольного дыхания океанского простора. Нет, не от обезьян я произошел, и не по веткам лазили мои предки, а по реям древних кораблей. И Рейг такой же.

Но у нас не было времени стоять и глядеть на нашу океанскую прародину. Мой отец потащил нас прочь от берега. Мы шли по городу, сквозь шумную толпу островитян в серебряных одеждах. У нас здесь многие постоянно носят свои телепортационные комбинезоны. Чтобы в случае чего быстро спастись в случае чего туда, где их никто не найдет. Например, в глухую древность. А ведь казалось бы, какие опасности могут быть на острове, который защищен самыми мощными свертехнологиями?

Но опасность-то в них самих, в этих чертовых свертехнологиях. Если у нас они есть — значит, они могут быть и у других! Как известно, каждое изобретение несет в себе какой-нибудь новый кошмар, новую причину для всеобщей паники. Как легко живется тому, кто верит, будто телепортации нет и быть не может. Дверь на ключ запер и спит спокойно. А мы-то знаем, что никакие стены не защитят нас от нападения. В любой момент к нам могут ворваться конкуренты, враги-захватчики, люди-монстры, просто монстры! Из другой страны. Из будущего. С другой планеты. Из иных измерений. Да, хорошо тому, кто верит, будто телепортации не бывает… Но тот, кто знает, что это реальность — уж он-то поостережется снимать телепортационный комбинезон.

Эта "волшебная одежда", тонкая, облегающая, соткана из тончайших проводов, и под солнцем она блестит серебром. Поэтому постороннему, непосвященному в тайну, показалось бы, что у здешних жителей странный, ирреальный вид. Но чужаков на наш остров не пускают, поэтому в обморок падать некому. Кстати, на случай, если к нам кто-то все-таки заглянет, правитель придумал вполне правдоподобную легенду. Якобы на его острове современные люди изображают то ли сказочных воинов в волшебных доспехах, то ли инопланетян: игра такая для богатых взрослых детей. И будто это удовольствие им предоставляется за очень большие деньги. Легенда, придуманная Господином И., объясняет все: откуда у него деньги, откуда у него люди с серебряной кожей, и почему многие из них ведут себя так странно, как будто их вытащили из дальних темных веков.

Да, некоторые местные именно так себя и ведут, как мой отец выражается, "дико некультурно". Не успели мы выйти в город, как за нами увязались два типичных представителя местной фауны. Гордо сообщили, что у них на двоих одно имя: "Кровавые коршуны". Мне про этих разбойников с постоялого двора когда-то Ифри рассказывала. Думаю, они у меня под дверью дожидались, пока их недруг выйдет на улицу. Попытались дернуть Рейга за косу:

— Эй, варвар! Ты куда идешь?

— От варваров слышу. Я иду к вашему колдуну, хозяину острова.

Кровавые коршуны тут же решили подружиться с бывшим врагом:

— Слушай, храбрец, мы шутили насчет варвара. Пойдем сегодня вечерком в "Валгаллу" или в "Запретный Плод". Пива выпьем, за мир, за культуру! Силой взгляда померяемся.

— Я с людоедскими друзьями пива не пью, — грозно сказал Рейг.

— Нету никаких людоедов. А я теперь писатель.

— А это что такое?

— Истории придумываю.

— За брагу что ли?

— Вот и нет. И не для славы. Мой дед говорил: слава, это как в бане мыться. Приятно, но и без этого можно прожить. Я для души. Пишу роман про нашего правителя, как он изобрел машину времени. Уже написал пятнадцать километров текста! И это еще только начало, потому что я вечный! Потом буду писать роман о древних временах, от которых теперь одни компьютерные игры остались.

Второй заткнул ему рот пятерней и начал о себе:

— А я религию замыслил. Потому что без веры человеку нельзя. Я придумал, что когда мы попробуем все удовольствия и поразвлекаемся по-всякому, то на закуску станем святыми. И вот что мы сделаем. Придумаем устройство, чтобы не только угадывать мысли, но и транслировать их в головы неизбранным из внешнего мира. Чтобы все наслаждались нашим счастьем, хотя бы и мысленно. Ибо в тот день, когда мы станем добрыми — тогда как сказал какой-то мужик, море отдаст своих мертвых, и лес отдаст съеденных, вернется Золотой Век и волк возляжет с тремя поросятами!