Гнется под ветром пустыни
Тонкая ветвь тамариска.
Зову свирели покорны,
Овцы на пастбищах горных,
Слову мужскому послушны
Робкие сердцем голубки
Жены те нравом подобны
Легкой несмелой газели,
Следуют воле супруга,
Ловят любимого взоры,
Так открывается небу
Мирта цветок белолунный,
Так следом за солнцем идет
Его отраженье в волнах.
Таких красавиц воспевали в стране Исмона. Они будут чтить как верховное божество самого тихого и несильного мужа и, кроткие душой, не станут ругаться с ним. С ними в законном браке можно жить спокойно и безмятежно, без опасности получить крепким кулаком по многоученой голове. Когда хозяйка в первый раз заговорила с Исмоном о женитьбе, он ужаснулся и воззвал к богам. Ведьма про женитьбу толкует, а вокруг ходят-бродят вооруженные топорами и дротиками отчаянные девы из охотничьей деревни! В стране Исмона про женщин, умеющих обращаться с оружием, только в страшных сказках рассказывалось. А тут, в северных горах, других и не было. Исмон сам был мирный человек и гордился этим! Он не представлял себе, как с такой боевой женушкой сумеет поставить себя главой семьи. И вдруг милосердное Небо посылает эту послушную вдовушкину дочку, тихую как белоухий заяц, и со всеми Исмоновыми словами заранее восхищенно согласную. Запястья у нее были тоньше виноградной лозы, кожа нежная и гладкая, будто перламутр морской раковины, а глаза ясные и радостные, как весеннее небо. То, что она любила слагать песни, тоже внушило ему доверие. Ведь если поэтов редко привлекают громкие ратные подвиги, то можно предположить что и поэтессы не дерутся с мужьями. Хромая? А зачем ей куда-то ходить? Место женщины у очага.
Игры на оленьей шкуре
Если Смерть некогда надломила твою ветку на Древе Жизни, то от беды тебе не уйти. Моя матушка поняла это, когда родилась я, ее первая дочь. Серая Белка хотела дать мне лучшее из имен. Имя сильного зверя! Имя самой Небесной Волчихи! Великая Небесная Волчиха живет в звездном логове и грызет луну, до тонкой корки. Да и лунную скорлупу сгрызет напоследок, так что луна совсем исчезает и приходится ей расти заново. Вот как Небесная Волчиха сильна и грозна! Великое счастье носить ее имя.
Зверь не согласится оберегать двух людей сразу. Звери-то ленивые — хоть земные, хоть небесные. Но в те дни умерла старуха по имени Небесная Волчиха, и всезащищающее волчье имя стало свободным. Старуха Небесная Волчиха долго прожила, значит, ее имя уж наверно было лучшим из всех. А ведь все звериные имена принадлежали деревенской колдунье. Серая Белка надеялась, что колдунья прибережет имя Небесной Волчихи для дочери своего ученого раба.
Но колдунья прошептала, что в ее племени имена даются не по желанию людей, а по воле судьбы. Она велела моей матери закрыть глаза и разложила перед ней костяные обереги с изображениями разных зверей и птиц. Серая Белка выбрала наугад, моля Небесную Волчиху о помощи. А когда открыла глаза, чуть не заплакала. Ее рука указывала на вырезанную из кости лягушку! Слабую лягушку, которая и себя-то защитить не может! В этом моя мать увидела страшный знак, предвестие горькой судьбы для меня. Плача, она сказала моему отцу:
— Разве моя дочка похожа на лягушку? Волосы у нее темные, как шерсть у волков из глухого елового леса, и глаза волчьи, золотые, медовые. Исмон, спаси дочь свою, выпроси у хозяйки волчье имя!
Но мой отец в Небесную Волчиху не верил. Ведь на небе живут не волки, а боги! А если бы волк туда сдуру залез и стал бы грызть луну, то небожители за такое бесчинство спустили бы на него священных слонов и своих домашних крокодилов.
Отец нарек мне иное имя: Ифри. Это имя великой богини, покровительницы его родной страны. Там никто не принимает важных решений, не воззвав к Великой Матери Ифри. Ее гордый образ выбит на золотых монетах царства и высечен на каменных стенах горных пещер. Но за пределами африканского континента ее имя неизвестно — оно подобно звезде упавшей на землю, оно не принадлежит никому. Пусть же оно достанется дочери Исмона.
Когда у меня родился младший брат, отец назвал его Идир. Это имя другого великого бога его страны.
Жили мы тогда счастливо. Колдунья не только щедро вознаграждала отца за работу, но и повелела людям племени уважать его, хоть он и раб. Проживши долго, колдунья знала, что иногда люди чахнут и переходят от жизни к смерти не только от голода, но и от презрения людского. Отец боялся, что колдунья рано или поздно сама научиться писать знаками и не захочет больше ему платить. Но он боялся зря. Ведь в наших лесах есть поверье: если северянин станет рисовать знаки, именуемые буквами, то его правая рука превратиться в заячью лапу. А люди из далеких южных стран, по поверью этому, уже рождаются на свет с правой рукой, умеющей писать. Как рыбы умеют плавать, хотя никто не учит их. И дети их наследуют это умение. Поэтому Исмон был нужен колдунье, и его дети тоже.
Когда мы с братом подросли, отец рассказал нам про страны юга. Наслушавшись его, мы с Идиром играли в царя и царицу. Отец сказал, что в государстве должны быть чиновники. "А чиновники, это кто?", спросили мы. Отец объяснил. Но мы не уразумели его объяснений зачем они нужны! Поняли только, что это кровопийцы. Мы назначили чиновниками комаров. Они, как и полагается чиновникам, так и вились вокруг царя и царицы. Главным Жрецом Царства мы назначили соседскую девочку Большую Росомаху. А царский дворец построили из еловых веток.
Отец печально смотрел на еловый дворец, и я спросила его, не горюет ли он по родной стране и семье своей. Он ответил:
— Египет, из которого уплыл я на корабле, не был моим отечеством. А к одиночеству я давно привык. Ведь все, что мне было дорого, я навеки потерял, когда я был не старше тебя, Ифри. Я родился в диких землях, там, где желтая пустыня, дочь солнца, встречается с зелеными нагорьями. В один из дней я собирал хворост и повстречал, себе на беду, охотников на львов. Мясо льва несъедобно, но иному нет большей радости, чем стравливать пленных львов для потехи или бросить у своей двери шкуру этого могучего зверя и каждый день топтать ее ногами. А в нашем племени был строгий запрет убивать животных из тщеславия или для забавы. Мы даже не приносили их в жертву — наши алтари легко узнать, на них нет желобка для стока крови. Ведь в звездном лесу, где все мы живем до своего рождения, звери и люди составляют единый народ. Оттого дети любят и зверей, и сказки про них. Я был внук мудрого сказителя, но сам еще мал и глуп. Стало мне жалко льва-золотые-глаза, и я сказал охотникам: "Вы зовете льва кровожадным, а ведь лев не стелет в своем логове кожу человека". За это охотники утащили меня с собой и оставили в пустыне. Мол любишь диких зверей — вот и живи с ними, тогда узнаешь, какие они добрые. А если и сумеешь найти дорогу в свое селение, то мы вас всех накажем, засыплем ваши колодцы песком. Я побрел туда, где в небе белели облака, веря, что там небо поит землю дождем. Долго шел я, и наконец увидел и сухой скалистый берег, о который разбивались соленые морские волны. Край земли был безлюден и мертв, но вдалеке, по правую руку, на склоне далекой горы, я увидел зеленую рощу. Там были пальмы и сикоморы, там был портовый город, и я пошел в него, в поисках счастья. Я пробирался по шумным улицам, испуганный, как пойманный охотниками лисенок пустыни. Вдруг к моим ногам кто-то швырнул медовую лепешку. Это был не дар, а плата за будущую работу. Я поднял глаза и увидел торговку волшебными зельями. Она говорит, что помощник ей нужен, а то она сама уже осипла орать, покупателей завлекать. Приказывает мне бегать по городу, стучать во все двери и расхваливать ее эликсир вечной жизни местного разлива, который она сама бы и с приплатой не взяла. Велит рассказывать, будто я был стариком и от этого напитка омолодился. Я говорю, что боги не любят обманщиков — так меня дед учил. Вся торговкина семья кричит, что от осла с бараном в делах было бы больше пользы. Говорят, что в день моего рождения бог торговли либо спал пьяный, либо бегал где-то, посему ничем меня не одарил. Торговцы со всей улицы сбежались и хором хохочут над мудрыми поучениями моего деда, позор нечестивцам! А моя хозяйка говорит, что она благоденствует, а я бродяга бездомный. Видно из этого, что боги любят ее, а не меня. Думал я тогда, что эта торговка — дочь демона и сосредоточие мирового зла. А потом узнал, что в том городе все такие, как она или те охотники на львов! Человека прямодушного губят, льстецам верят. Хитрость зовут умом, коварством кичатся, клятвы нарушают быстрее, чем исчезает камень, упавший в море. И уйти некуда, кроме мертвой пустыни — вся плодородная земля поделена до последней пяди. Семью мою я бы уже не нашел. Ведь наши племена покидают свои селения, когда земля истощается. Они уходят, и ветер заносит их следы сухим песком. Не знаю, где теперь мой род. Став взрослым, я ушел за мудростью в богатый познаниями Египет. Но если в торговкином городе жили злодеи, то в государстве Египетском — цари злодеев! Эта страна долго управлялась греческой династией, а теперь оказалась под лапой римской гиены. Латиняне налогов не платят, эллины платят половинный налог, а мы платим за всех. В первую зиму моей жизни в вашей дикой стране я мерз и роптал на судьбу. Но потом подумал: не такое горе оказаться вдали от торговцев, сборщиков налогов и прочих врагов небес. За мою нынешнюю жизнь я мог бы благодарить богов, если бы тут только произрастала виноградная лоза, были бы ученые собеседники, да ноги не проваливались в снег. Да и смешно тут с вами, лесными людьми.
