Варт расстался с паническим чувством, сжимавшим его желудок, в ту самую минуту, как отправился в путь. Движение и поземка оживили его, и теперь глаза у него сверкали почти так же ярко, как ледяные кристаллы под белым солнцем зимы, а кровь бежала по жилам, подгоняемая охотничьим возбуждением. Посматривая на выжлятника, ведшего на своре двух бладхаундов, он заметил, как напрягаются псы по мере приближения к кабаньему логову. Он увидел, как различные собаки одна за одной, — кончая борзыми, которые охотятся не по запаху, — впадают в беспокойство и принимаются повизгивать от нетерпения. Он заметил, как Робин, приостановившись, подобрал несколько выкидов и передал их мастеру Твайти, и тогда вся процессия остановилась. Эти места были уже опасны.
До некоторой степени охота на вепря имела сходство с охотой на лисят, — а именно в той, что и вепрю нужно не дать удрать. Но главным в этой охоте было — убить его как можно быстрее. Варт занял свое место в цепи охотников, обложивших логово чудища, и опустился в снег на одно колено, уперев конец пики в землю и изготовясь к любым неожиданностям. Он почувствовал, как примолкли охотники и увидел, что мастер Твайти молча махнул выжлятнику — спускай. Две гончих немедленно рванулись к убежищу кабана. Неслись они молча.
Потянулись долгие пять минут, в течение которых ничего не происходило. Сердца окруживших логово гулко стучали, и в согласии с ними на каждой шее трепетала маленькая вена. Каждый вертел головой, как бы желая увериться, что соседи его на месте, и дыхание жизни мирно уплывало белым парком вместе с северным ветром, и каждый вдруг ощутил, насколько прекрасна жизнь, которой, если дела обернутся плохо, вонючие клыки могут в несколько секунд лишить кого-то из них.
Вепрь не выдает своего бешенства воем. Ни рева, ни лая гончих от логова не доносилось. Лишь в сотне примерно ярдов от Варта, на краю поляны, возникло вдруг черное существо. Оно и на вепря-то не походило — во всяком случае в те несколько секунд, что оно там простояло. Слишком быстро оно появилось, чтобы обнаружить сходство с кем бы то ни было. И прежде чем Варт понял, кто это, зверь бросился на сэра Груммора.
Черная туша неслась по белому снегу, взметая маленькие облачка. Сэр Груммор — тоже черный на белом фоне — перекувыркнулся в воздухе, вздыбив облако покрупнее. Северный ветер ясно донес что-то похожее на всхрап (но ни малейшего звука падения), и вепрь исчез. Когда он исчез, но не раньше, Варт осознал, что теперь многое знает о нем, — много такого, чего он не имел времени заметить, пока вепрь был рядом. Он запомнил узкую щетинистую гриву, торчком стоявшую на остром хребте, промельк мерзейших клыков, выпяченные ребра и красное пламя свинячих глазок.
Сэр Груммор встал, стряхнул с себя, невредимого, снег и обругал свою пику. Несколько капель вспененной крови виднелись на белой земле. Мастер Твайти приложил к губам рог. Спустили аланов, и волнующие звуки гона зазвенели по лесу, и все вокруг сразу пришло в движение. Гончим, которые подняли вепря, — именно этим словом следует обозначать выживание зверя из логова, — позволили гнать его, чтобы они как следует раззадорились. Заливались браки. С лаем понеслись по сугробам аланы. Все побежали, крича на бегу.
— Пошел, пошел! — вопили загонщики. — Shahou, shahou! Авант, сэр, авант!
— Пиль, пиль! — встревожено кричал мастер Твайти. — Джентльмены, будьте добры, уступите дорогу собакам.
— Вот так так! — кричал Король Пеллинор. — Кто-нибудь видел, куда он делся? Что за денек! Sa са су avaunt, су sa avaunt, sa су avaunt!
— Держитесь, Пеллинор! — кричал сэр Эктор. — Собак берегитесь, собак! Самому вам его не заметить! II est hault! II est hault!
И «Тиль-ес-хо!» — отзывались загонщики, «Так легко», — пели деревья, «Далеко», — бормотали вдали сугробы, и с тяжелых ветвей, потревоженных сотрясением воздуха, на укутанную землю безмолвно соскальзывали клубы сверкающей пыли.
Варт обнаружил, что бежит рядом с мастером Твайти.
Отчасти это походило на бег по пересеченной местности с той лишь разницей, что бежать приходилось по лесу, где иногда и с места-то стронуться трудно. Все зависело от собачьей музыки и различных сигналов, выдуваемых ловчим с тем, чтобы сообщить, где он и что поделывает. Без них вся охота растерялась бы ровно за две минуты, да и с ними примерно половина людей заблудилась за три.
Варт прилип к Твайти, словно репей. Несмотря на многолетний опыт ловчего, Варт не отставал от него, потому что малые размеры Варта позволяли ему с большей легкостью преодолевать препятствия, а кроме того его многому научила девица Мэриан. Робин тоже держался вровень с ними, а вот кряхтение сэра Эктора и блеяние Короля Пеллинора скоро затихли вдали. Сэр Груммор сдался быстро, — вепрь основательно перешиб ему дыхание, — так что сэр Груммор остался далеко позади, объявив, что пика у него затупилась. С ним, чтобы не потеряться, остался и Кэй. Загонщики, запутавшись в сигналах горна, давно уже разбрелись кто куда. Мерлин порвал свои бриджи и остановился, чтобы заштопать их при помощи магии. Сержант до того переполнил воздухом грудь, крича «Ату!» и объясняя всем и каждому, в какую сторону надо бежать, что полностью утратил ориентацию и вел теперь в неправильном направлении толпу несчастных селян — по-индейски, гуськом, бегом марш! колени выше! И Хоб все еще бежал.
— Пиль, пиль, — задыхался ловчий, обращаясь к Варту, словно тот был гончей. — Не так быстро, мастер, они потеряли след.
Пока он выговаривал это, Варт заметил, что собачий лай стал слабее и жалобней.
— Стоп, — сказал Робин, — иначе мы о него споткнемся.
— Пиль, пиль! — во весь голос закричал мастер Твайти, — Назад, здесь его яма, яма! — Он перебросил перевязь на грудь, поднял рог к губам и затрубил сигнал общего сбора.
Ответом ему было одинокое тявканье одной из гончих.
— Назад! — крикнул ловчий.
В голосе гончей появилась уверенная нотка, тявканье прервалось и тут же выросло до громкого лая.
— Назад! Ко мне, ами! Слушай Бомона отважного! Все ко мне, все!
Голос гончей покрыли звонкие тенора браков. Шум разросся до взволнованного крещендо, когда более слабые ноты покрыл кровожадный рев аланов.
— Накрыли, — кратко сказал Твайти, и трое людей опять побежали, и ловчий трубил на ходу ободрительное «тру-ру-ру».
Загнанный вепрь угрюмо стоял в редком подлеске. Зад его прикрывало сваленное бурей дерево, так что позиция была неприступна. Он стоял в обороне, поваркивал, чуть приподняв верхнюю губу. Кровь от удара сэра Груммора жирно сочилась из-под щетины на плече, стекая к ногам; с рыла на обагренный снег капала пена, и снег таял. Глазки вепря метались из стороны в сторону. Гончие стояли кружком, лая ему прямо в морду, а у ног его со сломанным хребтом извивался Бомон, Вепрь не обращал внимания на еще живую собаку, уже не способную ему повредить. Он был черен, распален, окровавлен.
— Ну, вперед, — произнес ловчий.
Он двинулся на кабана, выставив перед собою пику, и ободренные хозяином гончие тоже стали шаг за шагом подвигаться к нему.
Внезапно вся сцена переменилась с такой быстротой, словно рухнул карточный домик. Вепрь уже не оборонялся, он летел на мастера Твайти. И как только он ринулся, аланы облепили его, свирепо вцепившись кто в плечо, кто в глотку, кто в ногу, так что на ловчего несся уже не вепрь, а звериный клубок. Твайти не решился ударить пикой, опасаясь поранить собак. Клубок близился неудержимо — так, словно собаки и вовсе не мешали движению. Твайти начал оборачивать пику, чтобы ударить тупым концом, но не успел, и груда грызущихся тел обрушилась на него. Он отпрыгнул, но зацепился за корень, и исчез под грудой. Варт прыгал вокруг, в отчаянии размахивая пикой, но ткнуть ею было решительно некуда. Робин же одним движением отбросил пику, вытянул меч, вступил в рычащую свалку и спокойно поднял за ногу вверх одного из аланов. Тот и не подумал разомкнуть челюстей, но место, прежде занятое его телом, освободилось. Туда-то и опустился меч — медленно — раз, другой, третий. Громоздкое сооружение качнулось, выправилось, снова качнулось и тяжело завалилось на левую сторону. Охота закончилась.
