Сегодня утром комиссар узнал, что главврач больницы святого Лукаса убил себя выстрелом в голову. Он был знаком с Айнцентом. Приходилось убирать следы после Ревье вместе. Но свое знакомство они не афишировали. Даже не здоровались при встрече. Такие знакомства лучше вообще не иметь. Пуля в голову — это еще неплохая смерть, если в твоей жизни периодически появляется француз Мишель Ревье. Только бы он не трогал жену и дочерей. Может тоже покончить жизнь самоубийством и тогда угроза из жизней любимых исчезнет? Комиссару, высокому широкоплечему сильному мужчине, было стыдно и горько из-за подобных мыслей. Он, присягавший служить и защищать, покрывает самого дьявола. Но, слава Богу, они еще пытаются скрывать свои зверства. Как ужасен и страшен будет день, когда Ревье и ему подобные выйдут из тени и пойдут по улицам Праги, а потом и мира. Боже, где же ты? Почему ничего не делаешь?

Его спускали куда-то в подвальные помещения. Заплесневелые и замшелые камни блестели в свете факелов, удушливый запах разложения и сырости забивал нос и горло. И даже желудок комиссара Вайовского, видевшего более страшные вещи на своем веку, не раз подавал позыв вывернуть все содержимое наружу. Но Вайновский держался изо всех сил. Он не должен показывать своей слабости. Прогибаться придется, но страха показывать он не должен.

Ревье был в одной из подвальных камер, в которой воняло разложившимся трупом так сильно, что лицо комиссара позеленело. Останки тела были прикованы кандалами к стене. Француз брезгливо толкнул останки носком начищенного до блеска ботинка:

— Какая же гадость остается от смертного, не находите? — Обратился он к бледному Вайновскому.

Комиссар не ответил. Но он бы с удовольствием посмотрел, что остается после смерти таких, как это чудовище.

— Вы очень меня разочаровали, комиссар. — Ревье скрестил руки на груди. — Мне сегодня доложили, что в городе заметили троих гостей, о прибытии которых я просил докладывать мне незамедлительно.

На спине выступил холодный липкий пот. Конвоиры зашевелились, чуя страх комиссара так же явно, как стойкую вонь трупа. Вайновский знал, кто они, эти парни. Сам себе не веря, он знал, что они оборотни. И стоит Ревье только подать знак, они оставят от комиссара только обглоданные белые косточки, стертые от постоянной активной работы. Француз продолжал разглядывать труп с интересом студента-медика впервые попавшего в морг.

— Так что же вы можете сказать в свое оправдание, комиссар?

Будто этот урод сам не знает, что Вайновский пол ночи провел на улицах, разгребая трупы, оставленные сытыми гостями Ревье. Будто этот урод не знает, что он пол ночи сжигали останки трупов.

— Я понимаю, комиссар, с приездом моих гостей у вас прибавилось забот. Но, — француз подошел к комиссару вплотную, приблизив клыкастое лицо к самым глазам, — Пусть этот чертов город хоть захлебнется в крови, вы будете заняты другим делом. Мне нужно, что бы вы проследили за этими двумя стариками. Молодой меня не волнует, меня интересуют священники, комиссар.

Ревье бросил на пол две фотографии.

— Эти двое, Воины Света — Выплюнул слова француз, — Могут быть связаны с моей пропавшей родственницей.

Третьей он ткнул в лицо Вайновскому. Знакомая ориентировка на девушку, которую они упустили.

— Эта девушка мне нужна сегодня. Сейчас. Скорее всего, она где-то рядом с этими праведниками.

Девушка смотрела с фотографии задорными золотыми глазами. Слишком живая, что бы попадать в руки этого ублюдка. Но у комиссара три дочери.

— Нам поступил звонок. — Выдавая информацию о звонившей, комиссар понимал, что, скорее всего, подписывает ей смертный приговор. Изящная бровь француза изогнулась в ожидании. — Та самая женщина, что увела вашу… сестру. — Слова застряли в горле. — Наши ребята уже выехали по адресу.

— Не надо. — Ревье уставился комиссару в глаза. — Мои ребята сами все сделают. А с ними поедете вы. — Француз засмеялся. — Как представитель закона.

Дрожь пробежала по телу человека. Мало того, что он выдал демону адрес свидетельницы, ему придется участвовать в ее допросе. Хотя, возможно так, он поможет ей умереть быстро и безболезненно.

— Пока вы свободны, комиссар.

Ревье отвернулся, рассматривая останки тела в кандалах. Если смотреть слева, присев, то еще можно различить признаки половой принадлежности. Кое-где на голове остались длинные грязные локоны. Но сквозь проплешины видны открытые раны. Ревье осматривал девушку, как недовольный работой мастер-кукольник.

Аня, Аня… Досада хищной улыбкой нарисовалась на лице. Какое странное совпадение, последний обряд Мишеля Ревье дю Геклена совпадает с приездом в Прагу двух Воинов Света. Три закадычных друга отцы Милош, Пабло и Алексий.

Поднимаясь по ступеням крутой лестницы, Ревье морщился от противного затхлого запаха. И практиканта с собой притащили, шутники. Мишель перебирал в голове кандидатуры ищеек. Необходима естественная слежка, желательно человек. Раз человек, значит должен обладать некоторыми полномочиями, подкрепленными законом. И опять в памяти всплыл комиссар Вайновский. Пусть делает грязную работу.

Окрестности Праги, дом Сони, 16:43

Комиссар Вайновский вышел из машины. За ним, не отставая, следовали оборотни. Проходя по тротуару от места парковки, человек ловил себя на одной и той же мысли: "Покончить с этой мерзостью". Шаги тяжело ложились на асфальт, совпадая с замедленным пульсом. Еще один человек умрет от рук этой нечисти.

— Ты приносил присягу хранить и защищать. — Стучало в голове.

— У меня незащищенная семья. — Изнывало сердце.

— Ты сам выбрал свою дорогу, клялся охранять этот город от падали. — Настаивал комиссар.

— У меня не хватит сил справиться с демоном. — Оправдывался отец семейства.

— Ты трус. — Вынесла вердикт совесть.

Один из оборотней нажал на кнопку вызова квартиры.

— Кто там? — Ответил дрожащий женский голос.

Красноречивый клыкастый оскал обратился к человеку. Оборотень уставился на комиссара.

— Отвечай.

Вайновский достал значок представителя власти.

— Мадам, я комиссар полиции Александр Вайновский. От вас поступил звонок.

— Да, да! — Не дослушав, воскликнула Соня. — Заходите.

Человек надеялся на то, что девушка усомнится в том, что на простой звонок приедет сам комиссар. Поднявшись на лифте на пятый этаж, трое вошли в предварительно распахнутые двери квартиры. Молодая англичанка, переехавшая жить в Чехию пять лет назад, твердо верила в правильность своего поступка.

— Как вы быстро. — Девушка нервно улыбнулась. — Проходите, пожалуйста.

У нее еще был шанс захлопнуть тяжелую дверь. Но она этого не сделала. Человек и оборотни вошли в маленькую квартирку, затоптав светлый коврик комьями грязи, что подцепили еще в подвале замка. Сразу бросалось в глаза, что девушка живет одна. Скорее всего, какая-то творческая профессия. Актриса, что ли. Фотографии со сценическими образами висели, стояли, лежали, чуть ли не друг на друге. Веснушки контрастировали на бледном лице. Большие голубые глаза лихорадочно горели.

— Комиссар, сегодня я встретила русскую туристку. Ее похитили. — Глаза Сони, с застывшими в них слезами, доверительно смотрели на Вайновского. — Я привела ее сюда, но они ее и здесь нашли.

Комиссар почувствовал стойкий запах валерьянки. На столе на кухне стоял флакон и прозрачный бокал с водой. Через разбитое окно бил холодный ветер.

— Присядьте. — Предложил Вайновский.

Девушка опустилась на стул. Дрожь ее рук бросалась в глаза. "Господи, прости меня!" — пронеслось в голове комиссара.

— Я ее встретила на площади. Ее зовут Аня. — Продолжала англичанка. — Она попросила у меня телефонную карту, что бы позвонить жениху.

— Опишите ее. — "Господи, пусть это будет не она!" — молился Вайновский.

— Она… Я не знаю. Она шатенка. Рост чуть выше среднего…

— Это она? — Комиссар вспомнил, что в кармане его пиджака лежит фото, что дал Ревье.