Хоть в ярости, хоть нет, но Рейчел Кейс, с ее длинными каштановыми волосами, чуть подсвеченными светлыми прядями и глазами цвета ниссового меда, обалденно красива – на тот манер, который может заставить мужчину пустить слюнки и бросить жену.

Дав ей фору в полмили по дороге, я тронулся следом. Когда мы одолели около мили, я стал держаться позади нее, отставая фута на три, подладившись под ее темп и давая ей пространство для продыху, на случай если она не настроена на разговор. Так я тенью следовал за ней, пока не ощутил нечто трудноописуемое – эдакое сошедшее на меня состояние безмятежности, будто наркотический кайф, только успокоительный и благословенный. Только что я был нормальным – и вдруг почти впал в эйфорию. Но затем все прошло.

Рейчел тоже это почувствовала. Она вдруг остановилась, но не обернулась.

– Кевин, я чокнутая?

– Возможно, ты самая здравомыслящая из всех, кого я знаю, – отозвался я, про себя отметив, насколько прискорбно такое признание.

– Извини, что ударила.

– Это было миллион лет назад.

Обернувшись, она заключила меня в объятия и поцеловала в губы. А затем мы прижались друг к другу всем телом прямо посреди шоссе.

Вечер был тихий, машин мало, а те, что были, шли с большими интервалами, и мы направились обратно к пансионату. Высокую траву на обочинах покачивал бриз, и я держался посреди дороги, чтобы клещи не добрались до ног моей спутницы.

Ощущение безмятежности – или что это там было – длилось секунд десять, но было достаточно мощным, чтобы побудить меня отыскать его источник. Может, что-то в воздухе? Какой-нибудь цветок с одуряющим ароматом? Но мы то ли уже миновали его местонахождение, то ли запах вторгся в наше пространство и полетел дальше. Я мысленно отметил, что надо бы тщательно обследовать окрестности завтра утром во время пробежки.

– Помнишь, как пару недель назад Карен сказала, что ты убийца, а не вор? – подала голос Рейчел.

– На самом деле ее зовут Калли, – отозвался я.

Моя подруга не ответила, и я добавил:

– Ага, помню.

– Что она имела в виду?

Рейчел знала, что я работал на национальную безопасность, но пока что я не видел необходимости сообщать ей, что в мои обязанности входила ликвидация подозреваемых в терроризме. Как не потрудился и упомянуть, что в свободное время был убийцей по контракту для мафии.

– Наверное, она имела в виду мою убийственную улыбку, – высказался я.

– Сомневаюсь.

Я поглядел на Рейчел, но промолчал.

– Взять хотя бы то, – продолжала она, – как ты управился, спасая меня и Сэма от этих типов. Не говоря уж о Лу.

– Лу Келли? А он-то здесь при чем?

– Лу можно назвать крутым парнем.

– Да, это есть.

– Но вас с Карен он боялся. А Карен двинула Сэму лишь раз – и чуть не прикончила его.

– И что?

Взяв мою руку в ладони, Рейчел поднесла ее к губам и сообщила:

– Я без трусиков.

Я не мог не подивиться ее способности перескакивать с одной темы на другую как попало.

– Парню всегда полезно располагать подобными сведениями, – произнес я.

И тут подруга без всякой видимой причины так впилась в мою руку зубами, что хоть криком кричи. Я на миг озадачился, вправду ли она рехнулась или дурака валяет.

– Я никогда не ношу трусов, – изрек я.

– А ты хоть почувствовал, как я только что тебя укусила? А то даже не заорал или типа того…

– А, так это ты?.. Ага, почувствовал.

– Вот за что я так люблю тебя! – заявила Рейчел.

– За то, что не ору, когда ты кусаешься?

– Нет, за то, что ты забавный.

– Приятно знать, – сказал я, потирая руку.

– Держу пари, у тебя то́ еще прошлое, Кевин.

– Не спорю.

– Может, когда-нибудь расскажешь?

– Может, когда-нибудь напишу книгу.

– А если да, вставишь в нее меня? – улыбнулась Рейчел.

– Конечно.

– Обещаешь?

– Если я напишу книгу, я вставлю тебя в нее. И назову ее «Ныне и прежде».

– Надеюсь, ты не оформил права на это название, – заметила моя приятельница, – а то продаж не дождешься.

Уже стемнело. В пляжных домиках вдоль шоссе начали вспыхивать огни. Впереди нас, в домике, стоявшем слева, на балкон выбежал стриженный под ноль мальчонка, который спустил штанишки до щиколоток и попытался пописать сквозь перила. Мать прикрикнула на ребенка, в мгновение ока сграбастав его и утащив обратно через раздвижные стеклянные двери. К тому времени оба уже смеялись.

Мы с Рейчел обменялись улыбками.

– Дети, – сказал я.

– Мальчишки, ты хочешь сказать.

– Что, ты утверждаешь, будто девочки никогда не делают пи-пи на улице?

– Только не с высоты.

Мы шагали молча, и я обдумывал ее реплику.

– Маме я не сказала, – поведала Рейчел.

– О чем?

– О нас.

– Что о нас?

– Что мы поженимся, дурачок!

– Ах, это!.. – произнес я.

– Может, скажу при личной встрече.

– Пожалуй, неплохая мысль.

Мы подошли к открытому пространству ярдах в восьмидесяти от ближайшего дома. Я услышал, что сзади медленно подъезжает автомобиль, и инстинктивно увлек Рейчел на левую обочину.

– Шпендики, подбросить не надо? – донеслось до нас из этой машины.

Это была синяя «Камаро Супер Спорт» 1969 года с парой белых гоночных полос на капоте. В ней сидели несколько человек.

Говорил водитель – ровесник Рейчел, то есть возрастом под тридцать, со щербатым передним зубом и сальными волосами. Взгляд у него был остекленевший, как у наркомана, усердно потчующего себя ганджубасом. Когда заднее стекло опустилось, оттуда вырвалась туча дыма, заклубившаяся в бризе.

Затем подал голос один из пассажиров, ужасающе омерзительный чернокожий с толстыми губами:

– Деваху мы подвезем, – заявил он и добавил, обращаясь к Рейчел: – Эй, цыпа, не хошь чуток новенького? Залазь. Мы тя так прокатим, что ввек не забудешь!

– Отгребись, мурло, – отрезала моя спутница. – Или мой жених надерет тебе жопу.

Урод одарил меня пустым, унылым взором из-под приспущенных век:

– Чё, правда, папик?

– Проваливай, – ответил я.

– Че за говно, прям не верится! – проговорил чернокожий кому-то на заднем сиденье. – Сучка отвергает наши клевые покатушки. Наверное, у папика поблизости «Олдсмобиль». Мож, покатаемся, попробуем найтить… Мож, подпалим это твое угребище, а, папик?

Я в ответ посмотрел ему прямо в глаза:

– Будь мне нужна тачка, я бы надрал тебе жопу и забрал твои колеса, как и сказала дама.

Говнюки в машине взорвались, как аудитория Спрингера[1], когда Джерри выпускает на подмостки всякую голоту. В наш адрес посыпались бесчисленные угрозы, и кто-то с дальнего конца заднего сиденья – пацан в цветастой бандане – высунулся через окно и сбоку направил на меня пушку.

Сумерки уже сгустились, но не настолько, чтобы я не мог хорошенько разглядеть это изделие.

– Будь поосторожнее с этой штуковиной, – сказал я его владельцу.

– Ха! Ты уже не такой храбрый, правда, папик? – заржал целившийся в меня парень.

– Храбрее, – ответил я. – В этой говенной пушке все наперекосяк. Попробуешь выстрелить, и она взорвется у тебя перед носом.

– Если хошь, я пальну прям щас.

– Заплатил бы, чтобы увидеть такое, но у меня есть вопрос.

– Чё те, педрила?

– Как, по-твоему, твои друзья повезут твой труп в больницу или бросят тебя прямо на дороге?

Пацан поглядел на свою пушку.

– Пошел ты в жопу! – буркнул он и забрался обратно в машину.

– В другой раз, папаша, – подал голос водитель.

– А чем плохо прямо сейчас? – поинтересовался я.

– В другой раз.

Высунув руку в окно, шофер показал мне средний палец. Рассмеявшись, компания с ревом унеслась прочь.

– По-твоему, они вернутся? – спросила Рейчел.

– Надеюсь, – ответил я.

Молодой человек лежал навзничь на песчаной дюне, густо поросшей меч-травой. Знали этого парня очень немногие. Те, кто знал, звали его Д’Оги.