На второй день Рождества, ни свет ни заря, когда все еще спали, господин Эрленд велел заложить трое саней, и они украдкой выехали на север, в направлении Лиллехаммера. Сюссельманы Фрирек и Гьявальд очень скоро убедились, что медлить и впрямь было нельзя: едва закончился рождественский мир, люди епископа явились при оружии и начали расспрашивать о гостях. Верные соратники Сверрира сообщили с невинным видом, что-де путешественники неожиданно поспешили обратно на юг, откуда прибыли; мало того, они даже не уплатили сполна, и если люди епископа сумеют их перехватить, пускай непременно пошлют весточку на постоялый двор – ведь надобно возместить убыток.
Допросчики не могли открыто обвинить почтенных сюссельманов во лжи, однако ж когда решили, что никто их не видит, принялись искать в снегу санный след, чтоб проверить, правду ли им сказали. Но пороша уже скрыла все следы, да еще и буран вот-вот поднимется. Несолоно хлебавши воины убрались восвояси и доложили обо всем епископу Ивару.
Маленький кортеж только-только успел добраться до Лиллехаммера, как начался буран. Здесь их тоже встретили надежные друзья. Но продолжить путь удалось не сразу – буран не утихал. День за днем выл ветер, густо валил снег, и ненастью не было видно конца краю. Впрочем, нет худа без добра: они могли хотя бы некоторое время знать наверняка, что никто их не преследует. Благодаря Ингиным заботам малыш переносил путешествие на удивление легко. Всю дорогу она держала его в тепле и холе, успокаивала и ласкала, кормила, когда он просил поесть. Он почти и не хныкал, всегда весело лепетал и смеялся. Но ребенку нужно было хорошенько отдохнуть, потому что впереди ждал самый трудный участок пути. Они решились пробыть в Лиллехаммере еще неделю-другую, до конца января. Как раз об эту пору обычно устанавливалась хорошая погода.
Утром в день отъезда на подворье явились два бородатых биркебейнера – Торстейн Скевла и Скервальд Туесок, лучшие лыжники во всей округе. С минуту оба молча, обнажив голову, смотрели на внука короля Сверрира, будто сподобились увидеть чудо. Да, ребенок походил и на Сверрира, и на Хакона. Но черты его казались мягче, нежели у отца и деда.
Наконец они нарушили молчание, велели всем быть наготове, а сами надели лыжи и отправились за крестьянами, которые будут указывать дорогу. Господин Эрленд объяснил Инге, что два этих немолодых человека верой-правдой сражались за короля Сверрира, а умелая помощь им определенно пригодится. Впереди горы, дальше идти надо на лыжах. Господин Эрленд попрощался со своими людьми и отослал их домой, в Хусабю. Тепло и сердечно попрощались они и со священником Трандом, который перед отъездом искренне помолился за мать и дитя. Через некоторое время биркебейнеры привели провожатых – и вот они снова в пути.
Темнело. А продвигались они теперь куда медленнее. Управляться с массивными лыжами на плетеных креплениях – дело сложное, особенно с непривычки. Инга сперва хотела нести ребенка сама, но очень быстро поняла: пусть лучше его будут по очереди нести Торстейн и Скервальд. Она и без того едва поспевала за ними. Господин Эрленд тоже не больно молод, нельзя об этом забывать, а с другой стороны, и непогода могла в любую минуту опять разыграться не на шутку.
Изредка им навстречу попадались люди, и всякий раз надо было рассказать, что путь их лежит в долину Гудбрандсдалир; но, добравшись до заранее условленного места, они сняли лыжи, вышли на замерзшее озеро и по льду – чтобы не оставить следов – зашагали обратно, а через некоторое время снова надели лыжи и, распрощавшись с проводниками, направились в другую сторону – не в Гудбрандсдалир, а в Эстердалир. Теперь их было всего пятеро: Инга, ребенок, господин Эрленд и двое биркебейнеров.
Небо затянули низкие серые тучи. Тяжелыми влажными хлопьями повалил снег, но очень скоро похолодало и завьюжило – в резких порывах северного ветра все вокруг обернулось непроглядной снежной стеною. Потом вдруг шквалом налетел вперемешку со снегом ледяной дождь и град. А маленький кортеж неуклонно брел вперед и вперед, поднимаясь в горы. Торстейн и Скервальд то и дело возвращались, чтобы помочь Инге и господину Эрленду. Внимательно приглядывались к их лицам – нет ли обморожений – и на всякий случай дали господину Эрленду пучок сухой шерсти, чтобы растирать щеку. Снегом тереть не надо, от этого только ссадины получаются. Инге они еще раз обмотали запястья и щиколотки, а то ведь, не дай Бог, обморозит пальцы и ступни. Глядя на Ингину обувь, Скервальд сказал:
– Когда человек ходит и лежит, он всегда опирается оземь. Вот почему обувь и ложе непременно должны быть первейшего сорта.
А подошедший Торстейн добавил:
– Холод замедляет ток крови. Как придем в дом, где есть огонь и два ушата, сразу в одном согреем воду, а в другой нальем холодной. И ты будешь окунать ноги то в один, то в другой ушат – тогда кровь опять побежит быстрее.
Но дома пока не нашлось, а погода не улучшалась. Скервальд и Торстейн знали один домик на горном пастбище, но до того места было еще далеко. Тогда Инга потребовала, что биркебейнеры не мешкали из-за нее и господина Эрленда и спешили вперед – пусть ребенок поскорее окажется под крышей. Потом кто-нибудь из них вернется за нею и господином Эрлендом. Биркебейнеры медлили: все ж таки буран, мало ли что может случиться – заплутают, замерзнут. Но Инга села прямо в снег и сказала, что с места не двинется, пока они не обещают первым делом найти кров для младенца. И Скервальд с Торстейном тотчас пустились в дорогу, а Инга с господином Эрлендом медленно побрели по следу, который быстро заметало снегом.
Спустя три часа Торстейн и Скервальд вышли к заброшенному домику на высокогорном пастбище в Невердалире и взломали дверь. Потом развели огонь в очаге, растопили снегу и напоили мальчика. Торстейн принялся устраивать ребенку сухую постель, а Скервальд опять стал на лыжи и поспешил назад – искать Ингу и господина Эрленда.
Эти двое меж тем бродили по кругу, без всякой цели. Может, зря? Может, лучше бы стоять на месте? Ведь наверняка же сбились с пути и, продолжая брести в никуда, окончательно заплутают. Может, зарыться в снег, укрыться снежной шубой и так переждать наихудшее? Но копать нечем – разве только тяжелыми лыжами, а просто сесть в снег и ждать означало до смерти замерзнуть. Надо все время двигаться. Идти, идти. И они решили ходить по кругу.
Как вдруг на снежном гребне поодаль завиднелись человеческие фигуры.
Инга и господин Эрленд мгновенно бросились наземь. И из своего укрытия разглядели сквозь вьюжную круговерть отряд из тринадцати воинов. Что, если это дружинники Хамарского епископа? Или Эрлинга Стейнвегга? Немного погодя они рискнули подняться на ноги. И тут из лесу выбежал лыжник, промчался было мимо и с ходу затормозил, вздыбив пелену бурана.
Это был Скервальд.
Они сразу сообщили ему об отряде. Скервальд не стал искушать судьбу и повел их в обход, тайными тропами. Уже смеркалось, а они шли вперед и вперед. И вдруг, словно по волшебству, перед ними вырос дом. Сдавленно всхлипнув, Инга сбросила лыжи и вбежала внутрь. Малыш спал. Никогда, никогда больше она по своей воле не разлучится с сыном. Разлука – это чудовищный кошмар. Теперь на нее навалилось изнеможение – ни рукой шевельнуть, ни нотой. Она даже говорить не могла, прямо в одежде прилегла рядом с мальчиком и мгновенно уснула.
Но спала она всего час-другой. Пристанище оказалось не очень прочное. Тепло очага растопило лед под крышей, и вскоре с балок дождем закапала вода. Они разыскали меховые одеяла, а поскольку ветер улегся, и мороз отпустил, Торстейн и Скервальд нарубили лапника и устроили себе на опушке этакие «гнезда», где, по крайней мере, было сухо. Глаза у биркебейнеров слипались, но они караулили по очереди – иначе нельзя, вдруг воины вернутся.
В ближайшие дни погода лучше не стала. Вьюга, правда, временами утихала, но снег валил вовсю. Тем не менее маленький кортеж продолжил путь. И находил теперь для ночлега дома получше, и добрых друзей биркебейнеров они встречали, получая от них кров, и постель, и съестные припасы на дорогу. А дорога эта уводила все дальше и дальше. В глухих местах нередко случалось ночевать в лесу, в охотничьих избушках, порою даже в сугробах. Завидев жилье, они всякий раз сперва должны были убедиться, что там нет врагов. Частенько, чтобы уж наверняка не попасться никому на глаза, выжидали до темноты. Ни Инге, ни господину Эрленду и во сне не снилось, что путешествие будет таким.
