Ткнул выключатель на стене из шлакоблока. Зажглись две круглые люминесцентные лампы. Я оглядел захламленную комнату, едва три на три метра размером. Если убрать шкафы, сложенные одна на одну коробки, стол и массивное офисное кресло.

Я сел в кресло и тронул средний ящик стола. Тоже закрыт. Это меня порадовало.

Замок отнял у меня где-то минуту. Многовато для ящика стола, но время у меня было. Совсем не возражаю, если наткнусь на что-нибудь, выставляющее Гаррета в плохом свете. Я представил себе, как отправлю Элизабет доказательство того, что она совершила ужасную ошибку.

Поначалу я не заметил в ящике ничего стоящего. Ручки, мелочь, трости для кларнета и саксофона. Розовый ластик, сломанная дирижерская палочка. Пара мундштуков для медных духовых.

Но под ними оказался блокнот на пружинке. Я достал его и открыл. Куча небрежно написанных заметок насчет ранжирования деревянных духовых. Захватывает, как текст экзамена на права.

Из-под задней обложки блокнота вывалились пара конвертов формата «легал». Незапечатанные, так что я их открыл.

О’кей, я бы все равно их открыл.

В первом лежала стопка из пяти фотографий, распечатанных на домашнем принтере с цифровых снимков. Фотографии Элизабет, и некоторые из них были очень пикантны.

Ну, если по правде, то не особенно. Но не стоит такие в школе хранить. Даже у баптистов есть границы на ту тему, в каком виде дети могут увидеть директора. И какие ее части. Снимки были сделаны в солнечный летний день на пляже в Галвестоне, и Элизабет выглядела хорошо. Не хуже девочек в лиловых бикини из порно. Так что мальчики-подростки их быстро отсканят и выложат по всему Интернету.

Меня это взбесило. Неужели Гаррету действительно надо было их распечатывать и на работу приносить? Неужели он не мог восемь часов провести, не глянув на пупок Элизабет? Черт, я уже шесть лет воздерживаюсь, и ничего. Более-менее.

Я заткнул фото в бикини обратно в конверт, решив не разглядывать их слишком пристально. Теперь я знаю, где их снова найти.

А потом я открыл второй конверт. Там была всего одна фотография, куда более старая. Снятая настоящим пленочным фотоаппаратом и напечатанная в фотостудии. Вот насколько старая.

На ней был Дэвид Гаррет, в бытность свою старшеклассником, на фоне большого дома на ранчо и с еще одним кадром, на пару лет его помоложе. Подросток Дэвид ухмылялся и держал – вернее сказать, был одет в – блестящий медный сузафон. Он и тогда был симпатичным, возможно, одаренным и популярным, несмотря на то, что в оркестре его считали чудиком. Так хотелось вернуться назад во времени и закатить ему пощечину.

Но, помимо этого желания, я весьма заинтересовался другим парнем.

Он был белым. И он, и Дэвид были в футболках с портретом Джимми Хендрикса и синих джинсах. Футболки разного цвета, но такого вида, будто их купил один и тот же человек в одном магазине.

Чтобы что-то понять, мне потребовалась минута, как ни странно. Может, сбили с толку темно-русые волосы второго парня, поскольку я его таким еще не видел. Но затем я его узнал. На нем не было красного жилета и ковбойской шляпы, но серые глаза и мрачное выражение лица с годами не очень-то изменились.

На фотографии он был с фиберглассовым сузафоном на плечах. Может, поэтому и мрачный, раз медного не досталось.

И это был тот самый покупатель, встретившийся субботней ночью с бандой малолеток. Чувак с чудовищным револьвером по имени «Судья».

Карлос.

Я смотрел на фото Гаррета и Карлоса, когда услышал, как двойные двери репетиционного зала открылись.

Поглядел вправо. Дверь в кабинет закрыта на замок, ставни на окнах тоже закрыты. Кто бы там ни был снаружи, меня не увидят. Может, даже не увидят, что свет включен. Я затих и прислушался.

– Давай быстрее, Донни.

Голос Мэрайзы.

– Мне нельзя опаздывать. На шесть-семь минут могу уйти, но не на десять.

– Тогда зачем ты меня сюда притащила? – спросил Донни. – И где мистер Маркс? Ты сказала, он подменял. Но мы не видели, чтобы он проходил по коридору.

– Думаю, пошел на стоянку на заднем дворе, чтобы покурить, – сказала Мэрайза. – Или что-нибудь еще. Он ушел, как и все остальные. В пристройке сегодня больше никаких уроков нет, так что здесь самое безопасное место для разговора. Так что ты хочешь? Почему просто эсэмэску не послал?

На стоянку, чтобы покурить? Как бесцеремонно. Я не курю. По крайней мере, сигареты и в школе.

– Что у меня за проблема?

Голос Донни дрогнул.

– Ты шутишь? Ты сперла грузовик мистера Энтони, привезла обратно тубу, а грузовик бросила в кювете. Мне пришлось этих чуваков в город везти. А теперь Кейли заявляет, что у нее нет денег, вырученных за «Конн». А ты на эсэмэски не отвечаешь с тех пор, как смылась.

– Во-первых, этот грузовик не принадлежит мистеру Энтони, – холодно и уверенно заговорила Мэрайза. – Он его угнал, а украсть у того, кто сам крадет, – уже не совсем воровство. Во-вторых, Кейли вам велела не показывать покупателям ничего, кроме сузафонов. Любая из нас вам сказала бы, что они дали бы за тубу бросовую цену, прежде чем вы ее сперли, если бы вы нам хоть намекнули, что собираетесь.

– Я вообще ничего заранее сказать не мог! – ответил Донни. – Кроме того, мистер Энтони не говорил нам не брать тубу. По крайней мере, туба Карлоса в бешенство не привела. Не то что тот сузафон. А потом он снова взбесился, когда ты грузовик угнала! Ты!

Мэрайза что-то неразборчиво пробормотала по-испански.

– Я вообще не понимаю всего этого снобизма насчет фибергласса. Что же до того, что я сделала, – ну, «Грониц» нельзя продавать так дешево. Это неправильно, – сказала она.

– Но Кейли кивнула!

– Это не было сигналом соглашаться. Мистер Энтони приходится Кейли то ли двоюродным, то ли троюродным дядей, что-то вроде, она говорила, что он заправлял темными делишками всего округа Кингмэн с тех пор, когда еще наших матерей на свете не было. Насколько она поняла по его поведению, они предлагали нам наилучшую цену, на какую можно рассчитывать. Вот что она хотела сказать.

Снова заговорил Донни, тихо и мрачно.

– Что ж, она ошиблась. Тайлер перед первым уроком получил сообщение от мистера Энтони. Похоже, Карлос готов дать нам хорошие деньги за тубу, если мы ее притащим сегодня ночью. Двадцать пять сотен.

– Скажите на милость! – выпалила Мэрайза по-испански.

– Я серьезно, – продолжал Донни. – И, слушай, Кейли должна принести четырнадцать сотен и отдать Тайлеру. Потом сложим их с двадцатью пятью сотнями и поделим. Но больше не можем доверять Кейли дальше их хранить у себя. Тайлер сказал, что, если она не объявится, он как следует отколошматит Джареда. Не по-детски, с выбитыми зубами и сломанными костями. И хочет, чтобы Кейли на это посмотрела. А потом отправит ее папочке по электронке письмо, где расскажет, что она и Джаред трахаются. Чтобы ее старик перестал класть деньги в трастовый фонд ей на колледж. Мы слышали, он ее в Бейлор хочет отправить, но только если она целкой останется. Это его правило или в Бейлоре, не знаешь?

– Без малейшего понятия, – ответила Мэрайза. – Но знаю, что кто-то залез в дом и спер деньги, пока Кейли и Джаред спали. Они и не поняли, пока мама Кейли не позвонила и их не разбудила. А мобильник Кейли они нашли на заднем крыльце.

Донни явно не купился на это.

– Откуда нам знать, что они это не придумали, чтобы денежки зажать?

– Откуда мы знаем, что это не ты с Тайлером пришли тайком, чтобы их спереть? – парировала Мэрайза.

Этот фрагмент ситуации возник по моей вине, и он мог закончиться плохо. Но этого не случилось бы, если бы сами детишки не были вороватой мразью. Так что я не чувствовал за собой особой вины.

– Придется тебе поверить мне на слово, – сказал Донни, вдруг придав голосу роматничную интонацию. Возможно, он считал ее соблазнительной. – Я не буду тебе голову морочить, Мэрайза. Слишком сильно ты мне нравишься. Именно поэтому я тебя во все это и втянул. Но подключить Кейли и Джареда было твоей идеей, так что, если они нас кинули, это твоя оплошность.