Хотя и здесь люди покидают сельскую местность.

Чем дальше от магистралей, тем чаще попадаются заброшенные деревни, в которых остались заселенными несколько домов. Но даже они, эти места, не производят впечатление разрушенных Третьей мировой войной или брошенных в спешке. Скорее, это загадочные солидные руины, полные какого-то скрытого смысла.

Действительно, есть места, до которых не добрались ни оккупанты Третьего Рейха (есть интересный приказ войскам Вермахта, основанный на рекомендации небезызвестного института Анненербе, строжайшее запрещающий дислокацию в этой местности), ни продотряды, ни красные партизаны.

Эти места — только для своих. И ничего не поможет — ни деньги, ни спецсредства, ни разные волшебности тому, кто здесь чужой. А чтобы стать здесь своим, нужно просто им быть, и не только в смысле происхождения. Трудно и даже невозможно дать определение или написать инструкцию, как стать своим.

Если тебя приняло это место — значит, ты свой. Если нет — и не приживешься ты там, даже если построишь дом и породнишься с местными. Но бывает и так, что попадает человек как к себе домой, и уже через месяц все считают тебя местным… Странные правила, обычаи и люди.

Люди здесь — тоже непростые.

Как же называли местных жителей?

Кто был сначала, никто не знает. Кроме предположений, что это были какие-то индоарийские племена, никто ничего сказать не может.

Тех, кто пришел с севера и был в родстве со скандинавами, называли рустью или русью.

Тех, кто жил на этом месте ранее, называли кривичами, радимичами, дреговичами и полянами.

Потом, когда все они перемешались и слились, они стали литвинами, и их государство — Великое княжество Литовское — долгие века было самым сильным, богатым и свободным. Мало кто знает, что на всей нашей территории НЕ БЫЛО КРЕПОСТНОГО ПРАВА! Пока их не завоевал российский царь Василий III.

Еще позже, когда им запретили называться и русью, и литвинами, и именами своих племен, они сами себя назвали просто и без затей: «тутэйшыя», то есть — «местные», мудро и спокойно рассудив, что уж этого названия у них никто не отнимет.

И только потом им дали их сегодняшнее название.

Но как бы их не называли другие, какие бы народы не вливались к ним, они так и считают себя — просто МЕСТНЫМИ. В отличие от ЧУЖИХ. Однако чужие им тоже особо не мешают.

Чтобы стать местным, нужно всего лишь работать здесь, заботиться о своих близких, уважать право соседа жить как он хочет (даже слово для этого есть — толерантность) и заниматься своим делом.

Местные — народ предприимчивый. Это никогда не пойманные браконьеры, контрабандисты и самогонщики. Не пойманные, потому что делают они все это для пропитания, соблюдая меру и уважение к природе, начальству и товарищам по цеху. А также потому, что друг на друга доносы строчат редко.

Они ходят и в костел, и в церковь, и при этом празднуют языческие праздники.

Празднуют православную Пасху и Рождество, но приходят посидеть в костел, потому что там можно присесть и никто не толкает локтем, злобно не шипит и не ворожит на свечах.

Просят заступничества у Девы Марии и кормят Домового.

Говорят и читают на нескольких иностранных языках (как минимум — на русском, польском и литовском, а часто еще на немецком, английском и чешском), но считают себя необразованными. Не верите? Зря. Потому что вокруг — границы, которых для них практически не существуют. У них везде родня — и в Литве, и в Польше, и в России, а теперь и во всей Европе. И они ездят туда на заработки, обязательно приезжая осенью выкапывать картошку к родителям в деревню. Они делают это, даже если преподают где-нибудь в Итоне и получают за это сто-двести тысяч фунтов стерлингов в год. Приезжают на специально купленных для этого внедорожниках, надевают на колеса цепи, чтобы проехать по осенней грязи, и все это, чтобы поучаствовать в самом главном ритуале — выкопать бульбу или разделать кабанчика.

Местные хакеры взламывают любые сети, от «Одноклассников», чтобы узнать адрес девчонки, до Пентагона и Федерального резерва, чтобы между делом кинуть пару миллионов на оффшорный счет, а потом проиграть их в покер или купить участок на Луне.

Они редко попадаются, потому что их компьютеры собраны на чердаке и они ухитряются подделать даже IP-адрес, выходят в паутину через какой-нибудь всеми забытый старый военный спутник и вообще…

На каждое изменение таможенных правил у местных есть тысяча способов, но дома во многих поселках они не запирают.

Зачем? Ведь там все свои.

На провокационные вопросы умеют уклончиво ответить, даже будучи в стельку пьяными.

Местная речь — трасянка, которая в каждом районе своя — так богата образными выражениями, юмором и здоровым прагматизмом, что представляет неисчерпаемый источник вдохновения как для лингвиста, так и для профессионального юмориста.

Только МЕСТНЫЙ с зарплатой в триста долларов может купить квартиру за сто тысяч, при этом исправно выплачивая проценты по кредитам. При этом он доведет до слез налогового инспектора, но докажет, что его доходы даже меньше, чем социальная пенсия, когда регистрируют очередную иномарку, а все это — честно заработанное или «ад дзядоу».

Вообще-то много им и не надо: хватило бы себе на хлеб и комбикорм для скотины, а также на помощь детям и внукам, которые продолжают экспансию МЕСТНЫХ по всему миру.

Однако не поздоровится тому, кто на это все посягнет. МЕСТНЫЙ сделает так, что недоброжелатель либо сам сбежит, либо ассимилируется. Но в случае опасности МЕСТНЫЙ не будет считать до двух или долго произносить высокопарные обвинительные речи. Он просто возьмет топор или поезд под откос пустит…

Но не просто пустит, а сделает это именно в том месте, где ему будет удобно собрать мзду за беспокойство и моральный ущерб.

Короче, партизаны.

Так что пусть читатель не удивляется тому, что в этих удивительных местах происходят не совсем обычные вещи.

Одной из лунных летних ночей, когда воздух звенит от стрекотания кузнечиков и журчания родника, а от лесной речушки поднимается вверх нежное марево, в одном из таких недоступных для чужаков мест можно было наблюдать странное собрание.

Массивный человек стоял по колена в бурлящем источнике на дне естественной впадины или оврага… Он как будто вырастал из бьющих из-под земли струй. Его монументальная фигура казалась еще более величественной из-за тени, которую отбрасывал человек на склоны, которыми был окружен.

Он занимался странным делом.

В его руках извивалось какое-то существо, которое человек, держа за шиворот, методично то погружал в источник, как будто полоскал старый мешок от прошлогодней трухи, то доставал, и, поднимая до уровня глаз, со спокойной яростью спрашивал:

— Ну что, паршивец, будешь еще шкодить? — и снова макал в воду.

Существо извивалось и жалобно повизгивало, а странный человек, который казался грозным великаном, вырастающим прямо из-под воды, снова и снова методично полоскал его в хрустальных струях.

— Я тебе сейчас нутро-то промою, стервец! Я тебя научу как надо! Говори, кому трепался?! Кому клад продал? Кладник, называется! Убью! Растратчик! Ты хоть знаешь, ЧТО ты продал? Заберу в город — казино будешь охранять. Если с такой рожей возьмут! Девок им! Утоплю или к асурам закопаю! Идолу скормлю!

Его голос гремел как гром, пробирая до костей и раскатываясь по лесу, множась и повторяясь разными интонациями, как будто кто-то пробовал повторять за ним. Он вытянул руку, продолжая держать существо за шиворот, чтобы все остальные могли посмотреть на него. Смотреть, правда, было особо не на что, зато на того, кто его держал, обратить внимание стоило. В полуприщуренных глазах сверкали молнии. С равным успехом можно было ожидать и смеха, и вспышки ярости.

Хотя человек выглядел внушительно, в нем чувствовалась тяжелая усталость. Но, несмотря на это, от него просто исходила мощь, которая как бы вырастала вместе с ним из центра Земли, и вместе с бурлящими струями источника поднималась вверх. Он не излучал силу. Он ей был.