По поводу этого Ермоловъ, въ отвѣтъ на какое-то замѣчаніе, сказалъ великому князю:

«Полагаетъ ли Ваше Высочество, что русскіе воины служатъ царю, а не отечеству? Они шли на Парижъ, чтобы защищать Россію, а не парадировать. Такимъ образомъ не пріобрѣтаютъ привязанности арміи.»

Великій князь промолчалъ, но никогда не могъ забыть ему этихъ словъ. Ермоловъ всегда казался ему подозрителенъ, и мы впослѣдствіи увидимъ, что при своемъ вступленіи на престолъ Николай питалъ по отношенію къ нему наибольшую боязнь и постарался отъ него отдѣлиться.

Николай перенялъ также у брата его непріязнь къ французамъ.

28 сентября Александръ вмѣстѣ съ братьями покинулъ Парижъ.

Молодые великіе князья отправились прямо въ Берлинъ. Здѣсь должна была произойти офиціальная помолвка Николая съ принцессой Шарлоттой, которая и состоялась 4 ноября.

Свадьба назначена на 1817 годъ.

Передъ свадьбой Николай совершаетъ путешествія по Россіи и въ Англію.

Во время своего путешествія по Россіи Николаю показали, конечно, только то, что онъ долженъ былъ видѣть. Несмотря на это даже Николая поразилъ безпорядокъ, господствовавшій повсюду. Впрочемъ въ путевыхъ его замѣткахъ главнымъ образомъ проявляется его ненависть къ Полякамъ, Іезуитамъ и Евреямъ. Ненависть и боязнь были всю жизнь чувствами, владѣвшими Николаемъ.

Путешествіе это закончилось въ Москвѣ, откуда Николай отправился въ путешествіе въ Англію. По пути онъ оставался пару недѣль въ Берлинѣ, откуда черезъ Калэ направился въ Англію. Здѣсь регентъ и Николай выказали каждый свое неудовольствіе, первый тѣмъ, что заставилъ Николая ждать 25 минутъ, Николай въ отместку опоздалъ на 15 минутъ на парадный обѣдъ, къ которому онъ былъ приглашенъ регентомъ. Послѣ этого оба удовлетворились и съ тѣхъ поръ были въ самыхъ лучшихъ отношеніяхъ.

Какъ при пребываніи Николая въ Парижѣ боялись за его нравственность, такъ теперь при пребываніи въ Англіи опасались, какъ бы онъ не заразился свободомысліемъ, какъ бы его не соблазнили свободныя учрежденія Англіи. Въ этомъ отношеніи могли быть, однако, спокойны какъ его нѣжная матушка, такъ и заботливые воспитатели.

Послѣ почти шестимѣсячнаго отсутствія, Николай пребываетъ въ Берлинъ, откуда недѣли черезъ двѣ отправляется обратно въ Россію.

Въ скоромъ времени происходитъ женитьба Николая. Жена его, довольно незначительная особа, не оказывала почти никакого вліянія на политику. Николай продолжаетъ и послѣ женитьбы нести службу въ качествѣ бригаднаго генерала, да, присутствуетъ во время пріема при дворѣ Александра. Такъ проходитъ его времяпровожденіе до смерти Александра.

Для того, чтобы понять и объяснить себѣ исторію заговора 14 декабря надо представить себѣ ту общественную и политическую обстановку, при которой протекали послѣдніе годы царствованія Александра I, при которой и пришлось Николаю вступить на престолъ. Какъ извѣстно, тогда не было еще отмѣнено крѣпостное право, по существу своему, по правдѣ сказать не отжившее вполнѣ и на наше время и принявшее лишь иныя, соотвѣтствующія нашему времени, формы. Но въ то время помѣщики были полновластными господами надъ своими крестьянами, надъ ихъ имуществомъ и жизнью. Можно, конечно, было бы исписать 1000 книгъ, еслибы пришлось разсказывать о всѣхъ тѣхъ жестокостяхъ, которымъ подвергались крестьяне со стороны своихъ помѣщиковъ, но мы приведемъ только нѣсколько примѣровъ изъ жизни крѣпостныхъ за послѣдніе десятки лѣтъ передъ возшествіемъ на престолъ Николая. [4] Вотъ, напримѣръ, приказъ помѣщика Казанскаго уѣзда Бѣлявина своему управителю 1785 году: «О крестьянахъ, что они неимущіе и ходятъ по міру, отнюдь мнѣ не пиши; мнѣ это ножъ; я хочу воровъ разорить и довести хуже прежняго: такъ они милы мнѣ. Уповаю и надѣюсь до тысячи рублей взыскать съ нихъ безъ всякого сумнительства. Мужикъ сѣръ, умъ не чортъ у него съѣлъ.»

Продажа крестьянъ безъ земли вошла тогда во всеобщій обычай. Въ газетахъ часто печатались такія объявленія: «Продается лѣтъ тридцати дѣвка и молодая гнѣдая лошадь. Ихъ можно видѣть въ домѣ губернскаго секретаря» или: «Продается мужской портной, поваръ и башмачникъ; тамъ же вѣнской прочной работы коляска и верховая лошадь.» Иногда крѣпостныхъ крестьянъ выводили цѣлыми толпами на рынокъ, какъ лошадей на конный базаръ. Вотъ что разсказывалъ одинъ крестьянинъ Петровскаго уѣзда Саратовской губерніи своему сельскому священнику: «Бывало, говоритъ, наша барыня отберетъ парней да дѣвокъ человѣкъ тридцать; мы посажаемъ ихъ на тройки да и веземъ на урюпинскую ярмарку продавать. Я былъ въ кучерахъ. Сдѣлаемъ тамъ на ярмаркѣ палатку да и продаемъ ихъ. Больше всего покупали армяне. Каждый годъ мы возили. Ужъ сколько вою было на селѣ, когда начнетъ барыня собираться въ Урюпино.»

«Всѣмъ извѣстно,» разсказываетъ въ своихъ запискахъ тотъ же священникъ, «что помѣщики-псари за одну борзую суку отдавали цѣлую деревню съ крестьянами.»

«Бываютъ даже такіе негодяи,» разсказываетъ въ своихъ воспоминаніяхъ о Россіи венгерскій путешественникъ Текели, «которые ставятъ на карту своего крѣпостного и проиграютъ его.»

Одинъ помѣщикъ установилъ у себя такія правила: всякій праздникъ дворовые должны являться къ нему на поклонъ; за неявку тысячу розогъ. Если крѣпостной не говѣлъ и не пріобщался — пять тысячъ розогъ, и т. д.

Вообще, не говоря уже о розгахъ, самыя жестокія наказанія, какъ то: цѣпи, палки, плети, рогатки — были на святой Руси въ то время и еще много лѣтъ послѣ повседневнымъ явленіемъ. До какого издѣвательства надъ человѣческой личностью доходили помѣщики, можетъ указать примѣръ помѣщика Ефимова, приказавшаго женѣ своего двороваго выкармливать грудью двухъ щенятъ. Мужъ этой женщины не стерпѣлъ и утопилъ барскихъ щенятъ. Тогда помѣщикъ приказалъ поджаривать ему ноги на раскаленныхъ угольяхъ.

Крѣпостные крестьяне генеральши Толстой послали къ ней своего мірского челобитчика, просить о сбавкѣ оброка. Генеральша велѣла обрить ему голову и бороду, надѣть ему на шею желѣзную рогатку съ заклепами, «дабы ему не имѣть покою», и заставила его съ этой рогаткой работать на кирпичномъ заводѣ. Другой помѣщикъ отдалъ свою крѣпостную дѣвушку учиться плести кружева. Когда она вернулась изъ ученія, ее принуждали работать сверхъ силы: «просиживать каждый вечеръ по двѣ свѣчи». Молодая семнадцатилѣтняя дѣвушка не выдержала и убѣжала въ Москву къ своей прежней мастерицѣ. Ее отыскали, заковали въ желѣзо, приковали къ стулу и опять заставили въ такомъ видѣ работать. Дѣвушка наложила на себя руки, но не успѣла совсѣмъ перерѣзать себѣ горла и промучилась цѣлый мѣсяцъ. И такъ и умерла въ кандалахъ. Это вопіющее дѣло было скрыто и помѣщица осталась безъ наказанія.

Иногда помѣщики истязали своихъ крѣпостныхъ просто ради забавы. Такъ одна тульская помѣщица любила щи съ бараниной, и когда ѣла эти щи, то приказывала сѣчь предъ собой варившую ихъ кухарку, не потому что та дурно сварила, а просто ради своего удовольствія.

Такъ, видимъ мы, изощрялись грубые, невѣжественные помѣщики надъ своими крестьянами. Даже у самыхъ добрыхъ баръ жизнь крѣпостныхъ была невыносимой. У помѣщиковъ, отъ природы обладавшихъ злымъ характеромъ, она превращалась въ сплошной адъ.

Такіе помѣщики не останавливались ни передъ какими мученіями, истязаніями и даже передъ убійствомъ своихъ подданныхъ. Въ особенности ярко показало дѣло извѣстной Дарьи Салтыковой, или, какъ называлъ ее народъ, Салтычихи, до чего можетъ доходить озвѣрѣвшій помѣщикъ: «Эта Салтычиха, по смерти своего мужа, тоже жестокаго помѣщика, въ теченіи шести лѣтъ безнаказанно мучила своихъ крестьянъ, преимущественно женщинъ и дѣвушекъ, а иногда и мужчинъ. Она била ихъ скалкой, полѣньями, утюгомъ, плетью, жгла имъ на головѣ волосы, лила на лицо горячую воду. Ея конюхи засѣкали по ея приказанію до смерти людей кнутами. И все это происходило не въ глуши какой-нибудь, а въ самой Москвѣ, а также въ подмосковномъ селѣ Салтыковой. Вотъ нѣсколько случаевъ, раскрытыхъ потомъ судебнымъ слѣдствіемъ.