Николай I, первый въ русскомъ царскомъ домѣ со временъ Владимира нареченный такимъ именемъ, родился въ Царскомъ Селѣ въ среду 25-го Іюня (6 Іюля) 1796 года. Какъ водится столь важное событіе было достойнымъ образомъ отпраздновано нѣжными родителями и не менѣе нѣжной Августѣйшей Бабушкой. Были даже прощены какіе-то торговцы запрещенными книгами. Тотчасъ же послѣ крещенія новорожденнаго Павелъ Петровичъ уѣхалъ въ Павловскъ, жена его Марія Ѳедоровна осталась въ Царскомъ Селѣ, самъ же новорожденный Великій Князь, по заведенному еще при первыхъ дняхъ цесаревича обычаю, остался на попеченіи Екатерины. Еще до своей смерти, послѣдовавшей вскорѣ послѣ рожденія Николая Павловича, Екатерина успѣла выбрать для своего внука въ няни Евгенію Васильевну Лайонъ, родомъ изъ Шотландіи. Вотъ отъ этой то руководительницы его первыхъ дѣтскихъ лѣтъ, по признанію самого будущаго Самодержца и душителя Всероссійскаго и Всеевропейскаго, наслѣдовалъ Николай Павловичъ свою ненависть къ Полякамъ и Евреямъ. Николай, въ противоположность къ своимъ старшимъ братьямъ, воспитаннымъ Екатериной, пользовался любовью своего отца, который, въ особенности въ послѣднее время своей жизни, любилъ окружать себя своими младшими дѣтьми. Что касается матери, то какъ Николай, такъ Михаилъ испытывали по отношенію къ ней въ дѣтскія годы чувство церемонности и даже страха.

Николаю Павловичу недолго пришлось впрочемъ пользоваться исключительно женскимъ попеченіемъ. (Кромѣ Лайонъ въ его первоначальномъ воспитаніи принимали участіе статсъ-дама Шарлотта Карловна Ливенъ и гувернантка полковница Юлія Ѳедоровна Адлербергъ.) Уже въ 1800 году Павелъ Петровичъ избралъ въ воспитатели своихъ младшихъ сыновей Николая и Михаила графа Матвѣя Ивановича Ламсдорфа. Ламсдорфу, однако, не улыбалась перспектива находиться въ такой близости съ Павломъ, не разъ уже оказывавшейся довольно опасной для его придворныхъ и кончавшейся нерѣдко разжалованіемъ и ссылкой. Онъ попытался было ускользнуть отъ этой чести. Тогда Павелъ Петровичъ сказалъ ему: «Wenn Sie es nicht für mich tun wollen, so müssen sie es für Russland tun; aber das sage ich Ihnen, dass Sie aus meinen Söhnen nicht solche Schlingel machen, wie die deutschen Prinzen es sind.» [1]

Послѣ этого Ламсдорфу не осталось другого исхода, какъ принять назначеніе.

Къ 1-му февралю Павелъ переѣхалъ въ полюбившійся ему Михайловскій Дворецъ. «На этомъ мѣстѣ я родился, здѣсь хочу и умереть» вырвалось у него, какъ бы въ предчувствіи своей судьбы. Къ этому времени катастрофа, завершившаяся убіеніемъ Павла сдѣлалась неизбѣжной. Никто изъ приближенныхъ не чувствовалъ себя больше въ безопасности отъ внезапныхъ капризовъ полусумашедшаго Императора. Существовалъ заговоръ, душей котораго былъ бывшій русскій посланникъ въ Берлинѣ графъ Никита Петровичъ Панинъ, къ которому примыкали графъ Паленъ, петербургскій генералъ-губернаторъ, приближенный Павла графъ Кутаисовъ, бывшій каммердинеръ, большинство гвардіи и масса другихъ придворныхъ. На Кутаисова дѣйствовали черезъ его возлюбленную Madame Chévalier, артистку французскаго театра, которая кромѣ того находилась на жалованіи и у Наполеона. Между прочимъ одной изъ его заслугъ, оказанныхъ имъ заговору, было удаленіе Ростопчина изъ Петербурга. Дѣло было вотъ въ чемъ:

Супруги Нарышкины желали получить разводъ. Для этого нужно было вмѣшательство Государя; обратились къ Кутаисову черезъ Madame Chévalier. Та несмотря на обѣщанныя ей блага, не могла или не желала исполнить просьбы. Тогда посредникъ, занимавшійся этимъ дѣломъ, обратился къ другой француженкѣ, носившей съ довольно сомнительнымъ правомъ на это имя Madame de Bonnenil и посланной Наполеономъ, не брезгавшимъ никакими средствами, въ Петербургъ. Этой, надо отдать справедливость, очень красивой дамѣ удалось завязать весьма нѣжныя отношенія къ Ростопчину; черезъ нее то и узналъ Ростопчинъ о дѣлѣ Нарышкиныхъ. Конечно, тотъ счелъ своимъ долгомъ тотчасъ донести объ этомъ Павлу и выставилъ при этомъ Кутаисова интригантомъ, который представляетъ себя человѣкомъ, могущимъ по своему желанію направлять рѣшенія Государя. Ростопчинъ очень удачно попалъ на слабую сторону характера Павла, однако, всеже оказалось, что бывшій каммеръ-лакей лучше зналъ своего господина, чѣмъ бывшій каммеръ-юнкеръ.

На мѣсто Ростопчина назначенъ графъ Паленъ. О заговорѣ знали, какъ супруга Павла Марія Ѳедоровна, которой приближенные ея рисовали возможность самой возсѣдать на Россійскомъ престолѣ, такъ и наслѣдникъ Александръ Павловичъ. Послѣдній, однако, колебался и настаивалъ на томъ, чтобы Павла не лишали жизни.

Такъ въ напряженномъ состояніи проходили мѣсяцы, и заговорщики все не приступали къ рѣшительнымъ дѣйствіямъ. Къ этому времени у Павла появились мысли объ измѣненіи порядка престолонаслѣдія. Онъ задумалъ племянника Маріи Ѳедоровны, принца Евгенія Виртембергскаго, женить на своей дочери Екатеринѣ Павловнѣ и сдѣлать его наслѣдникомъ престола. У него вырвались также передъ Кутаисовомъ и своей возлюбленной, княгиней Гагариной, рожденной Лопухиной, неосторожныя слова о судѣ, который онъ думаетъ совершить надъ своей женой и старшими дѣтьми. Эти слова рѣшили его участь. Александръ присоединился къ заговору и въ ночь съ 11 на 12 марта къ нему въ спальню ввалилась толпа пьяныхъ гвардейскихъ офицеровъ и Императоръ Россіи Павелъ былъ задушенъ съ вѣдома своей жены и сына старшего Александра. Что заговорщики знали къ чему приведетъ coup d'état, ясно изъ отвѣта, даннаго Паленомъ на вопросъ одного пьянаго гвардейскаго офицера, что придется сдѣлать, если Павелъ будетъ защищаться. «Quand on veut faire une omelette, il faut casser des œufs» [2] былъ этотъ отвѣтъ.

Послѣ смерти Павла воспитаніе великихъ князей предоставлено было исключительному усмотрѣнію вдовствующей императрицы. Нельзя назвать выборъ ею воспитателей особенно удачнымъ, и Великіе Князья вынесли очень мало изъ читавшихся имъ лекцій. Вообще же дѣтскій періодъ жизни Николая Павловича (1802 до 1809) интересенъ для насъ тѣмъ, что уже тогда у него проявились задатки чертъ характера, составлявшихъ впослѣдствіи отличительныя черты императора Николая. Великій князь былъ страшно грубъ по отношенію не только къ приближеннымъ и прислугѣ, но даже къ брату и сестрѣ. Также очень рано обнаруживается у него любовь къ военной формалистикѣ и шагистикѣ, любовъ наслѣдственная, которой былъ не чуждъ не смотря на свой либерализмъ и его Августѣйшій братецъ, не говоря уже о Константинѣ, живомъ воплощеніи Павла. Какъ извѣстно Николай былъ во всѣхъ другихъ отношеніяхъ крупный невѣжда и писалъ на всѣхъ языкахъ съ орѳографическими ошибками. Да, онъ и самъ не разъ говаривалъ, что онъ съ Михаиломъ получилъ «бѣдное образованіе». Въ одномъ онъ только обнаруживалъ необыкновенныя познанія — это въ фрунтовой службѣ.

Вотъ что разсказываетъ объ этомъ намъ въ 1825 году Михайловскій-Данилевскій: «Необыкновенныя знанія Великаго Князя по фрунтовой части насъ изумили. Иногда, стоя на полѣ, онъ бралъ въ руки ружье и дѣлалъ ружейные пріемы такъ хорошо, что врядъ ли лучшій ефрейторъ могъ бы съ нимъ сравняться, и показывалъ также барабанщикамъ какъ имъ надлежало бить. При всемъ томъ Его Высочество говорилъ, что онъ въ сравненіи съ Великимъ Княземъ Михаиломъ Павловичемъ ничего не знаетъ; каковъ же долженъ быть сей, спрашивали мы другъ друга. Несмотря на свою склонность къ военной формалистикѣ, Николай не обладалъ дѣйствительной храбростью и мужествомъ, что онъ обнаружилъ какъ еще въ дѣтствѣ, такъ и 14 Декабря на Казанской площади. Конечно потомъ также не удивитъ и то, что изъ всѣхъ музыкальныхъ инструментовъ Николай предпочиталъ барабанъ. Таковы были познанія, пріобрѣтенныя, и наклонности, обнаруженныя будущимъ Русскимъ Императоромъ. Когда наступилъ 1812 годъ, Николаю было уже 16 лѣтъ. Понятно, что ему захотѣлось отправиться въ дѣйствующую армію. Но только 1814 Николай получаетъ на это разрѣшеніе отъ Александра.