С момента, когда корабль миновал точно запрограммированную точку торможения, прошло лишь несколько секунд. «Время еще есть, — думает Кип. — Возможно, существует предохранитель, который надо переключить! Я что-то упустил, но это можно поправить».

Строчки инструкции начинают расплываться у него перед глазами, но Кип усилием воли заставляет себя читать их одну за другой. Он ожидает мгновения, когда найдется простой ответ. Да, он немного запаздывает. Ну и что, приземлится не в Мохаве, а в Лас-Вегасе. Какая разница? Главное — понять, как включается эта штуковина.

Однако двигатель продолжает молчать, а Кип чувствует, что теряет контроль над собой. Он начинает щелкать переключателями наугад, рычать на экран, бить по пульту. Из-за нулевой силы тяжести от каждого резкого движения Кипа бросает то вправо, то влево, и лишь пристяжной ремень удерживает его в кресле.

— Проклятие! — кричит он, закрыв глаза, и колотит кулаками по подлокотникам пилотского кресла. Но его уже уносит от точки торможения со скоростью восемьсот метров в секунду.

Гнев стихает, и ему на смену приходит холодный, липкий страх, худший из всех, испытанных им до сих пор. У него нет ни тормозов, ни парашюта, ни катапульты, ни спасательного троса.

Всего несколько минут назад Кип думал лишь о том, как управиться с планирующим кораблем и приземлиться, пусть и жестко, на какой-нибудь ровной поверхности. А теперь он был бы рад даже рухнуть на землю — лишь бы сойти с орбиты. Вид вращающейся под ним планеты кажется ему утонченной формой пытки — дом крутится у Кипа перед носом, но добраться до него невозможно.

Кип чувствует, как у него по лицу текут слезы, и вдруг картинка, которую воспринимают его глаза, начинает сжиматься, превращается в светящуюся точку, а следом наступает темнота.

Центр управления АКП, пустыня Мохаве, 17 мая, 12 ч. 45 мин. по тихоокеанскому времени

Ричард Ди Фазио, генеральный директор компании «Американские космические приключения», снимает телефонную трубку и набирает номер. Какой-то мужчина отвечает по-русски, тут же переходит на английский, весело приветствует Ди Фазио, однако, услышав о проблеме с «Бесстрашным», становится серьезным:

— И разумеется, от вашего доброго друга Джеффри Шира помощи ждать не приходится…

— Вы совершенно правы. Но я знаю, что вы собираетесь в ближайшие две недели отправить корабль с припасами и оборудованием на международную космическую станцию.

— Я понял, о чем вы думаете. Но чтобы осуществить этот план, требуются большие деньги.

— Но вы готовы попробовать?

Повисает пауза, потом слышится усталый вздох.

— Ваши люди протянут восемь дней?

— Нет.

— В таком случае вы просите о невозможном, и деньги тут ни при чем. Запуск нашего корабля раньше чем через восемь дней был бы самоубийством.

— У них серьезные повреждения, Василий. Связь с ними прервана, и, судя по всему, наш астронавт не может завести двигатель и сойти с орбиты.

Еще одна долгая пауза, каждый ждет от собеседника дальнейших слов. Первым сдается Василий:

— Даже если мы до них доберемся — у них нет стыковочного модуля, нет переходных люков, совместимых с нашими, и есть всего один скафандр. Мы же не можем взять их на буксир и доставить домой.

— У них есть воздушный шлюз. В него можно поместить второй скафандр. Наш астронавт обеспечит выход пассажира, потом возьмет этот скафандр и выйдет сам.

— Да, это возможно. И все же нам потребуется восемь дней, Ричард. Простите.

— Я вас очень прошу, Василий.

— Друг мой, начиная свое дело, вы знали, на какой риск идете, и все мы предупреждали вас о сложности спасательных операций.

На борту «Бесстрашного», 12 ч. 45 мин. по тихоокеанскому времени

Сознание возвращается медленно. Точно во сне Кип видит размытые очертания кабины и наконец понимает, что плавает в невесомости под потолком.

Он нерешительно протягивает руку, хватается за спинку пилотского кресла, подтягивается к нему и усаживается. Он очень устал и чувствует себя дураком. Ему же объясняли, что давление в кабине соответствует высоте три тысячи метров и чрезмерные физические усилия могут привести к сильному головокружению. Он слишком резко двигался и потерял сознание из-за нехватки кислорода.

Кип смотрит на часы. Обморок длился недолго, до следующей точки торможения в конце четвертого витка осталось восемьдесят минут. Он пытается взбодрить себя мыслями о том, что можно попытаться снова включить двигатели, однако знает: это самообман. Он в тупике, никаких шансов у него не осталось.

И внезапно Кип понимает: единственная реальность, которая у него осталась, — это то, что происходит с ним здесь и сейчас. И в душе словно образуется черная дыра, засасывающая его целиком и выбрасывающая в другое измерение.

И это чувство вины! Давящее, сокрушающее… Ведь он сделал именно то, чего пыталась не допустить Шарон. Теперь она останется без мужа, дети — без отца. Кип добровольно шагнул в пропасть, как идиот.

Слезы текут по лицу Кипа, он обхватывает голову руками, закрывает глаза, тело его содрогается, он молится об избавлении, и безмолвный крик «Нет!» заполняет его сознание. Он раскачивается взад-вперед, пока, потрясенный и уставший, не погружается в благословенный, спасительный сон.

Центр управления АКП, пустыня Мохаве, 15 ч. 05 мин. по тихоокеанскому времени

Неожиданный звонок Василия успокаивает и воодушевляет Ричарда Ди Фазио.

— Шансы есть, Ричард.

— Когда вы сможете стартовать?

— Вы же понимаете, этот рейс предназначался для пополнения запасов космической станции. Мы сможем взять на борт двух человек, однако доставить их сумеем только на станцию. Оттуда они смогут вернуться на Землю в одной из эвакуационных капсул.

По результатам НАСА можно сделать вывод, что кораблем управляет вручную человек, не прошедший подготовки астронавта.

— Кто-то из членов экипажа, возможно, серьезно ранен, если не погиб, — говорит Ричард.

— Если так, мы сможем доставить его на Землю после стыковки со станцией.

— Каковы сроки?

— Пять дней.

— О боже, Василий, к тому времени мертвы будут оба.

— Но если в живых остался только один, времени у него вдвое больше.

Наступает молчание — Ричард обдумывает это замечание. Раньше это не приходило ему в голову.

— И… вот еще что, Ричард. Простите, но мы в нашей новой России по-прежнему считаем каждый рубль, а тут речь идет о серьезном изменении программы полета.

— Сколько, Василий?

— Двадцать пять миллионов.

— Василий, у нас таких денег нет.

— Думаю, они найдутся у ваших поручителей.

— Я располагаю двумя миллионами, которые могу перевести в виде первоначального платежа, — говорит Ричард.

— Хорошо. Мы предоставим вам кредит, друг мой. Однако деньги мы должны получить независимо от успеха или неудачи операции.

— Согласен. Значит, пять дней?

— Пять. В течение часа я пришлю вам информацию о банковском счете. И тогда мы начнем.

Офис АКП, пустыня Мохаве, 17 мая, 17 ч. 03 мин. по тихоокеанскому времени

«Это было неизбежно, — думает Дайана, — и даже странно, что прошло так много времени». В стену напротив ее рабочего стола вмонтировано шесть плоских телеэкранов, на которых одна за другой появляются разные версии одной и той же сенсационной новости:

Звонит телефон прямой связи с Центром управления полетом.

— Дайана? Это Ричард. Вы звонили?

Она сообщает ему о назревающей в средствах массовой информации буре.

— Я работаю над нашим заявлением, Ричард. Вы должны выступить.

— Нет. Я хочу, чтобы от нашего имени говорили вы.

— Плохая идея. Они считают меня всего лишь рекламным агентом.