Олег, молча, принял флягу, сделал огромный глоток, только дрыгнул под бородой кадык, крякнул выразительно. Просипел враз севшим голосом:

– Уууух! Вещь!

Рысь глянула вопросительно на Тигренко, на что он хмыкнул под нос:

– Да пей, ради бога, если хочешь.

Она взяла предложенную фляжку, приложилась, глаза ее стали большими круглыми лицо вмиг покраснело. Отняв ото рта фляжку, зашлась в кашле.

– Кабанье семя! – пропел, будто рекламируя товар, Шланг, глядя на побагровевшее лицо Рыси – всего пару глотков и мозги набекрень, пей же пей! Это адское пойло и будь веселей!

– Действительно адское пойло, – согласился сержант, глядя как капитан, похлопывая по спине Рысь, приводит ее в чувство. Наконец она судорожно вздохнула, глянула злобно на улыбающихся мужчин и, прижавшись к руке Тигренко, зашипела змеей:

– Прав был Ромка, нечего было тебя спасать!

Дубов расхохотался одновременно со Шлангом, даже Тигренко не удержавшись улыбнулся, хоть и сделал замечание:

– Ну, нельзя же так, мужики, сожжете девочке пищевод, елки-палки!

– Все-все, – поднял руки сдаваясь Дубов, подмигнул Шлангу, – капитан, глотни сам, убойная штука.

– Обойдусь. – Повернулся к Рыси, – Ну, как ты?

– Вроде отпустило, – улыбнулась девушка. – Спасибо.

– Так, раз уже все угомонились, предлагаю двигаться дальше.

Шланг кивнул, спрятал в рюкзак фляжку, и первый пружинистым шагом двинулся вперед.

К заброшенному посту ДПС, превращенному «Всадниками Апокалипсиса» в перевалочный пункт Шланг вывел отряд, едва солнце проползло половину своего пути к зениту. Потрудились байкеры на совесть, двойной забор: первый массивный бревенчатый, за ним шиферный, перед воротами, два сложенных из мешков с песком дзота, на каждом по пулемету, точно такой же дзот сложен на крыше двухэтажного здания. И за каждым пулеметом сидит бородач в кожаной куртке блестящей из-за множества заклепок. На крыше развивается на легком ветерке красный стяг, на котором изображен на вздыбленном мотоцикле скелет с ангельскими крыльями за спиной и две большие буквы над ним ВА.

Дубов вдруг коротко хохотнул:

– Ай да сукины дети, – и пояснил, – ты приглядись как следует, капитан, левый верхний угол полотнища.

Тигренко последовал совету, хмыкнул, в углу красного флага глазастый сержант рассмотрел выцветший желтый рисунок: перекрещенный серп и молот.

– Здоров Шланг, – прогудел один из пулеметчиков, – эти с тобой, проблем не будет?

– Все нормально Кош, они здравые ребята, от рейдеров помогли мне отстреляться. Кто тут сейчас дежурит?

– Кошкодав, правда, он вчера с Кучерявым на спор в перепой играл, так что вряд ли еще проснулся. Да если и проснулся то не в адеквате, без малого четыре литра усосали.

– Наши люди, – присвистнул Корявень.

– Ясно, – Тимка хмыкнул, обернулся к спутникам. – Пойдемте, для начала предлагаю чего перекусить зайти в харчевню, а там видно будет.

Харчевня представляла собой переоборудованный гараж для фур, белые кирпичные стены в двух местах стыдливо прикрылись плакатами, на одном грудастая блондинка верхом на харлеи, на втором не менее грудастая брюнетка с пулеметом наперевес. В дальнем конце гаража, барная стойка и раздаточное окно.

– Еда у нас для своих бесплатная, но спиртное только за деньги – услужливо пояснил Шланг.

– Интересное свойство, – крякнул Дубов, – по мне так лучше бы наоборот было.

Шланг ткнул его локтем в бок и жизнерадостно заржал:

– По мне так тоже.

Тигренко хмыкнул, но промолчал, а вот Рысь не сдержалась, все еще дулась за утреннее угощение:

– Корявень, тебе бы ток пить!

– Усохни, егоза, – беззлобно отмахнулся сержант, – тебя еще и в проекте не было, когда дядя Олег учился грамотно поглощать спиртное.

– Учился-учился, да так и не научился, – хмыкнул Тиграш.

– У меня все еще впереди, – жизнерадостно ответил Дубов.

Весело переругиваясь они подошли к окошку, Шланг заглянул внутрь, гаркнул:

– Кузьмич! Кормить гостей думаешь или нет, нам на четверых обедик бы сообразить! – и обернувшись к спутникам предложил, – Выбирайте любой стол, сейчас нас будут кормить.

Уселись за средним столом, Тигренко покрутил головой, осматриваясь. Шесть столов по шесть мест за каждым, значит, тридцать шесть человек тут вмещаются на кормежку. Плюс часовые, дежурные и прочее, итого на базе человек пятьдесят, не мало, если подумать, женщин и детей тут понятное дело нет, по крайней мере, Тиграш нигде ничего указывающее на обратное не видел. А пятьдесят вооруженных мужиков, сила не малая, да и укрепились на совесть. Мародеры и прочая шушера сюда вряд ли сунуться, а случайно забредших мутантов, еще на подходе покрошат пулеметчики. Из размышлений его вырвал веселый вскрик байкера:

– О! Наконец-то, а то я уж думал, забыла ты про нас.

– Балабол, – высокая статная женщина бальзаковского возраста, с явно выраженными формами, отлично просматриваемыми сквозь желтую майку, улыбнулась. Симпатичное лицо с крупными правильными чертами, правда поначалу производило немного отталкивающее впечатление из-за немыслимого количества пирсинга: брови, нос, уши, все блестела от шипов и гантелек, даже в левую щеку она умудрилась вшить цепочку. К тому же черные кожаные штаны обтягивающие очень даже аппетитные ножки, тут и там блестят декоративными шипами, добавляя облику какую-то агрессивность. Тряхнула головой, откидывая рыжую челку с глаз, – Как ты был болтуном, так и остался.

Она неспешно стала расставлять деревянные тарелки с вкусно пахнущей кашей перед ними.

– Вот, это Кузьмич! – представил ее Шланг, – Или Екатерина Викторовна Кузьмич. Повезло ей с фамилией, даже погоняло выдумывать не надо.

– Да помолчи ты, – прогудел Дубов, с явным интересом рассматривающий кухарку, не обходя вниманием ни один аппетитный изгиб, – трещишь и трещишь, и впрямь балабол.

Кузьмич одарила сержанта улыбкой, от которой Корявень буквально поплыл, Рысь прыснула в кулак, но промолчала. Катя, тем временем освободив поднос, развернулась на кухню, кинув на последок из под пушистых ресниц еще один взгляд на сержанта. Корявень смотрел ей в след, пока она не скрылась в дверях кухни, медленно обернулся к столу. Выражение лица у Олега было такое, что прям, бери и пиши с него картину «Витязь пораженный красотой», провел привычно по бороде рукой, оглаживая, задумчиво произнес:

– Может побриться?

Первой засмеялась Кристина, секундой позже к ней присоединились и мужчины. Дубов сконфуженно скривился:

– А чего, что такого-то?

– Да ничего, – Рысь утерла выступившие от смеха слезы, – сбрей, конечно, свой веник, а то напугаешь еще кого, видел, как испуганно она на тебя смотрела. Прям, глаз не сводила, не иначе боялась, что ее медведь приведенный гостями укусит.

Последовал новый взрыв хохота, Корявень обиженно сопя, буркнул:

– Да ну вас, дурные вы какие-то.

– Дурные-дурные, – вновь съязвила Рысь, пододвигая тарелку, – один ты у нас прекрасный, как новый автомат. А побреешься так и вовсе великолепным станешь, как новый обритый автомат.

– Кристина, хватит, – сквозь смех попросил капитан, – а то неровен час, разобидится сержант, и покусает тебя, как помянутый тобой же медведь.

И вновь взрыв хохота, смеялись, что называется, до слез. Наконец потихоньку стали успокаиваться, и Тигренко вдруг с грустью подумал, что мир, который он знал, потерян для людей, а в этом новом мире, вполне нормально когда двадцатилетняя девчонка с утра расстрелявшая человека, теперь веселится, собираясь обедать. И никаких тебе мук совести, никаких истерик, мир к которому так стремились люди выдумавшие поговорку: «человек человеку волк» наступил, и изломанным зеркалом отражал истинную суть человека. Тиграш сжал кулаки, стараясь волевым усилием прогнать гнетущие мысли, вздрогнул, когда Кристина положила поверх его руки свою ладошку.

– Ром, что случилось? – она заглянула ему в глаза, и капитан вдруг понял, что все смотрят на него, ждут объяснений.