— Машина! — Разъяренно завопил он, — почему контроль не держите!

— Как его держать, — ответила машина, — водомерные трубки все забиты.

Теперь крен уже был за тридцать и похоже увеличивался с каждым часом.

Пришел первый помощник — "первый помещик", как его прозвали. А что виноват человек, что нечем ему заняться? Сам не найдет, а подсказать некому. Сейчас на его припухшем лице неприкрытый страх.

— Что? Что? — спрашивал он.

Но капитану Полушину было не до него. Щелкнул в голове невидимый тумблер и помчались, обгоняя и захлестывая друг друга, суматошные мысли-расчеты.

"Дальше танкероваться опасно. Теперь может так сыграть, что не поднимемся. А горючку жрем, все равно к точке заката ползем. А не дай Бог, ветерок".

Итогом этих мыслей было то, что на всех палубах, в каютах и отсеках залились звонки громкого боя, сея легкую панику в экипаже. Семь коротких, один продолжительный.

Оставление судна.

Заслышав эту зловещую трель, каждый, где бы он не находился, бросал все и мчался на шлюпочную палубу.

Сигнал тревоги дублировался по принудительной трансляции и понятное дело, Савелий тоже, неуклюже топоча по трапам, мчался со всеми, иных даже обгоняя.

— Привести в готовность плавсредства! Спустить боты и плоты на воду!

— Так мы же их рыбакам на той неделе подарили, товарищ капитан, — сказал вдруг Жженный, отводя глаза. — Нету ботов.

— Ка-а-к подарили? — И выскочив ошалело на мостик, Полушин оглядел корму. Точно, ни одного бота на лебедках не было.

— Пропил, подлец! Спишу! Под суд отдам! — потрясал кулаками капитан.

Жженный бросил штурвал и побежал спасаться. За ним шагнул было и первый помощник, да капитан остановил.

— А вы куда? По инструкции… вместе со мной… в последнюю очередь.

— Капитан! Дорогой, — рухнул вдруг тот на колени, — что я вам плохого сделал… пощади, только дачу купил.

Глядя на него, Полушин неожиданно успокоился, сказал с презрением:

— Иди… комиссар. Только документы не забудь.

— А… документы… щас документы.

И кенгуриными мощными прыжками, будто ему ракету сзади приставили, он помчался в каюту.

Но ключ, черт подери! Куда подевался ключ от сейфа! А ведь именно в сейфе находилась та синяя папка с грифом "Для служебного пользования", за которую головой отвечал первый помощник и если не мог сохранить — обязан был уничтожить.

Ключ, конечно, пропал. И тогда первый помощник, рыхлый пожилой мужик, вот уже четвертую пятилетку не поднимавший ничего тяжелее шариковой ручки и ложки, с неожиданной силой вывернул сейф через комингс, выкатил на палубу и как макаронины разогнув сантиметровой толщины леер, столкнул его вниз.

Сейф ухнул в воду глубинной бомбой. Волна от его удара едва не захлестнула ближайший плот. — Будьте свидетелями, — вопил сверху первый помощник, — Я его утопил!

— Это кого он, капитана, что ли?

— Нет, наверное, третьего за боты!

Первая паника схлынула. Моряки разместились в плотах. Стали было пересчитываться, но тут крутая волна ударила в борт "Чемпиона" и капитан заорал в мегафон:

— Отходите, туды вашу! Разобьет!

А и орать не надо было. Волны и ветер откинули плоты и теперь уже при всем желании трудно было приблизиться к судну.

Легко крутясь на волнах, как оранжевые фантастические птицы все три плота помчались к горизонту.

— Подберут, — спокойно проводил их капитан, — SOS дали, течение здесь к берегу гонит, прилив скоро. Все за них. Может и меня успеют.

Последнюю мысль, впрочем, он воспринял равнодушно. Удивительно, но сейчас Полушин даже легкость какую- то в душе почувствовал. Страшно подумать, как давно он не отдыхал, сколько уже лет ему не удавалось побывать в такой вот покойной тишине, в полном расслабляющем одиночестве.

Ага, в полном!

— Борщ-то остынет, — раздалось со вздохом над ухом.

Капитан дернул головой. У порога стояла Дуня — повариха, грустно, с жалостью глядя на него.

— Как… ты здесь. Зачем же, Дуня?

— Куда я от вас, Левонтий Иванович?

Дуня подошла и с высоты своего гренадерского роста поцеловала капитана в лысину, как мальчишку прижала к себе.

— Да не боись, все одно Бога не обманешь, а людей тут нет никого.

Что-то дзенькнуло и натренированным за много лет подпольной любви движением капитан и повариха отпрыгнули друг от друга. Дверь рубки медленно распахнулась и, ошалело оглядывая их, появился Савушка с балалайкой.

Все долго молчали, потом Савушка счел необходимым пояснить:

— А я это, балалайку забыл. Пока бегал…

— Пойдем-ка обедать, — сказала Дуня и тронула капитана за плечо.

Левонтий Иванович ловко ширнул ее локотком и прошептал:

— Не забывайтесь, здесь команда.

И тут ему показалось, что стоять стало значительно легче. Он оглянулся и увидел, что стрелка кренометра медленно ползет к нулю.

"Чемпион", скрипя всеми шпангоутами, выпрямлялся.

А в кают-компании корабля, непонятным образом восставшего из мореной пучины, сидел Дед с мазутным пятном на щеке и хмуро жевал луковицу.

— Куда это народ подевался? — спросил он у капитана.

— На соревнованиях по гребле, — подумав, сформулировал Левонтий Иванович. — Если крен совсем устранил, то пускай дизеля, собирать пойдем.

После обеда все разошлись по своим местам. Савелия капитан поставил за штурвал — если на велосипеде умеешь, то и тут справишься. Дед наддал оборотов и, описывая под рукой Савелия залихватские кривулины, "Чемпион" помчался догонять бросивший его экипаж.

Капитан тем временем прошел по палубам. В распахнутой настежь каюте первого помощника, на глаза ему попала синяя папка с грифом "ДСП".

— Чего же он сейф топил, — удивился Левонтий Иванович и забрал папку.

Часа через два показались плоты. "Чемпион" обогнал их и остановился, подрабатывая против волн самым малым. Натерпевшиеся за эти часы страху, замерзшие и голодные беглецы и впрямь как на спортивных состязаниях, наперегонки погнали плоты к "Чемпиону". Скоро все уже поднялись на борт и разбежались переодеваться и обедать. Только на последнем плоту стоял первый помощник, держась за трап и не решаясь ни отпустить его, ни шагнуть вверх.

— Все же видели, как я его утопил, — уныло повторял он. — Все одно не жизнь теперь.

— Да бросьте, — терпеливо уговаривал его капитан, — из- за куска железа сокрушаться. А если вы за документ боитесь, так вот он — документ.

Он помахал синей папочкой и первый помощник полез вверх, не сводя с нее завороженных глаз.

И над всеми палубами прозвучало:

— Отбой учебной тревоги! Отбой учебной тревоги! Всему экипажу за умелые действия в условиях, приближенных к действительным, объявляю благодарность… Третьему штурману Жженному зайти в каюту капитана.

"Чемпион" выходил на прямую, в конце которой он должен был превратиться в гостиницу.

— Назову ее, — мечтал капитан, — "Плавучим монастырем". Дуня буфетом будет заворачивать, Тимонин на балалайке играть, на мне, конечно, общее руководство. А тулуп этот французский пусть она сама себе покупает.

…Причал был полон встречающих, но Савушке он показался безлюдным, так резко в глаза, в сердце ударили эти две фигурки. Тоненькая женщина вперед выставила, будто защищаясь мальчика. И в нескольких шагах чемодан с широкими ремнями, вместе еще в Киеве покупали.

Бесконечно долго швартовались, вечность, покачиваясь как в тумане, шел Савелий по трапу пока наконец не остановился, как будто в тяготение мощных планет втянутый в сияние родных глаз и лиц.

— Папка! Мы уже забегались за тобой, — по-взрослому вздохнув, сказал Тимка и мертвой щенячьей хваткой обнял отца за колени.

— Одного нет, — критически оценил ситуацию капитан — сверху ему было хорошо все видно.

— Левонтий! — вдруг раздалось на весь причал и колени у капитана предательски дрогнули. — Ну что Ты стоишь истуканом, иди сюда, я уже договорилась…