ФРЕЙД. А как же мы?

НЕЗНАКОМЕЦ. Кто «мы»?

ФРЕЙД. Мы, люди? (Нерешительно.) Разве мы не… не забава для вас?

НЕЗНАКОМЕЦ. Слушайте, вы когда-нибудь перечитываете свои труды?

ФРЕЙД отрицательно качает головой.

(Лекторским тоном.) Я — превыше всего, и нет ничего превыше меня. Я создал все. И куда ни подайся — везде или я сам, или мои твари. Люди слишком самонадеянны, чтобы предположить, что Богу не так уж приятно их общество, а где ему взять другое?! Быть всем чудовищно скучно… И страшно одиноко…

ФРЕЙД (мягко). Одиночество царя…

НЕЗНАКОМЕЦ (повторяет, как эхо, задумчиво). Одиночество царя…

С улицы доносится шум погони. Нацисты преследуют мужчину и женщину. Затравленные вопли беглецов. Резкие выкрики нацистов. ФРЕЙД и НЕЗНАКОМЕЦ болезненно вздрагивают.

(Внезапно.) Вы мне верите?

ФРЕЙД. Не совсем.

НЕЗНАКОМЕЦ. И правильно.

Мужчину и женщину на улице догоняют и начинают избивать. Они страш-но кричат. Это невыносимо.

ФРЕЙД вскакивает и устремляется к окну. НЕЗНАКОМЕЦ встает у него на пути.

Пожалуйста, не надо.

ФРЕЙД. И вы все это допускаете!

НЕЗНАКОМЕЦ. Я создал человека свободным.

ФРЕЙД. Свободным творить зло!

НЕЗНАКОМЕЦ (не подпускает его к окну, между тем крики усиливаются). Одинаково свободным творить добро и зло, иначе это не было бы свободой.

ФРЕЙД. А сами ни за что не отвечаете?

Вместо ответа НЕЗНАКОМЕЦ отступает и позволяет ему пройти. ФРЕЙД подскакивает к окну. Крики стихают.

Слышен только удаляющийся топот сапог.

НЕЗНАКОМЕЦ устало опускается на стул.

Их схватили и увели… (Поворачивается к НЕЗНАКОМЦУ.) Куда?

НЕЗНАКОМЕЦ (обессилено). В лагеря…

ФРЕЙД. В лагеря?

ФРЕЙД ошеломлен этим известием. Он подходит к НЕЗНАКОМЦУ, который расстроен еще больше, чем он сам…

Остановите их! Прекратите все это! Как же можно верить в вас после всего этого? Остановите! (Трясет его за ворот.)

НЕЗНАКОМЕЦ. Не могу.

ФРЕЙД (бешено). Вмешайтесь! Остановите этот ужас! Ну! Быстро!

НЕЗНАКОМЕЦ. Не могу. Я больше не могу!

Собрав все силы, НЕЗНАКОМЕЦ встает, подходит к окну, закрывает его. Теперь хотя бы не слышно грохота сапог… В изнеможении он прислоняется к стеклу.

ФРЕЙД. Ты всемогущ!

НЕЗНАКОМЕЦ. Нет. В тот миг, когда я сделал людей свободными, я утратил свое всемогущество и всеведение. Если бы я создал механических роботов, то мог бы все знать заранее и все держать под контролем.

ФРЕЙД. Тогда зачем ты вообще сотворил этот мир?

НЕЗНАКОМЕЦ. Из того побуждения, которое заставляет делать все глупости, через которое все возникло и без которого ничто бы не возникло… из любви.

Смотрит на ФРЕЙДА, тот в замешательстве.

Ты отводишь глаза, мой Фрейд, любящий Бог тебе не по вкусу? Ты предпочел бы Бога карающего, с насупленными бровями, гневным челом, и мечущего молнии? Все вы, люди, хотите не любящего, а грозного Отца…

Подходит к сидящему ФРЕЙДУ и опускается перед ним на колени.

Чего ради стал бы Я создавать вас, если не потому, что возлюбил? Но вам не нужна Моя любовь, не нужен Бог, который проливает слезы… страдает… (Ласково.) Ну да, тебе милее Бог, пред которым ты бы простирался ниц, а не такой, коленопреклоненный…

Стоит перед ФРЕЙДОМ на коленях. Держит его руку. ФРЕЙД смущенно смотрит в сторону.

НЕЗНАКОМЕЦ поднимается с колен и подходит к окну, откуда доносится мелодия. Открывает окно. Нацисты поют свои марши.

Правда, красиво поют?

ФРЕЙД. К сожалению, да. Если бы глупость всегда была безобразна…

НЕЗНАКОМЕЦ. Вы, люди, любите красоту…

ФРЕЙД (удивленно). А вы нет?

НЕЗНАКОМЕЦ. Я?.. (Припоминая.) Пожалуй, как-то раз… было что-то такое необычайное…

Он поднимает голову и жадно расширяет ноздри. Все явственнее звучит поющий женский голос. ФРЕЙД прислушивается.

Мне ведом шепот облаков, крик диких гусей, когда они, взяв курс на Африку, острым клином вспарывают небесную гладь, мне ведомы сны кротов, любовные стоны земляных червей, мятежный бег комет, но такого…

Музыка становится все громче… Такого я не знал.

Музыка нарастает. Это ария Графини «Dove sono i bei momenti» из «Свадь-бы Фигаро».

Сначала я подумал, что это какой-то из земных ветров заплутал на Млечном Пути… я подумал… что это любящая мать открывает мне объятия где-то в глубинах бесконечного Космоса… я подумал…

ФРЕЙД. Что это было?

НЕЗНАКОМЕЦ. Моцарт. Это может заставить уверовать в человека…

Громко звучит ария. ФРЕЙД сидит за столом, опустив голову на руки, слушает с закрытыми глазами.

НЕЗНАКОМЕЦ незаметно для него прячется за штору.

АННА. Папа!

Музыка обрывается. ФРЕЙД выходит из забытья и, задыхаясь от боли и радости, шепчет имя дочери.

ФРЕЙД. Анна…

Они обнимаются.

ФРЕЙД, со слезами на глазах, гладит ее, как маленькую девочку.

Анна, радость моя, горе мое, счастье мое…

АННА прижимается к нему и плачет.

Они сделали тебе что-то плохое?

АННА. Пальцем не тронули.

ФРЕЙД еще сильнее прижимает ее к груди.

Расспрашивали про наше общество… хотели знать, имеет ли Ассоциация психоанализа отношение к политике… Я, кажется, убедила их, что не имеет… Папа, ты меня раздавишь…

ФРЕЙД ослабляет объятия.

…наврала, что мы просто кучка безобидных любителей… самой стыдно… (Спохватывается.) Нельзя медлить ни минуты. Я слышала там страшные вещи: насколько я поняла, евреев угоняют в какие-то лагеря, а что там с ними потом делают, неизвестно…

ФРЕЙД (мрачно). Я знаю.

АННА смотрит на него изумленно.

АННА (продолжает). Но хуже всего, папа, что евреи молчат. Их сгоняют туда, в гестапо, они часами безропотно ждут, их оскорбляют, плюют им в лицо, увозят, а они — ни слова.

Раздраженно шагает из угла в угол.

Они ведут себя так, будто всё это заслужили! Но в чем их вина? В том, что они евреи? Это что, преступление, проступок — быть евреем? А маленькая Маша, твоя внучка, которая только-только родилась, чем она виновата? Тем, что родилась? Что живет на свете?

ФРЕЙД. Мы уедем отсюда.

АННА. Уедем и все расскажем. Чтобы весь мир знал.

ФРЕЙД. Уедем и будем молчать. Потому что в Вене у меня остаются две сестры… и им придется расплачиваться. Потому что остаются другие евреи, которым отомстят за нашу дерзость…

АННА. Как, ты тоже?! Тоже будешь молчать?

ФРЕЙД. Меня, так или иначе, уже держит за горло смерть.

АННА бросается ему на грудь.

Уедем, мы скоро уедем, детка!

ФРЕЙДА душит кашель.

АННА. Ты курил!

ФРЕЙД. Я дожидался тебя.

АННА. Все равно, тебе нельзя курить!

ФРЕЙД хватается за горло, его мучает боль.

ФРЕЙД. Узел затягивается, Анна. (Собираясь с силами.) Уедем отсюда. Я вел себя легкомысленно, держал тебя здесь несмотря на опасность, думал только о своей шкуре, старой, никому не нужной шкуре, которая присохла к Вене… (Вдруг соображает, что НЕЗНАКОМЕЦ исчез.) Да где он? Я хотел вас познакомить. Он только что был здесь…

АННА. О ком ты говоришь?

ФРЕЙД (заглядывает за шторы). Пока тебя не было, ко мне пришел один гость… гость необыкновенный… он вселил в меня надежду…

АННА. Кто же это?

ФРЕЙД (торжественно). Незнакомец! Но с ним стоит познакомиться, большего я пока не могу тебе сказать. (Безуспешно ищет повсюду.) Но как же… он не выходил… ни через дверь, ни через окно… Мы разговаривали, когда ты пришла.

АННА. Ты был один.

ФРЕЙД. Он просто спрятался, когда тебя увидел. Мы спорили.