13 июля 1924 Дуденево Мотыльки Мотылечки — мотыльки, Белые, пушистые, Сверху падают, кружась, На поля иглистые. Распростились в вышине Со своими гнездами И спускаются они Маленькими звездами. Что влечет их в дальний путь? Иль на них гонения, Что покинули они Горние селения? Разлюбили-ли они Выси поднебесные? Иль пленяют мотыльков Дали неизвестные? И летят, летят, кружась, На-земь, онемелые, Неземные мотыльки Серебристо-белые. Галя Моей дочурке Галеньке Лишь пятая весна. Сижу я с нею в спаленке У светлого окна. — Смотри, смотри в окошечко: На небе, как в лугах, Идет неспешно кошечка С сережками в ушах. Смотри, она повесила Свой хвостик на траву! — Кричит дочурка весело И грезит на-яву. А там вон словно уточка Купается в пруде. И рыбка ловит удочку В голубенькой воде. Нельзя-ли, папа, Галечке Туда-же: над леском На розовой мочалочке Качаться мотыльком? 15 июля 1924 г. Дуденево Телок I. Весною с радостью Буренка: Однажды утром, на заре, Родила желтого теленка, Желанного в родном дворе. И удался телок на-диво: Красив и легок на бегу. Как радостно он и игриво Потом резвился на лугу! Угонят мать с другими в стадо, А он, привязанный за пень, За частокольною оградой Гуляет весело весь день. Порой бывает и неловко: Хотя меж ним и пнем длинна, Мягка пеньковая веревка, Но все-же шею трет она. Зато как шолков луг зеленый, Как лакома его трава! И шепчут ласковые клены Телку веселые слова. А в высоте, над головою, С утра до ночи, без дорог Блуждает тихою стопою Другой восторженный телок. II. Растет Буренкина отрада. Ей жизнь привольна и легка. Теперь с ней вместе гонят в стадо И золотистого телка. Бежит он легкою походкой И не оглянется назад. И смотрят радостно и кротко На шелк лугов его глаза. А в высоте, слегка покатой, Другой, такой-же золотой, Телок гуляет до заката По луговине голубой. III. Дохнул сентябрь. Под небесами, Порой спускаясь до земли, Плывут с седыми парусами Намокнувшие корабли. С полей и рощ взмывают птицы, Сплочаются при вожаке. И длинные их вереницы Скользят и тают вдалеке. А лес, недавно величавый, Склонился скорбно головой И плачет, горько плачет ржавой И грязноватою слезой. И вот услышала Буренка В хлеве решенье мужика: — Зарезать следует теленка. Не нужно в зиму нам быка. — И загрустила горемыка И лижет детище свое. А он, наивный, лишь помыкал, Не разгадав тоски ее. IV. Пришел октябрь. Поля, дубровы И луг и кровли в серебре. Чуть свет, увидела корова Чужого парня на дворе. Хозяин снял с гвоздя веревку И, позамешкавшись слегка, Аркан накинул и неловко В ворота поволок телка. Метнулась к выходу Буренка И замычала на бегу. Увы! Веселого теленка Не видеть больше на лугу! Когда вошел хозяин снова, Краснел топор в его руке. И горько плакала корова О золотом своем телке. 15 июля 1924 г.
Дуденево Хорек На низких лапках, темнобурый, С глазами острыми, как сталь, Присел под кустиком и вдаль Глядит: не выбегут-ли куры В малинник ягод пощипать? Не видно. Сели куры спать. Поводит хищник острым оком И напрягает чуткий слух. Темнеет. В пологе глубоком В сетях запутался петух. Ах, если-б крылья, без труда Вскочил-бы хорь к нему туда! Но там горят лампады ночи И волки серые бредут. Вперять в них ищущие очи Напрасный безполезный труд. Не для луны и звезд и зорь Острил глаза удалый хорь. Чу! Где-то клохчет сонно клушка. Цыпленок пискнул в полумгле. Хорек — ядром из глотки пушки — На звук пустился по земле. Настиг и клушку и цыплят И свистом оглашает сад. |
